Ломаные линии.

Всё временно, будь то окружение материальных вещей или же ускользающие мысли. Время медленно топит в себе вечное, ограничивая всё числами пребывания, числами существования малосущественного и ушедшего. Интересно, каков срок этого подверженного блуду взгляда? Занзас ещё никогда не видел такого взгляда, когда же эта ярость и ненависть, вызванная уважением и уже поблекшим желанием превосходить, стала жаждой, из-за власти которой зрачки были затянуты мутной завесой вожделения – яростного, граничащего с болью. Глаза, когда-то столь жалостно смотревшие, казалось бы, в самую глубину подсознания, скрылись за белым бархатом век. Странный холод от прикосновений, словно раскаленный метал, обжигал кожу, настолько аморальными казались ощущения, что порой возникал вопрос об их реальности. Сорвавшийся с губ стон, тихий, хриплый, такой не знакомый, был быстро поглощен тишиной стен. Пальцы Скуало, неровно очерчивающие спину, крепко впились короткими ногтями в смуглую кожу, оставив бледнеющий, но быстро исчезнувший след. Небрежный поцелуй пришёлся на шею Скуало, Занзас не видел, какое выражение лица было у мечника, но он был более чем уверен, что если бы не давящая атмосфера подчинения, тот наверняка бы выкрикнул нечто несуразное, пытаясь выбросить в слова всё недовольство, накопившееся в нём. От этой близости хотелось большего. Неутолимое чувство собственности было сравнимо с той жаждой во взгляде, желание подчинить своей воле было таким осуществимым, что от одной только мысли овладения хотелось ограничить свободу, подчинить себе, сломать полностью.       Давящие на разум стены в холодной комнате едва ли могли вытащить сознание из крепких путов сна, а мягкая ткань подушки, такая успокаивающая, и так же не лишена холода казалась лучшим спутником в царство Морфея. Ещё несколько секунд и располагающая ко сну обстановка была ничем, под натиском пришедших мыслей. Сонно оглянувшись, Занзас, убедившись в отсутствии какого-либо мусора, вздохнул. - Отвратительно,- тихо сказал он, ощущения присутствия кого-то всё ещё не покидало его. Он никогда не считал свои мысли аморальными и потакал подчинившие разум желания, но чтобы подобное, да ещё и с мужчиной. «Да ни за что!» – возразил он в мыслях, никогда ещё его не упрекали его же мысли, но только подумать о подобном, как о чём-то существующем было более чем недопустимо. Но даже если так, то почему эта жажда подчинения так глубоко засела в сети мысли - темноте сознания. Когда царившее на небосклоне солнце находилось в зените, Занзас, дабы уйти от утренних размышлений, которые не оставили его даже днём, решил полностью погрузиться в работу, к которой, в иной раз, не приступал раньше полудня. Он и подумать не мог, что выполняя всё вовремя, может не утруждать себя более в другие дни, а если ещё выполнять больше, то можно было не просто отдыхать, а даже позволить себе отпуск… Босс Варии прежде никогда не забивал голову подобной ерундой, при помощи которой пытался избавиться от иных мыслей. Откинувшись на спинку тихо скрипнувшего кресла, Занзас устало закрыл глаза. Как бы он не старался, странные, как ему казалось, мысли всё не покидали его голову.       Он ещё долго наслаждался покоем комнаты, что почти задремал, но из этого прекрасного состояния его вывел некто пришедший в комнату. Недовольно приоткрыв глаза, Занзас убедился, что этот некто вовсе не является таковым, а лишь Скуало пришедший в кабинет своего босса. -Эй, мусор, ко мне,- ещё сонным, но достаточно грозным тоном начал Занзас, Скуало же, что-то недовольно рыкнув, всё же подчинился приказу. Стоило Скуало подойти на расстояние вытянутой руки, как его прекрасные волосы весьма грубо начали наматывать на ладонь. -Что ты делаешь?! – воскликнул он, как уже хотел применить ненормативную лексику, но ему этого не позволили. Занзас, потянув Скуало на себя, заставив того перегнуться через стол и почти упасть на него, впился в губы Скуало весьма жадным, властным поцелуем. Мечник, явно недовольный подобным действиям босса, крепко сжал челюсть, пытался отвернуться или, хотя бы, найти достаточную опору, дабы суметь отстраниться, ибо пол, до которого он почти не доставал из-за стола, достаточной опорой не являлся. Такое беспомощное положение казалось Скуало отвратительным, переполняющее его недовольство не заставило себя ждать, и мечник довольно-таки сильно ударил Занзаса в челюсть. Рука, ранее крепко сжавшая волосы, сразу же их отпустила. Отвернувшись, босс зажал рот ладонью, позволил разбушевавшемуся мечнику отойти от стола, высказывая не самые лестные фразы в адрес Занзаса, на руке которого, сквозь пальцы, алыми нитями начала просачиваться кровь. Скуало, ранее рьяно обвиняя