С добрым утром

В комнате Юу Канды только одно окно, и ему не посчастливилось выходить на восток. Потрескавшиеся цветные стекла витража поглощают первые, самые яркие лучи восходящего солнца, но постепенно свет все же проникает в комнату. Сначала он маленькими разноцветными квадратиками расползается по полу, потом слабо освещает стеклянную колбу с лотосом на столе, запертую изнутри дверь, и наконец, робко, словно опасаясь, касается лица хозяина комнаты, разметавшегося во сне на кажущейся сейчас особенно узкой односпальной кровати с гнутой металлической спинкой. Канда Юу морщится от солнечного зайчика, попавшего прямо в глаза и ослепившего даже несмотря на плотно сомкнутые веки. Он пытается перевернуться и спрятать лицо в подушку – подальше от этого чертового солнца, но оказывается, что такую, казалось бы, простую задачу не так просто осуществить. Почему? Потому что мешают три причины. Во-первых, спать лицом в подушку неудобно – тяжело дышать. Во-вторых, перевернуться не дает чужая рука, намертво обвившая талию, да еще и нога, совершенно бесцеремонно закинутая на его, Канды Юу, бедро. И в-третьих, лечь на живот мешала стандартная «утренняя проблема». Раздраженно фыркнув, Юу понял, что поспать ему сегодня уже вряд ли удастся. А ведь это единственный выходной – завтра снова на миссию, неизвестно на сколько дней. Последний шанс выспаться – и все псу под хвост. А кто во всем виноват? Правильно, как всегда – тот идиот, который сейчас, как ни в чем не бывало, видит десятый сон. Канда решительно вцепился в обнимающую его руку и отодрал её от себя, а потом скинул и прочие, не принадлежащие части тела. Наконец-то стало возможным перевернуться, и Юу с шипением прикусил губу, неудачно проехавшись стояком по простыне. Черт, как сильно… И что ему теперь делать? Навестить душ и поработать правой рукой? Пара движений ладонью вверх-вниз по возбужденной плоти - и все, можно идти в тренировочный зал, или в ближайший лесок, измотать себя до предела, навестить душ и потом столовую, где заказать порцию неизменной собы. Подобные мысли моментально прогнали остатки сна. Ну уж нет, он не будет вести себя как какой-нибудь неудачник. Подумаешь, утренний стояк, такую глупость можно и потерпеть. Канда устроился поудобнее на левом боку, повернувшись к назойливым солнечным лучам спиной, и уже хотел было продолжить прерванный сон, но вдруг совсем некстати его внимание привлекло лицо лежащего рядом человека. Стручку, казалось, было абсолютно наплевать и на солнце, и на то, что он в чужой комнате и в чужой постели, и на то, что его сейчас буквально впечатали в стену – ибо односпальная кровать все же маловата для двоих будет. Длинные – ну как у девчонки, право слово – белесые, не прямые, как у самого Канды, а чуть изогнутые, и пушистые, ресницы чуть трепетали во сне, а пухлые губы приоткрылись – мелкий всегда дышал ртом, поэтому частенько слюнявил подушку, что дико раздражало мечника. В эту ночь Уолкеру, очевидно, не снились кошмары, поэтому его мордашка была умиротворенной и почти что счастливой. Он опять казался младше своих лет – просто мальчишка, пусть даже и с ужасными шрамами на теле и преждевременно поседевшими волосами. Мелкий пошевелился во сне, словно почувствовав на себе взгляд Юу, и снова подался вперед, обнимая японца по мере возможностей. Еще одна его дурацкая привычка – только дети обнимают во сне что попало, а Канде совсем не нравилось, что с ним обращались как с плюшевым мишкой. Вот и сейчас он хотел оттолкнуть Уолкера, но тут произошло нечто странное. Когда теплое тело прижалось к нему, Канда вдруг понял, что это приятно. Приятно лежать вот так рано утром на узкой койке и прижиматься к этому теплому мешку с костями. А еще сразу же напомнил о себе стояк – тянущим напряжением в паху и жаром по ставшей разом чувствительной коже. Надо бы разбудить Стручка и заставить его как следует ответить за все причиненные неудобства. Но Канде ни с того ни с сего приспичило побыть нежным с этим малолетним недоразумением. Последствия недосыпа? Или еще какая-то дурацкая блажь? Юу не знал. Но одно он понимал точно – мелкий должен спать. Иначе ничего не получится. Просунув левую руку под тощее тело, Канда обнял мальчишку за талию и притянул к себе вплотную. Уолкер, хрупкий и угловатый, казалось, состоял из одних только костей, еле-еле начинавших обрастать мышцами. Но сейчас это не казалось проблемой, и острая коленка, уткнувшаяся в лодыжку Юу, почти не раздражала его. Он