Улыбка

Война ради мира, а не мир ради войны Ха-ши-ра-ма. Твоё имя такое тягучее, на целый слог длиннее моего. Так и хочется, чтобы оно слетало с моих губ снова и снова, но, несмотря на заключённый мирный договор, наши отношения ещё не вышли за рамки простых союзных. Хотя готов поспорить, что ты хочешь этого не меньше моего, — об этом свидетельствует твоя чуть извиняющаяся улыбка, которой ты одариваешь меня в последние дни. Зачем нам этот союз? Этот вопрос занимает большую часть моих мыслей в последнее время. Мне никогда действительно этого не хотелось, но желание видеть тебя рядом с собой пересилило и неприязнь к клану Сенджу, и желание повоевать, преследующее меня с момента смерти Изуны. Ты первый человек после отото, который смог меня заинтересовать. — Мадара-сама! – мои философские размышления прерывает юный шиноби из нашего клана. – Хаширама-сан просит у вас аудиенции. Аудиенции? Да уж, если то место, где я нахожусь, можно назвать кабинетом, а дело, по которому пришёл этот тип, — важным, то, пожалуй, малец подобрал верное слово. Хм, посмотрим. — Пусть заходит, — дверь распахивается, и в комнату входишь ты. Каштановые волосы мягко обрамляют скулы, а губы снова растянуты в усталой полуулыбке. — Учиха-сан, — киваешь ты в знак приветствия. — Сенджу-сан, — отвечаю я в вежливой форме, хотя, кажется, ты заметил сарказм в этом обращении. — Не желаете ли вы отпраздновать заключение договора в ресторане? — Пожалуй, я не против, — соглашаюсь я. А вот и неплохая возможность провести немного времени с тобой наедине. *** В небольшом ресторане, до краёв наполненном людьми, стоит резкий аромат табачного дыма вперемешку с острым запахом спиртного, но, кажется, нам уже всё равно. Рядом со столиком, за которым мы вальяжно расположились, стоят две опорожненные бутылки из-под саке, а ты уже приканчиваешь третью. Хотя теперь обращение «Хаширама» более уместно, мы пили на брудершафт раз… или два. Твои мутные глаза пытаются сфокусироваться на моём лице. Губы перечёркивает откровенная пьяная улыбка. Сейчас я мог бы убить тебя, сделать с тобой многое, но я тупо смотрю куда-то мимо. Внимание рассредоточено. Я не очень доволен собой, но и основателю деревни нужно иногда расслабиться. Голова кружится. Никогда особо не любил спиртное: в конце концов, мне только двадцать два. Бросаю взгляд на часы. Ого, уже два часа ночи! Пожалуй, на сегодня хватит. Встав с места, смотрю на тебя. Меня едва не распирает смех, сдерживаюсь из последних сил: твоё выражение лица достойно занесения в бессмертную летопись Конохи. Уже вижу подпись под фотографией: «Хаширама Сенджу, величайший шиноби, обладающий уникальными древесными техниками, сравнимый по силе только с Учихой Мадарой… празднует основание деревни». Унесите меня. Я тоже немного перебрал. Поднимаю тебя на ноги, закидываю твою руку себе на плечо, и мы выходим из заведения. Холодный ночной воздух немного приводит меня в чувство, но тебе, похоже, всё равно: ты висишь у меня на плече и блаженно улыбаешься. — Учи-и-иха, — протягиваешь ты. — Сенджу, не прижимайся! – рявкаю я, заметив, что ты наваливаешься на меня. – Знаешь что, Сенджу, чтобы я ещё раз пошёл с тобой в ресторан что-нибудь «отпраздновать»! Увольте. Странно. Ты, чёртов придурок, заметил, что только в твоём присутствии мне хочется улыбаться, смеяться или ещё что-нибудь из области табу? Я, например, очень даже заметил. — Куда идём? — Домо-о-ой, — командуешь ты и указываешь пальцем в сторону квартала Учиха. — А почему это ко мне? – восклицаю я, но ты уже отключился и безвольно повис на моём плече. Хотя я и сам могу ответить: ты не хочешь позориться перед кланом, лидером которого ты считаешься. Я бы тоже не пошёл, а вот и хороший шанс опозорить тебя перед моими. Но почему-то этого делать совсем не хочется. И я иду окольными путями по тёмным закоулкам, захожу в дом с чёрного хода. Нет, ну вы только подумайте! Я, Учиха Мадара, захожу в свой, свой дом с чёрного хода! Ну, Сенджу, ты мне завтра за всё ответишь. Мы входим в гостиную, и я кидаю твоё безвольное тело на диван, стаскиваю с тебя сандалии, укрываю пледом и отправляюсь к себе. *** Когда я просыпаюсь