Операция "Ревность"

- Нет. Я говорил раньше и скажу еще раз – нет, - Ричард демонстративно сложил руки на груди и в крайней степени выразительно уставился на Джексона. - Боже мой, да что я такого прошу?! – тот в ответ всплеснул руками и откинулся на спинку стула, вконец раздосадованный не оправдавшимися ожиданиями. Они сидели друг напротив друга, не меняя поз, Армитэдж все ломался, как девица на первом свидании, а Питер злился, лишь железным усилием воли сохраняя видимое благодушие. Шел третий час «переговоров». - Что такого? Я подписывал контракт на участие в съемках, а не в борделе! – не выдержал, наконец, актер и даже привстал со стула, видимо, рассчитывая, что этим сможет убедить собеседника – нет – тирана в своем окончательном и бесповоротном отказе. Увы, последний никак не желал сдаваться. - О каком борделе речь, Ричард? – не очень правдоподобно ужаснулся Джексон, в тайне мечтая связать упрямца и… Что конкретно «и» он пока не придумал, но заранее был уверен, что на душе полегчало бы. – Я не прошу тебя рвать на себе одежду, да-да, не смотри на меня так, некоторые и не такое просят. А я - ничего сверхъестественного! Приобнять невзначай, руку на плечо положить, встать поближе, шепнуть что-нибудь на ухо… Ой, перестань, этот твой взгляд перестал впечатлять меня еще в конце первой недели съемок. Армитэдж умел смотреть так, что всё живое в радиусе пятидесяти метров поспешно растворялось в атмосфере (частично именно поэтому ему и досталась роль Дубощита), но ушлый режиссер довольно быстро смекнул, что суровый взгляд – это, собственно, всё, на что Ричард способен. - Ну, Ричард, ну, что тебе стоит? – возможно, такая тактика могла бы принести больше успеха, чем традиционный разговор двух нормальных, взрослых людей – Пару раз? Три… Нет, четыре, а? – Джексон чувствовал себя идиотом, круглым таким, набитым, однако, черт подери, ему во что бы то ни стало нужно было получить согласие двухметрового гнома-параноика. Для чего он, спрашивается, пережил скандал с New Line Cinema? И Гильермо дель Торо. Особенно Гильермо дель Торо. Уж точно не для того, чтобы упертый баран, то есть актер, срывал ему съемки второго фильма. Студии нужны деньги, студии нужны зрители и фанаты, даже если они больны на всю голову. Нужны – и всё тут. Ричард красноречиво молчал. Питер думал. Кофе в чашках остывал. - Послушай меня, друг мой, - зашел режиссер с другой стороны – Твое упрямство не принесет тебе мира… А нам – денег и популярности. – и глядя на то, как Армитэдж начинает хмуриться сильнее прежнего (если такое вообще было возможно), поспешно продолжил - Да пойми же ты, ЭТО – часть проекта, часть фильма, рекламы и… - ЭТОГО – передразнил Ричард, описав в воздухе руками пируэт так, что «это» в его интерпретации приобрело размеры и формы большого арбуза, – Не было в моем контракте. И мне без твоего ЭТОГО уже аукается. Даже несмотря на то, что я вообще-то просил не писать про меня никакой… литературы сомнительного содержания, почти умолял их не портить замечательное произведение. Это же Толкиен, в конце концов! Разумеется, он ни одной книги профессора полностью не прочел, но это совершенно не мешало уверенно оперировать данным аргументом. Точно так же, как и наивно полагать, что толпа обезумевших фанаток внемлет его увещеваниям. А вот Джексона, к примеру, этот факт вообще не расстраивал. И даже наоборот – еще больше укреплял в нем решимость таки склонить актера к фансервису, который, без сомнения, поднимет их рейтинги на пьедестал. Вот только Ричард оказался птицей гордой – просто так не полетит, и пинка хорошего не дашь, ибо, ну куда без него, без Торина-мать-его-Дубощита? - В общем, так. Дам выходной. - Вы его хоть спросили? - Два выходных. Три..? - Он что, согласился?! - Пять. Пять выходных, Дубоэ-а-Армитэдж, кто еще сделает тебе такое предложение? Скатаешься домой, навестишь родственников… - …Сделаю пластику, сменю имя, номер телефона и место жительства, – закончил за режиссера «Дубоэ-а-Армитэдж», уже во всех красках представивший себе каламбур, который начнется в случае, если он поведется на увещевания Джексона. – Ты выкручиваешь мне руки, Питер. Назови мне хоть одну причину, почему я должен отказаться от своих жизненных принципов? – железобетонных принципов, надо заметить, потому что Ричард, в отличие от многих своих коллег, ни разу за всю свою карьеру не играл гея. Даже на сцене драматического кружка. Даже в шутку! Сыграть нетрадиционную ориентацию для актера-мужчины – означает пройти боевое крещение и познать всю силу актерского дзен, это проходят все. Ну, почти все. Ричард Армитэдж настолько брутален, что считает себя исключением, если не из всех правил, то из этого уж точно. И даже глубокое, искреннее уважение к такому великому режиссеру, как Питер Джексон, его не переубедит. Неа. Нет. Ни-за-что. Пока