Edge of seventeen

I went forth with an age old Desire to please On the edge of seventeen ©

Лето перед институтом должно было наполнить нас предвкушением новой, неизведанной и полной соблазнов студенческой жизни. Видимо поэтому мы так отчаянно цеплялись за прошлое. За школу. За родителей и учителей. За хор. И почему-то больше всего — за людей, которых оставляли позади — в этой оконченной главе наших жизней. Большинство выпускников уехали в общежития или студенческие городки еще в июне, сразу же после окончания осточертевшей школы. Многие, но не я и не мои друзья из хорового кружка. Я смогла выкарабкаться из кокона ностальгии и бесконечных прощаний с Паком, Сантаной, Бриттани и другими только к середине жаркого августа. И не знаю, как случилось, что Рейчел Берри, моя заклятая подруга на протяжении трех последних лет, оказалась моей попутчицей. Она попросила именно меня отвезти её в Нью-Йорк, наотрез отказавшись ехать на поезде. Возможно, потому что она знала, что я собралась совершить небольшое приключенческое путешествие из Лаймы в Нью-Хейвен длиной в шестьсот пятнадцать миль на маминой старенькой ауди-кабриолет выцветшего красного цвета. Или, скорее всего, потому что неудавшийся жених Рейчел порвал с ней прямо перед самым отправлением поезда. Но факт остается фактом: Берри в слезах изорвала на мелкие кусочки дорогущий билет на экспресс, после чего поспешно сбежала с вокзала, оставив всех нас в недоумении, а спустя пару дней — заявилась ко мне с дорожной сумкой через плечо и смущенной улыбкой на искусанных губах. «Нью-Йорк же будет по пути», — просто сказала она, и я не смогла сказать «нет». Я не пожалела о своём решении отказаться от самолета и поезда в пользу машины, даже несмотря на влажную густую жару Пенсильвании, с её нескончаемыми долинами, которую мы пересекали с запада на север пунктирной линией на дорожной карте. Откинув крышу ауди, мы жадно вдыхали дорожную пыль, оседающую налетом на зубах, и наслаждались запахом старой кожаной обивки и раскаленного на солнце асфальта, словно это был самый чистый и свежий воздух на Земле. Спустя пару дней глаза начали слезиться от слепящего оранжевого круга над головой, и на очередной заправке Рейчел купила нам дешевые солнечные очки: авиаторы с кислотно-желтыми линзами для меня, а себе — кошачьи полукруглые хамелеоны. Мы были счастливы, просто от того что наконец-то вырвались из городского смога маленького городка, оставив позади школу, родительский надзор и не самое светлое совместное прошлое. Не обсуждали её неудавшуюся свадьбу или мою аварию и последующее мучительное выздоровление. Не обсуждали мои попытки отговорить её выйти замуж и скрытые за этим мотивы. Мы почти обезумили от восторга, бибикая встречным машинам и хором подпевая песням, звучащим на кантри-волне из старого потрескивающего приемника. Невыносимость Рейчел с её вечной болтовней и амбициозными речами про будущее бродвейской звезды и высшее предназначение, словно по волшебству испарились сразу за чертой штата Огайо. Она совершенно переменилась, словно в ней кто-то нажал невидимый взгляду рубильник. Позабыв свои неизменные песни из мюзиклов, Рейчел с удовольствием вторила хриплому голосу Стиви Никс, забросив босые, умопомрачительно худые ноги на панельную доску и откинув голову на кожаную спинку пассажирского сидения. В своих безумно коротких джинсовых шортах и полупрозрачной майке, под которой явственно понималось отсутствие лифчика, она тем самым справлялась с духотой, но своим видом бессознательно привлекала к себе внимание всех встречных особей мужского пола. И моё. Но, слава Богу, она об этом даже не догадывалась и, наткнувшись на моё слишком пристальное внимание, когда я не успевала вовремя отвести взгляд, Рейчел беззаботно улыбалась мне, отчего внутри меня вспыхивал яркий луч надежды. Не знаю на что. Но то, куда мы двигались, казалось чертовски правильным. Я любовалась её загорелыми плечами, впалыми щеками и блеском в потемневших от восторга глазах. Ветер свистел в ушах и самозабвенно путал её длинные распущенные волосы, когда Рейчел вскакивала на ноги во время движения, и раскидывала руки в стороны, возвещая миру, что она птица. Её майка непозволительно прекрасно задиралась, обнажая смуглый живот, а я в это время крепко держала «летящую» Рейчел за пояс шорт, чтобы она чего ради, не вывалилась из машины на полном ходу, но при этом, счастливо кричала вместе с ней. Мы были маленькой стаей свободных птиц, летевших со скоростью семьдесят миль в час. Череда бесконечных придорожных мотелей с протертым постельным бельем, и дешевых кафешек с отвратительным на вкус кофе, радовали нас, словно это были самые лучшие в мире пятизвездочные отели. Я подолгу не выходила из узкой душевой кабинки, смывая с себя дорожную пыль и, заодно, неудовлетворенное сексуальное напряжение, а Рейчел в это время смотрела мультики по кабельному, и подпевала диснеевским принцессам. Она беззаботно могла переодеваться при мне, словно провоцируя меня любоваться её обнаженной спиной с выпирающими лопатками, и мне снова под глупыми предлогами приходилось сбегать в душ и укрощать своих внутренних демонов. А потом мы дрались подушками или заказывали в номер огромную вегетарианскую пиццу, а когда ели — измазывали друг друга в кетчупе и сырном соусе. Как-то раз, флиртуя с очередным провинциальным администратором в мотеле, мы