утром, солнце уже стоит высоко — я понимаю это, даже не открывая глаз. С первого этажа слышится звучный храп. Голова немного болит, и никак не удаётся вспомнить, кто же находится ещё в моём доме. Сообразив, сажусь, опускаю ноги на холодный пол, накидываю легкую домашнюю юката и спускаюсь вниз, шлёпая босыми ногами. Ты лежишь там, где я тебя и оставил вчера. Плед валяется где-то в метре от дивана; твои волосы разметались по подушке, а левая рука свесилась вниз, слегка касаясь пушистого ковра. И всё бы ничего, но твои губы снова тронуты этой блаженной улыбкой с оттенком безмятежности. Почему это начинает меня бесить? Подхожу, сжимаю твою ладонь и резко сдёргиваю тебя с кровати. Ты падаешь, ударяешься о деревянный пол, начинаешь метаться, что-то кричишь, пытаешься нащупать оружие, кидаешь в мою сторону парочку сюрикенов. Пожалуй, оставить тебя спать в одежде – плохая идея. Легко ловлю их двумя пальцами одной руки, всё так же непринуждённо стоя, прислонившись спиной к стене. Спокойно спрашиваю: — Доброе утро, Сенджу. Чай, кофе, бутерброды? — Воды… — протягиваешь ты, поднимая голову. Волосы в ужасном состоянии, под глазами синяки. — Неважно выглядишь, — бросаю я, поворачиваясь в сторону кухни. — Душ на втором этаже. Первая дверь слева. *** Через пятнадцать минут ты объявляешься. С волос капает вода, а одежда всё та же: грязная, потная, насквозь пропахшая спиртным и запахом дыма. — Ужас, — я морщу нос, — я дам тебе что-нибудь получше. Ты киваешь и поднимаешься за мной. Достаю из шкафа кимоно, одно из немногих, на котором нет знака Учих, и протягиваю тебе. — Спасибо, — тихо говоришь ты. Я хмыкаю и выхожу из комнаты, оставив тебя одного. У самой двери останавливаюсь и, не поворачиваясь, бросаю: — Быстрее, чай остынет. Ответом мне был тихий смех. Я вспыхиваю, в который раз убеждаясь, как меня раздражает всё это в тебе. Появляешься ты через пару минут. У меня появилось чувство, что уголок моего рта вот-вот дёрнется вверх: это кимоно тебе очень идёт. Хмурюсь, чтобы не поддаться. Как же бесит. *** Учиха Мадара и Хаширама Сенджу, величайшие шиноби всех времён и народов, вечные соперники, основатели самой великой (в будущем) деревни, то есть мы, сидели в наполненной солнечным светом кухне и пили чай с бутербродами. Я смотрел на тебя, широко распахнув глаза, стараясь запомнить каждую чёрточку твоего лица. Ты казался таким настоящим, но всё равно хотелось протянуть руку и убедиться, что это не сон, что мне действительно позволено созерцать это чудо. — Мадара, на мне узоры не растут, — прерываешь идиллию ты. — Удивительно, — хмурюсь я, — но не огорчайся, с твоими древесными техниками у тебя на голове скоро цветы вырастут, — ты смеёшься, а я отворачиваюсь, наблюдая за чаинками на дне чашки. — Хорошо вчера повеселились, да? – неожиданно переключаешься ты на другую тему. Я поперхнулся бутербродом. — Ага, отлично просто. Чтобы я ещё раз с тобой куда-нибудь пошёл! – выразительно смотрю на тебя активированным шаринганом. — Какой же ты милый, когда злишься, — с улыбкой замечаешь ты. Я вскакиваю из-за стола, опрокинув чашку. Перед пролитой жидкостью тут же возникает небольшой деревянный барьер, не позволяющий ей перетечь на твою половину. Стул падает; я иду к двери, но вдруг резко поворачиваюсь, подхожу к тебе, беру за ворот кимоно и трясу, что есть мочи. — Сенджу, запомни! Я не милый! — Ладно-ладно, — в шуточном защитном жесте выставляешь перед собой ладони. — Мир, договорились? — Да пошёл ты! – вскрикиваю я. Зачем я вообще подписывал этот договор, мне и без него неплохо жилось! Ненавижу тебя! — Не раньше, чем допью этот восхитительный чай, — улыбаешься ты, пригубив чашку. — Не подскажешь, что за сорт? У меня из горла вырывается сдавленное рычание. Разворачиваюсь и выхожу на улицу. До моего слуха доносятся слова: «Просто большой ребёнок, Учиха». И мягкий, словно звон нежных колокольчиков, смех. *** Жду тебя у ворот особняка. Сегодня собрание старейшин, поэтому нам всё равно придётся идти вместе. Или я просто придумываю себе оправдания. — Гёкуро, — зачем-то сообщаю тебе. — Спасибо, — улыбаешься ты. Остальную часть пути мы проделываем в тишине.