Ричард наслаждался своей несгибаемостью, выше упомянутый режиссер обдумывал ответ, который сразил бы его «противника» наповал. - Мартин, – выдал он в итоге с таким видом, будто копье вонзил в издыхающего дракона. - Ма… Не понял..? - Ну как, Мартин милый парень, и вот уж он-то понимает всю важность этого предприятия. - То есть он согласился? – актер заметно напрягся… - Нет. …И расслабился. - В смысле я его не спрашивал, НО! Уверен, он не станет выделываться. - Я не выделываюсь! - Нет, конечно. Но у вас здорово получается - эм - взаимодействовать на площадке. - И поэтому я должен делать вид, что с ним тра… Сплю? - Да почему сразу спишь!? Давай называть это крепкой мужской дружбой. Ричард как-то задушено выдохнул и закрыл лицо руками, стараясь сдержать свирепый рык, которому позавидовал бы сам Смауг. Это что, никогда не закончится? Питер, в принципе, думал примерно так же, но немного в другом ключе: он когда-нибудь согласится? Хотя, было очевидно, что на сегодня лимит терпения у обоих закончился. С тоской глянув на безнадежно остывший кофе, режиссер решительно поднялся на ноги и подхватил висевший на спинке стула пиджак. - Заставить я тебя, само собой, не могу, но всё же прошу подумать. И одуматься. Нам нужна поддержка, чтобы продолжить съемки. Что ж, приятного аппетита, – Джексон окинул взглядом коллегу и его одинокую белую чашечку эспрессо. – Общий сбор завтра. В девять. Джексон удалился в закат, а Ричард еще долго хмурился ему вслед, размышляя на тему "почему я" и "за что". Пресвятая Дева, он ведь шел в драматический театр не для того, чтобы особо впечатлительные извращенки писали про него непотребства, а потом визжали перед экранами, глядя на то, как он обнимается с другим мужиком. С Мартином чертовым Фриманом, который наверняка ведь согласится на предложение Джексона, ведь он весь такой правильный – все на благо проекта. Ну, да, на благо. Армитэдж наслаждался съемками «Хоббита», да что там, все они наслаждались. Тяжелая работа, бессонные ночи, синяки и прочие радости актерской жизни – ничто по сравнению с удовлетворением, которое получаешь от реализации собственной энергии. Так что фильм стал для его героев новой «второй жизнью». К тому же, если судить объективно, актерский состав здорово поладил между собой. Не то, что бы они не были знакомы до того, как приступили к съемкам - с некоторыми из коллег Ричард учился, с некоторыми встречался ранее на ковровых дорожках Голливуда - но только на киностудии под руководством Джексона выпал шанс узнать друг друга получше. И они узнали, что уж там. И режиссер, в общем-то, был прав, когда говорил про Фримана – приятный человек, в меру веселый, в меру вежливый. Одним словом – взрослый. Мартин был младше самого Ричарда, но они довольно скоро нашли общий язык, и проблем на площадке у них никогда не возникало. Но это ни разу не повод флиртовать в интервью перед камерами, подыгрывая больным фантазиям фанатов! Это удел МакЭвоев с Фассбендерами, которые кричат в эфире о том, трахаются по утрам, как кролики, поддерживая свою химию… Ну, ладно, МакЭвой кричит, но у него всегда было туго с тормозами – это Армитэдж понял еще в драматическом театре, но Фассбендер-то, по ходу, ничего против не имеет. Или не рискует открывать рот. Как бы то ни было, их судьбу Ричард повторять не хотел. Даже при всем своем благодушном отношении к партнеру по съемкам. Пусть Джексон хоть на стены лезет и по потолку скачет, но фансервисом грешить он заставить Ричарда не сможет. Последний был в этом (и в себе) совершенно уверен. Уверен, а потому совершенно не понял, как оказался следующим днем на площадке Бенедикт Кембербетч, который вообще-то половину своей работы в студии уже закончил, а другую половину должен был производить не то, что в другом месте, но и в другой стране… На общем собрании по традиции Джексон произнес торжественную речь, посвященную началу съемок второго фильма намеченной трилогии, и завершил ее эффектным пассажем из серии: «Знакомьтесь, это Бенедикт, он будет жить с нами». Все дружно уставились на сидящего рядом с Мартином Кембербетча, а режиссер почему-то - на Ричарда. Это был мимолетный, но очень внимательный и расчетливый взгляд, под которым Армитэдж начал невольно лихорадочно вспоминать, в каких грехах был замешан, а главное – как его засекли. Впрочем, мгновение спустя, Джексон уже лучезарно улыбался съемочной группе и не обращал никакого внимания на одного из ведущих актеров, и последний решил, что беда миновала. Черта с два. Несколько следующих невероятно долгих дней для Армитэджа прошли под эгидой «Я и Кембербетч» или, точнее, «Я, Кембербетч и Джексон», потому что последний так рьяно настаивал на ближайшем знакомстве двух актеров, что Ричарда начали посещать не самые приятные подозрения: неужели, потерпев фиаско с Фриманом, режиссер решил создать