Ожидание

Перезвон колоколов на рассвете, сквозь приступы сонливости повторяемое за священником «Отче наш», постукивание ложек в трапезой, сестра Агата с её вечным кашлем и редкими бровями, шепот по углам, в перерывах между занятиями — тайком прочитанные книжки из библиотеки, салочки в монастырском саду. И мечты, мечты. Только мечтами здесь и можно жить — начинает казаться Ливии в конце концов. Представлять, как все будет, строить планы, ждать, ждать, ждать, снова перезвон колоколов на рассвете, «Отче наш», трапеза, сестра Агата… нет, сестра Катерина, сестра Агата умерла в прошлом году, мать-настоятельница, распекающая её за чтение непристойных книжек (ах, да разве книги непристойны? вот Лючия такое рассказывала!..), монастырский сад кажется тесным, квадрат стен, окружающий обитель, так и давит, молитва, вышивка, уроки домоводства, колокола, молитва, припрятанный от монашек томик стихов, снова подъем на рассвете, как хочется спать, «Отче наш», стук ложек, сестра Анна распекает за поведение за столом, колокола, молитва, как тесно, стены так и давят, колокола, молитва, письмо, неужели я могу ехать домой? Колокола на рассвете звучат необычно радостно, Ливия не спит, не может заснуть, и в радостном возбуждении повторяет молитву, губы улыбаются помимо воли. Домой, домой, домой! — звенят колокола в голове, прочь из этого тесного места! На радостях она целует на прощание мать-настоятельницу вполне искренне.

***

Колокола будят её на рассвете, в очередном чужом городе, в очередной чужой стране. Вчера опять была дорога, в тряской карете по размокшей от дождя колее, и весь мир казался серым под пасмурным небом. Сейчас он тоже серый, Ливия знает это заранее, не выглядывая в окно. Он давно уже стал таким, серый мир, только капли крови, чужой и своей, только холодная блестящая сталь, ничто больше не придает ему цвета. Очередные дороги, города, мосты, гостиницы, комнаты в чужих домах, серая хмарь за окном, люди в серой одежде с серыми лицами, грязь, шум, перестук копыт. И звон шпаг одна о другую во время тренировок. Металл звенит, холодный и смертоносный, назло всем чужим странам и городам, назло даже ей — у неё ведь все меньше сил, все меньше терпения, она уже не может больше ждать, не может больше ждать её месть. Иногда Ливии кажется, что её нетерпение, её желание отомстить просто выплеснутся однажды, прорвав артерии и вены, расплескаются алым по серой мостовой, на глазах у всех этих серых людей, под серым небом чужих городов. Она чувствует, как её месть стучит кровью в висках, пульсирует в сосудах по всему телу, заставляя её двигаться дальше. «Скоро, скоро, скоро…» — отдается в голове колокольный звон. Не скоро, на самом деле, совсем нет.

***

Церковь в Сен-Пьере кажется маленькой после тех церквей, что Ливия видела в Европе, и даже звон колоколов, кажется, тонет в густом жарком воздухе этих мест. «Закажите мессу за здоровье месье Дюбуа», — говорит отец. Ливия бросает на него раздраженный взгляд: не смешно, совсем не смешно, он вечно упорствует в соблюдении приличий, но это уж, в самом деле, чересчур, даже для него! Он отвечает иронической улыбкой. «Скоро», — шепчет он ей чуть слышно, так что не может слышать стоящий рядом священник. Ливии хочется ответить что-то гадкое, но она только раздраженно дергает головой. Она уже не верит, у неё не осталось сил на это, она слишком долго ждала. Колокола бессмысленно звонят над головой, в такую жару в маске трудно дышать. «Да сколько раз я уже слышала это “скоро”», — мрачно думает Ливия. Она может думать теперь только об одном. Кровь, кожа, кости, вся она — воплощенная месть, она стала ею, чтобы двигаться вперед. «Сегодня, сейчас», — решает она.