Смерть - его невеста

Ливия приходит к нему по ночам. В алом платье, в котором Ферранте видел её последний раз, с ярко накрашенными, как у шлюхи, губами, с запекшейся кровью на лице. Она молчит, всегда молчит. Только смеется иногда, низким приглушенным смехом, какого он никогда не слышал от неё при жизни. Они хорошо посмеялись над ним — она и Ипполито. С мертвых нечего спросить, и все же Ферранте ждет ответа. Каждый раз, каждую ночь. Приподнявшись на койке, смотрит, как она снимает платье. Неспешно, нарочито растягивая каждое движение, заведя руки за спину, расшнуровывает корсет, стягивает юбки, перешагивает через сброшенную на пол одежду — белое кружево, алая ткань, темная как кровь в лунном свете, туфли, аккуратно поставленные в сторонке — и идет к нему. Медленно, ведь между ними столько всего — смерть, ложь, бесконечность океанских просторов. Она молчит, как обычно, молчит. «Почему?» — спрашивает Ферранте, когда она присаживается на край койки и, склонив голову на бок, смотрит на него. Вместо ответа он получает поцелуй. Холодный, как зимняя ночь, и с привкусом крови. Светлые волосы щекочут ему щеку. «Почему Ипполито?» — Ферранте выворачивает её руку, так сильно, что должны бы хрустнуть кости, но у призраков нет костей, им все нипочем. Ливия только смеется над ним, сейчас она сильнее его. Холодные пальцы с синевой под ногтями скользят по его коже, оставляя после себя ледяные дорожки прикосновений, лед словно опутывает его, покрывая тонкой коркой. По ночам она может делать с ним, что хочет, а хочет она от него только одного. Холод проникает под кожу, в самое нутро, и расползается там. «Почему?» — вырывается у него, когда Ливия сильнее сжимает его бедрами. Но ей нет дела до его вопросов. Она запрокидывает голову, и Ферранте видит на когда-то белой шее трупные пятна. «Почему?!» — рычит он, когда имя соперника в момент наивысшего наслаждения срывается с её губ. Нет ответа. Плоть, покрывавшая кости, истлевает на глазах, и вот перед ним сначала полуразложившийся труп, потом — скелет. «Почему?!!» — кричит Ферранте в пустоту, чувствуя лишь леденящий холод внутри, холод, сковавший какую-то часть его с той самой ночи, сомкнувшийся морозной сталью на горле, вонзившийся железными иглами под ребра, туда, где бьется сердце. «Смерть — моя невеста», — думает Ферранте, просыпаясь в душной каюте, весь покрытый потом, и эти слова истерическим смехом застывают где-то в горле.