другой фансервисный дуэт?! Да с чего он вообще решил, что дело в Мартине? Долбаный меркантильный извращенец! К слову, Бенедикт, судя по всему, так же не испытывал особого восторга от общения с неюным дарованием Хобитчьей саги, да и вообще, как понял Армитэдж из вынужденных задушевных бесед, любовью к Толкиену не пылал. При всем при этом, нужно было признать, что Кембербетч не был неприятным собеседником. Он с охотой рассказывал о своих ролях и спрашивал про карьеру Ричарда, не издевался, не язвил, шутил не обидно, но остро – так, что действительно хотелось смеяться, был дружелюбен, но чуть отстранен и границы не переходил. В общем, в нем угадывалось всё то, что до этого ярко фигурировало во Фримане. Совпадение? Интересно - думал Армитэдж – они действительно просто до такой степени похожи или же это результат долгой совместной работы над «Шерлоком»? Вероятность последнего отзывалась очень неуютным ощущением где-то в желудке, поэтому Ричард решил, что больше перекусывать хот-догами в перерывах между сценами не будет. Друзьями, несмотря на все старания Джексона, гном и дракон (он же некромант) всё же не стали, и Армитэдж от чего-то чувствовал, что в этом по большей части его вина. Ну, вызывал у него доброжелательный с виду Бенедикт какие-то непонятные и не поддающиеся логике подозрения, которые мешали относиться к нему хоть сколько-нибудь положительно. Даже несмотря на то, что другие члены съемочной группы кудрявого брюнета не обделяли должным уважением (он всё же, вроде как, был неплохим актером) или хотя бы принимали как должное. Возможно, дело было в том, что Кембербетча за каким-то чертом притащил в Зеландию Питер, любые телодвижения которого сами по себе, с некоторых пор, не вызывали доверия. Вообще ни на грамм. Так или иначе, но, как только режиссер-террорист с замашками рабовладельца ослабил контроль за активным налаживанием отношений Дубощита и Смауга, последний как-то сразу пропал со всех горизонтов Армитеэджа… И немедленно обнаружился на подступах к горизонтам Фримана. С каждым днем Бенедикт все больше завоевывал симпатии членов съемочной группы и раздражал Ричарда. И дело было вовсе не в том, что и без того необширная женская половина персонала едва ли не висла на этом, прямо скажем, не самом симпатичном мужчине, а в том, что этот мужчина едва ли не вис на хоббите. То есть на Мартине. И тот был, кажется, совершенно не против. За все время совместных съемок Ричард не видел, чтобы Фриман столько улыбался и шутил: нет, он не хандрил постоянно, но вел себя сдержанно, а тут… Тут слух улавливал такие шуточки, от которых волосы вставали дыбом. А еще химия. Или даже ХИМИЯ, ибо у этих двоих она была странная, но очень заметная, казалась Армитэджу чрезмерно яркой, и потому бесила. Они не заканчивали друг за друга фразы, не понимали друг друга без слов и не общались телепатически, но постоянно попадались на глаза. Даже во время съемок сцен, в которых участвовал Мартин и, по понятным причинам, не участвовал Кембербетч. И это тоже бесило. Как-то раз команда запарывала дубль за дублем только потому, что Фриман начинал ржать на середине фразы Ричарда, выглядывающего из-за бутафорской решетки, чего с ним не случалось никогда – актер всегда вел себя очень серьезно и ответственно. И только спустя четыре попытки Армитедж заметил, что в сторонке сидящий на режиссерском стульчике Бенедикт строит своему Ватсону страшно комичные физиономии, хотя для Ричарда они были скорее просто страшными. И как они вообще умудрились снять «Шерлока», уложившись во все сроки?! Но срывом съемок все не закончилось. Если забыть про то, что все попытки Торина добраться до своего взломщика, дабы отрепетировать особенно тяжелые сцены, пресекались Смуагом на корню или же сопровождались им же, то тот факт, что юные недоноски (речь идет, разумеется, о Тернере с О’Гоманом) по каким-то нелепым причинам нашли в Кембербетче поддержку в своих дурацких розыгрышах, был воистину возмутительным. Они – подумать только! – даже перестали реагировать на грозные «дядюшкины» взгляды, и уже ничто не могло спасти Ричарда от гуаши в шампуне или от дырок в майках на самых интересных местах. А как-то раз, появившийся из ниоткуда, Айдан даже попытался завести с Армитэджем интеллектуальный разговор! Последний крайне удивился, но любопытство пересилило, в результате чего пострадала психика – уж больно красочно Тернер расписывал, как выглядят со стороны отношения Мартина Фримана и Бенедикта Кэмбербетча. Проходящий мимо сэр Йен только добавил масла в огонь, припомнив, как очаровательно заботливо Бен обнимал Мартина за плечи не давече, чем вчера. Не в меру разыгравшееся воображение еще долго подкидывало Ричарду самые разные варианты «отношений» его коллег, и в ту же ночь приснился Фриман, улыбающийся ему, как никогда, до приезда Бенедикта.