Ромашки

      «Любит, не любит…» и далее по тексту.       Отрывать лепестки цветам с желтой серединкой было истинно девичьим занятием, а уж для темного майа и вовсе идиотским. Однако Саурон, притащив ворох ромашек и усевшись на подоконник черного замка, решал жизненно важный для себя вопрос. Всякий раз, обезглавив очередной цветок, Гортхаур получал «к черту пошлет». Такой ответ майа не устраивал (тем более, он не знал, что за существо этот черт, и вряд ли поход к нему Саурону понравится. Если черт являлся эльфом, то дело, конечно же, приняло бы более кровожадный оборот), поэтому Гортхаур с завидным упорством лишал ромашек белого окружения.       – Чем занимаешься?       От голоса неожиданно появившегося Мелькора Саурон засуетился, быстро выкинул оставшиеся цветы в окно (внизу кто-то из орков крайне изумится подарку «с небес») и ответил, не поднимаясь с подоконника:       – Ничем.       Естественно, темный вала не поверил – он вообще был очень подозрительным даже со своим подчиненным, словно ожидал подвоха. Но преданный ему Гортхаур скорее бы убил себя, чем подвел Мелькора.       – Поднимись.       А вот приказ игнорировать нехорошо, но Саурону стало ужасно стыдно за такое дурацкое времяпровождение, поэтому он опустил глаза и принялся рассматривать свои кольца, нарочно медленно изучая каждый камень, каждую оправу, в деталях вспоминая процесс создания украшений. Нервная паника не прекращалась, а наоборот, нарастала.       Мелькор был уже близко – казалось, черное покрытие доспехов источало гнев их владельца.       – Встать!       Мысленно назвав себя романтичной бабой, Гортхаур повиновался: на пол посыпались белые лепестки, выскользнув из складок его одежд. Мгновенно покраснев, Саурон мечтал сигануть в окно следом за выброшенными ромашками. Это было лучше, чем оправдываться перед Морготом.       – Прекрасно, – сказал с презрением темный вала и внезапно для чуть успокоившегося Гортхаура схватил его за подбородок рукой, закованной в металл цвета тьмы.       – Запомни одно простое правило: ты можешь врать кому угодно, плести интриги, обманывать, обводить вокруг пальца… Но по отношению к себе ложь не потерплю! Уяснил? – рявкнул Мелкор.       Конечно, Саурон уяснил, кивнул и закусил губу, радуясь, что отделался лишь устным выговором. Бауглир же неопределенно то ли хмыкнул, то ли усмехнулся и покинул залу. От взмаха плаща темного вала лежавшие на полу тонкие лепестки взметнулись белесым облачком.       Гортхаур тоскливо вздохнул.

***

      Вопрос, волновавший темного майа, нещадно терзал его, не давая уснуть. Мелькор предавался сладкому сну, прижав к себе Саурона на манер любимой игрушки. Гортхауру было тесно, жарко и надоело дышать в ключицу Бауглира, но такое объятие-придушение он бы ни на что не променял.       В этом весь Моргот. После краткой прелюдии (а майа хотелось ее немного продлить хотя бы на минуту – за стандартные тридцать секунд Саурон не успевал насладиться поцелуями) Мелькор переходил собственно к активным действиям. Получив то, что нужно, темный вала сгребал малость ошалевшего Гортхаура в охапку и засыпал с чувством выполненного долга. А его Бауглир выполнял безукоризненно.       Осторожно высвободившись, Саурон предпринял рискованный шаг – разбудить Мелькора, что тому может очень не понравиться. И все же Гортхаур легонько потряс вала за плечо.       – В чем дело? – буркнул злобно-трогательный после сна Бауглир.       – Я хочу тебя кое о чем спросить…       – Кратко и по существу.       Разрешение было получено, с чем темный майа себя и поздравил. Теперь следовало как можно точнее выразить свою проблему и получить какую-нибудь реакцию. Хотя нет – не какую-нибудь, а самую ожидаемую Сауроном. Прервав зрительный контакт (Мелькор смотрел на своего подчиненного неотрывно), Гортхаур лег на спину и начал излагать суть. Излагалось трудновато и вопреки просьбе Моргота длинно и беспорядочно.       – Мы с тобой довольно давно вместе… Всюду, так ведь? Поэтому мне нужно узнать одну вещь. В принципе, что бы ты ни ответил, я все равно буду рядом, примчусь по первому зову и отправлюсь по твоему приказу, куда скажешь. Меня мучает вот что – каков мой статус при тебе помимо твоего первого сторонника? Не думай, что мне его мало, но… – Саурон все-таки решился и выпалил: – Ты меня любишь?       Было слышно, как за окном воет северный ветер, с остервенением расшвыривая по небу ошметки свинцовых туч. А еще в ответ сгоравшему от стыда и нетерпения Гортхауру раздалось размеренное дыхание Бауглира – темный вала снова спал.       – Ну я и дурак – развел сопли. Надеюсь, никогда не наступит день, когда из Жестокого я стану прямой противоположностью.       Выбросив из головы собственные сентиментальные мысли, которые довольно дико смотрелись на фоне планов по уничтожению армий противника, Саурон погладил Мелькора по щеке и тоже заснул.

***

      Моргот просыпался рано и сразу же покидал кровать, ненавидя валяться без дела. Гортхауру же он это позволял, вернее, ничего не говорил вообще. Чем Саурон и пользовался, мечтая… Стоп, мечты отменяются. Всё будет как прежде: никаких проявлений нежности и никаких вопросов. Всё и так неплохо.       То, что увидел темный майа, заставило его мигом избавиться от дремы. На подушке лежала ромашка с одним-единственным лепестком.       Мелькор не оставил Саурону выбора.