босса, начал успокаиваться, заметив кровь. Мысль о том, что это его рук дело, не покидала его голову, вот только в груди что-то защемило, неужто жалость? Да, определённо босс сейчас в его глазах выглядел жалко, почти так же, как чувствовал себя он несколькими минутами ранее. Такая своеобразная месть не могла не радовать его, но эти самые мысли и отсутствие сосредоточенности сыграла с мечником злую шутку, ибо поднявшийся с кресла босс за короткое время перешедший разделяющий их стол, вновь схватил его за волосы. Удар. Такой резкий, неожиданный. Всего лишь о край стола, а перед глазами уже всё расплывается, ещё и высокий однотонный звук, будто пронизывает мозг насквозь. Забавно, серо-пепельный цвет волос смешался с алым цветом свежей крови, расплываясь в виде двух размытых пятен. Ещё один удар, но теперь о ровную поверхность всё того же стола. Из последних сил опираясь о стол, Скуало попытался подняться, но руки босса лишь перевернули его на спину, сильнее прижав и не давая даже малейшей возможности побега. Скуало сопротивлялся как мог, пока с него снимали куртку, он пинался, пытался перевернулся и отворачивался от кратких поцелуев, всё же ненависть от подобного унижения не давала ему сдаться. И вот его рот снова затыкают поцелуем, металлическо-солёный вкус неприятен, особенно на такой мягкой коже губ. От одной мысли о происходящем Скуало жаждал отвернуться, или же ударить снова, но в сотню раз сильнее, избивать, пока костяшки пальцев не онемеют, а сочившееся кровь с них не окрасит в алое полотно кожи. Это унижение от подчинения кому-то было невыносимым. Настолько невыносимым, что превосходило ненависть.       Громкий стук тревожит покой комнаты, а не менее громкие ругательства сотрясают стены не хуже любого громкого шума. «Вот кому не нужен рупор»- первопришедшая мысль была совсем неосознанной. Яркий свет был намного неприятнее обычного, а тело, будто попав в ловушку кресла, и вовсе не ощущалось. Преподнеся удивительно тяжёлую руку ко лбу и облизнув пересохшие губы, заодно убедившись в отсутствии крови, Занзас пришёл к вполне логичному умозаключению. -Опять сон,- тихо проговорил он пустой комнате, голос, такой тихий и хриплый казался совсем чужим, а вот раздражённый голос за дверью был вполне узнаваем. Послышался звук удара железа, после которого дверь распахнулась настежь, вовсе нарушив царившею когда-то идиллию тишины. -Вроооой, ты зачем заперся?! – воскликнул Скуало, в руке у него было толстая кипа бумаг, но учитывая то, как крепко мечник сжал её пальцами, когда-то ровные листки наверняка деформируются. -Пошёл вон, мусор,- грозно отозвался босс, не вызвав у Скуало совсем никаких эмоций, тот лишь продолжал свой гневный монолог. Бумаги с громким стуком рухнули на стол, а рука Скуало, облачённая в чёрную ткань перчатки, тяжело опустилась на них, сильнее вжимая тех в поверхность стола. Грозный взгляд, так подходящий к словам, направлен на Занзаса, который даже не удосужился выслушать, в чём же его так рьяно обвиняют. Когда голос мечника почти стих, Занзас внимательно посмотрел на раздражённое и усталое после долгого монолога лицо мечника и более чем спокойно спросил: -Ты что-то сказал? Если бы Скуало был чайником, он бы выкипел и принялся нагревать металл собственных стенок, невзирая на отсутствие воды. Усталый, но не лишённый гнева вопль, казалось, почти оглушил Занзаса, и вновь множество нелестных высказываний в его сторону. Снова откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, Занзас предпочел пребывание в своём сознании выслушиванию накопившегося недовольства мечника. Но такой жест только больше злил его, теперь Занзас мог оставаться спокойным, ибо он был уверен, что ярость, граничившая с уважением, никогда не станет ничем большим. А эти странные мысли, некогда столь навязчиво посещающие его не больше, чем сон. Всё же внутренние умиротворение Занзаса не могло продолжаться таковым, ибо недовольный мечник был самой явной помехой. Даже тишина стен так не раздражала, как яростный крик. Чуть приоткрыв глаза, Занзас всё же остановил свою руку, уже тянувшуюся к слишком уж длинным волосам. Недовольно посмотрев на разбушевавшегося мечника, и убедившись что того это волнует меньше всего, Занзас предпочёл тактичное молчание и ожидание, когда помеха уйдёт сама. Ожидание казалось невыносимо медленным, а секунды как никогда были вдоволь ощутимы. Словно стрелки часов вязли в дёгте, а потом и вовсе утонули в поглощающей темноте. И вот, крикнув напоследок «чертов босс!», Скуало скрылся за дверью. Вздохнув и приложив ладонь ко лбу, устало потерев виски, Занзас чуть улыбнулся. Всё временно, и срок даже этого яростного, непоколебимого взгляда близится к своему завершению.