умудрились уговорить его продать нам бутылку Джека Дениелса. Пол тысячу раз менялся местами с потолком, а Рейчел слишком близко прижималась ко мне в медленном танце, цепляясь за мою талию и горячо дыша в шею, когда мы всю ночь пели: «Girl you’ll be a woman soon», звучащую на всю громкость со старой виниловой пластинки, пока соседи не начали стучать в стены, требуя прекратить балаган. Конечно же, мы послали их на хуй. Рейчел стала естественной и живой, а не взволнованной и погруженной в тысячи забот, словно очнулась от длительного кошмара. И теперь она стала мне ближе, чем за все прошедшие годы, когда между нами не осталось причин для соперничества и вражды. Как долго мы шли к этому. А стоило всего-то вырваться за границу удушливого мира Лаймы. Нас не отпускала эйфория свободы и чувство безграничной легкости и беззаботности людей, зависших между школой и институтом, когда старые проблемы уже позади, а новые — не успели появиться. Я понимала, что мы должны быть серьезнее и ответственнее, но в очередном супермаркете мы набирали вместо нормальной еды чипсы, печенье и сладости, запивая всё это безобразие литрами вредной и чертовски вкусной колы. Просто мы подростки. Нам всего семнадцать лет. И слово «мы» в эти дни грело яростнее, чем августовское солнце. Сегодня ночью, спустя неопределенное количество дней с начала нашего путешествия к горизонту, мы решили не останавливаться в очередном мотеле, а припарковались где-то посреди «ничто», окруженные со всех сторон бесконечными сизыми полями и степями с выжженной солнцем травой. Рейчел потащила меня лечь на капот, еще теплый после долгого дня, проведенного под нещадно палящим светилом. Я с удовольствием вытянула затекшие от долгой езды ноги и, закинув руки за голову, погрузилась в пропасть чернеющего неба над головой, с пригоршнями хаотично рассыпанных по нему звёзд. Рейчел рядом со мной взволнованно доставала травку, которую нам подарили хиппи-автостоперы, в благодарность за то, что мы подбросили их до Данвилла. Спустя какое-то время, частично просыпав содержимое пластикового пакета, а от последующего смеха просыпав еще больше, ей всё-таки удалось распределить травку по бумаге равномерной дорожкой, хоть и не без моей помощи. Чтобы склеить сигарету, я поднесла свернутую самокрутку, которую Рейчел так и держала в руках, к своим губам и облизала края тонкой газетной бумаги. Как бы ненароком мой язык задел и её чуть солоноватые пальцы, и Рейчел хихикнула, провоцируя меня повторить шалость. Вспоминая начало прошлого учебного года, я умело прикурила косяк, поджав губы так, чтобы травка не прилипала к губам, и глубоко втянула в легкие сладковатый дым. Откинувшись на спину, я задержала дыхание, а затем медленно выпустила дым из легких, ощущая, как по телу цепной волной расползается спокойствие и безмятежная радость. Не выпуская самокрутку из руки, я дала затянуться Рейчел, лежащей головой на моем животе. Она осторожно сделала глубокий вдох, на секунду касаясь горячими губами моих пальцев, и героически сдержала рвущийся наружу кашель. Выдыхая, она повернулась набок лицом ко мне, прожигая щекой кожу на моём животе даже через майку. Мы поочередно затягивались, ели M&M's и лениво говорили о музыке, звездах и безграничности вселенной, и каждая тема казалась мне глубокомысленной и важной, хотя, в сущности, мы несли чепуху с умным видом. Рейчел задумчиво водила пальцами по моим ребрам, её глаза с чуть прикрытыми веками, казались продолжением космоса над нами, так сильно расширились её зрачки, а я боялась шелохнуться, чтобы не спугнуть её, словно кошку, которая прилегла на мои колени и сбежит, стоит мне пошевелиться. На очередной затяжке, она забралась на меня сверху и выдохнула дым в мои приоткрытые губы, едва касаясь их своими губами. Я не знаю, что подтолкнуло меня двинуться ей навстречу, и дурманящий дым смешался с нашим дыханием в поцелуе. Её губы были сладкие как M&M's, упаковку которых мы только что ели, а свисающие водопадом волосы щекотали моё лицо, скрывая наш спонтанный поцелуй, словно балдахин. В забытьи я перебирала пальцами её локоны, а затем за шею притянула её голову ближе. Рейчел целовала меня самозабвенно, сладко, покусывала мои губы и позволяла языку прокрасться в мой приоткрытый рот. Она прижималась ко мне своим горячим, как солнце, телом так близко, что я слышала, как быстро и гулко стучит её сердце. Рейчел нехотя отстранилась и уткнулась лбом в мой, прикрывая глаза. — Твоё сердце грохочет, как автомат, — улыбнулась она, и легла головой мне на грудь, прикладывая ухо к левой стороне, — Я могла бы написать песню под его стук. И она стала что-то безмятежно напевать себе под нос, крепко обхватывая мою талию руками, а я забралась руками под её майку и гладила нежную кожу на спине, обводя пальцами выпирающие лопатки, стройную линию позвонков и ямочки на пояснице. Призрачный свет звезд над нами утягивал меня в необъятную глубину космоса, и я, как никогда остро, чувствовала себя маленькой частичкой чего-то огромного и необъятного. Рейчел в моих объятиях медленно засыпала под сбивчивый ритм моего сердца. Я уверена, что тот путь, по которому мы двинемся после сегодняшней ночи, будет чертовски правильным. Почему я так оптимистична? Потому что я подросток. Я наивна. Мне всего семнадцать. У нас с Рейчел осталась ещё половина пути до Нью-Йорка, а дальше — целая жизнь...