***
Зимний день, даже такой солнечный, как сегодня, - не лучший день для прогулок. Но это Хаммел так думает, а Блейн только рад приближающемуся празднику, рад выбирать каждому подарок, рад морозу, от которого, кажется, просто немеет кожа на, теперь уж точно фарфоровых, щеках Курта. Однако, его бойфренд понимает и знает самого Хаммела лучше, чем тот думает. Он тянет парня в ближайшую кофейню, усаживает за столик, оставляя его с ворохом разнообразнейших пакетов и коробок, а сам направляется за парой стаканов с кофе. Средней крепости для себя, мокко с обезжиренным молоком – для Курта. Вечер заканчивается под «White Christmas» и споры, в итоге которых: «Кросби однозначно красавчик!». Андерсон медленно сползает по спинке дивана влево, прижимается виском к плечу Курта и тихо мурлычет под нос очередную «сахарную» песенку. Мигающая гирлянда и свечи, расставленные на камине, отбрасывают по комнате причудливые тени, а за окном усиливается вьюга. Завтра им обоим предстоит расчищать дорожки, но это только завтра. «And since we've no place to go, let it snow, let it snow, let it snow!»***
Через полгода все начало рушиться. Снег за окном растаял, обласканный лучами солнца, как и взаимопонимание между ними. Все эти чашки, летящие об стену, пальцы, порезанные о разбитое стекло, гримасы отчужденности и ненависти. Когда Хаммел первый раз отбрасывает хрустальный осколок, прижимая к груди израненную стеклом руку, а по щеке стекает слеза, нет, не обиды, а тупого и глухого бессилия, Блейн забывает обо всем, о всех словах, только что произнесенных, о всех колючих выпадах в сторону друг друга. Он просто опускается рядом с ним на колени, умоляюще тянет его сцепленные ладони к себе, прижимая, пачкая белую рубашку и губы в крови, немо вымаливая прощение. Больше такое не повторяется. К битой посуде добавляется грубо выплюнутое: «Курт, ты уже не ребенок! Прекрати ныть!» и сотни оскорблений. Хаммел терпит, стараясь не подавать вида, что их счастье раскололось с последней брошенной об пол чашкой, и место ему в мусорном ведре.***
Однажды, заметив на запястье сына синяки, в их отношения вмешивается Бёрт, но Андерсон судорожно сжимает телефон и голос его дрожит, будто он на самом деле за считанные секунды осознал, как больно делает самому близкому и родному человеку на земле. Но от одних только слов ничего не меняется. Курт остается рядом, потому что брошенное: «Я никогда не скажу тебе прощай» обязывает.***
Скрипка вытягивает особо «больную» трель, а Хаммел перестает сомневаться. Он может стерпеть всё: оскорбления в свой адрес, ругань, унижение, обиду, отстраненность, потому что он обещал, потому что он должен, потому что он помнит все самое хорошее и светлое, что внес Андерсон в его жизнь. Помнит каждый трепетный момент, каждое прикосновение, каждое слово. Да, Курт без сомнения может стерпеть все, в обмен на данное ему, кратковременное счастье, но не измену. Он уже не тот курносый подросток, который смущенно тупит глазки в пол, не тот неуверенный мальчик, который смотрит на Блейна влюбленным, полным щенячьего восторга, взглядом. Он больше никому и никогда не позволит водить себя за нос. С него хватит. Дверь открывается и листы, с мелодией для скрипки, сыплются на пол, мягко шурша. - Знаешь, Блейн, с меня действительно хватит…