«Как я тебя люблю? Люблю без меры»

      — Доброе утро, Солнце! — Голос Рейвэн доносится откуда–то издалека, будто сквозь густую дымку, но он мигом исчезает, оставляя лишь эхо за собой. Я хватаюсь за него, пытаясь удержать в своей памяти.       «Доброе утро, Солнце», — так любила приветствовать меня по утрам она. Та, которая подарила мне новую жизнь. Та, которая подарила нам шанс на новую жизнь и погибла ради нас. Рейвэн.       Я медленно осознаю, что ее больше нет и цепенею от ужаса, но не успеваю прийти в сознание, как вижу большой утес из белого песка. Океан под ним серый. Точнее, не совсем серый, почти бесцветный, когда на него смотришь, веришь, что вот–вот случится что–то хорошее. Мое внимание отвлекает темный, почти незаметный силуэт. Человек. Земля под его ногами неустойчивая, куски спрессованного песка отслаиваются, летя с высоты тысячи футов в океан, и тень камнем падает. Кажется, я узнаю этого человека. Алекс. Это Алекс. Я вновь его не уберегла, я вновь его потеряла.       Фотокарточки одна за другой сменяются в моей памяти. Передо мной гигантский залив – искрящийся, мерцающий мир синего и зеленого цветов. Вид просто невероятный. Он, мой Алекс, шепчет мне на ухо слово, одно–единственное слово: «Серый». Я его потеряла. Я его не уберегла.       — Лина, — настороженно будит меня Алекс. — Лина! Он произносит мое имя с той нежностью и мелодичностью, что и раньше. Я вспоминаю, как мы лежим на одеяле на заднем дворе дома тридцать семь на Брукс–стрит, Алекс повторяет вновь и вновь одну и ту же фразу, словно мантру: «Магдалина. Какое удивительное имя для такой удивительной девушки», будто ему приносит наслаждение произносить это снова и снова. Затем он замолкает и о чем–то задумывается, на его лице появляется маленькая морщинка между бровей, что придает очень трогательный вид. Мы лежим в тишине, когда Алекс вдруг нарушает ночной покой и произносит: «Видишь это звездное небо? В нем есть по звезде для всего, что я люблю в тебе».       — Да? — Вздрагиваю я и отзываюсь сквозь волну воспоминаний.       — Ночной кошмар?       — Да, — монотонно произношу я, пытаясь скрыть дрожь в моем голосе.       — Ты звала меня... — Шепчет Алекс, едва сдерживая тревогу. Я смотрю на него и в который раз удивляюсь, насколько он прекрасен – золотисто–каштановые волосы, как осенние листья в ту пору, когда они только начинают опадать. И глаза ярко–янтарного цвета. — Я обещал, что больше никогда не оставлю тебя, слышишь? — Алекс берет мое лицо в свои руки и судорожно проводит по нему большим пальцем, будто не верит, что я рядом с ним. Целая и невредимая. Его. — Ты мне веришь?       И я ему верю, верю, как раньше. Он здесь, он со мной, он жив. И это все, что мне нужно для счастья. Для веры.       — Конечно, — произношу я, приподнимая уголки рта. – Верю. Я люблю тебя, – эти слова льются из моих уст, словно мелодия.       — Я люблю тебя, — тихо вторит Алекс мне, будто пробует это «запрещенное» слово на вкус.       Люблю.       Наши сердца бьются в унисон друг другу. Время замирает и, похоже, может совсем исчезнуть. Исчезнет весь мир, и останемся только мы. Мы вдвоем.       — Я люблю тебя. Помни об этом. Теперь они не смогут этого отнять. Никто не сможет этого отнять. Никогда, — прерывает наше безмолвие Алекс такими знакомыми мне словами.       — Знаю, — нежно отвечаю я.       Неожиданно вспоминаю строки из стихотворения, которое Алекс читал наизусть «в прошлой жизни». Для меня. Мы лежали под звездным небом в его трейлере, а пламя свечей игриво сверкало в темноте. И никто не мог нам помешать. Тепло переполняет меня изнутри, и я медленно, наблюдая за его реакцией, произношу: «Как я тебя люблю? Люблю без меры. До глубины души, до всех ее высот*».       — До запредельных чувственных красот, До недр бытия, до идеальной сферы, — без раздумий подхватывает Алекс, и на лице его появляется едва заметная улыбка.       — До нужд обыденных, до самых первых, Как солнце и свеча, простых забот.       — Люблю, как правду, – корень всех свобод, И, как молитву, – сердце чистой веры.       — Люблю всей страстью терпкою моих Надежд несбывшихся, всей детской жаждой;       — Люблю любовью всех моих святых, Меня покинувших, и вздохом каждым.       — А смерть придет, я верю, и оттуда Тебя любить еще сильнее буду, — завершаю я.       Алекс, мой Алекс чуть наклоняется и целует меня, легко и прекрасно, почти не касаясь моих губ – в точности, как тот поцелуй, который обещал возрождение.       Нам больше не нужны слова. Они излишни. * Здесь и ниже цитируется стихотворение Э. Браунинг