осторожно прихватил губами седую, пахнущую какими-то травами, прядку на лбу, спустился ниже, к щеке. Тут уже запах был другой – какой-то съедобный, наверняка мелкий опять на ночь любимых митараши данго насопелся. Тупой рыжий кролик как-то сказал, что Юу наверняка так жестоко высмеивает любовь Аллена к еде потому, что ревнует его. Крольчатина наверняка догадывался о том, что происходит между Кандой и Уолкером, но благоразумно – жить-то еще хотелось – помалкивал об этом, хотя иногда и нес чушь. Ревновать к еде? Что за глупость, фыркнул про себя Юу, медленно проводя языком по скуле Уолкера, спускаясь к губам, осторожно целуя, чтобы не разбудить. Хотя подобный вариант почти невозможен – мелочь поспать был горазд и разбудить его можно было только разве что пушечной канонадой над ухом. Кстати, ухо… Канда запустил пальцы второй руки в мягкие, ужасно растрепанные сейчас белые волосы и повернул голову Уолкера, касаясь губами мочки, чуть прикусив её. Мальчишка чуть пошевелился в его объятиях, пробормотав что-то во сне; его рука скользнула по спине мечника, чуть оцарапав ногтями кожу. Канда вздрогнул от волны странно-приятных ощущений, пробежавших по его телу, и неосознанно крепче стиснул Уолкера в объятиях, вплотную прижимая к себе, грудь к груди, так, что он теперь слышал, как под этой тонкой, чуть загорелой, отчего белые полоски шрамов были особенно хорошо видны на ней, кожей ровно и гулко колотится сердце Стручка. Юу припал к шее мальчишки, касаясь губами вены, снова впитывая этот ритмичный пульс, чуть прикусил её одними губами, провел языком до острого кадыка, лениво чмокнув его, все же вобрал в рот мягкую плоть, оставляя на ней новый след – рядом с уже светло-лиловым остатком прошедшей ночи. Мелочь всегда сильно ругался по этому поводу – якобы, это из-за Канды ему всегда приходится носить рубашки с высоким воротом, даже в летнюю жару, но Юу это совершенно не волновало. Ему безумно нравилось оставлять отметины на теле Стручка – словно клейма, говорившие о том, что он его собственность. Собственность, которой Уолкер стал в тот момент, когда лег к Канде в постель, а возможно и раньше. Мечник старался не думать об этом – так и до философских рассуждений о том, что же между ними двоими происходит, дойти можно, а подобного Юу просто бы не снес. Любить этого Стручка бобового – видана ли глупость… Словно в подтверждение этому Канда совершенно безжалостно прикусил кожу на шее мелкого, тут же слизнув несколько выступивших капелек крови и утихомирив завозившегося было во сне мальчишку тычком под ребра. Любить - не любит. Но не отпустит. Ни сегодня утром, ни вообще никогда. Канда вообще не привык ни с чем расставаться. Не расстанется и сейчас. Тем более что их связывает взаимное обещание - и чертов Ной в теле Стручка. Ной, которого Канда Юу ненавидит больше всех этих серокожих ублюдков и Графа вместе взятых. Ведь эта тварь покусилась на то, что принадлежало Юу. И за это ей не будет прощения. Канда временами сожалел, что не может вытащить проклятого Четырнадцатого из мальчишки и не насадить на острие Мугена - увы, это было возможно только вместе с телом Уолкера. Это вызывало у мечника безудержную злость - и не менее безудержную страсть, с которой он занимался сексом с мелким. Временами его просто не отпускала отвратительная мысль о том, что каждый раз может стать последним. Юу отмахивался от неё как от назойливого насекомого…но все же терзал тело Стручка безудержными грубыми ласками так сильно, словно он его и правда вот-вот потеряет. Мелкий никогда не сопротивлялся - что, к слову сказать, Канду тоже раздражало. Дурацкое поведение - то шлюха, стонущая под ним, то безвольная кукла, позволяющая делать с собой все что угодно и только дрожащая в его руках. Настоящей отдачи от Уолкера Юу добивался редко - но такие моменты разительно отличались от остальных. А сейчас все будет по-другому. Просто - по-другому. И лучше будет, если мальчишка не проснется. Осторожно, дабы снова лишний раз не задеть стояком ни постель, ни Стручка, Канда спускается ниже. Бледно-розовый сосок под пальцами напрягается и твердеет, маня коснуться его губами, мягко втянуть в рот и тут же прикусить зубами самый кончик, растирая в это же самое время большим пальцем второй. Юу чувствует, как мальчишка сильнее изгибается в его объятиях, как его дыхание становится чуточку тяжелее, прерывистее. Одно неосторожное движение - и Уолкер точно проснется, но Канда уже не может остановиться. Он мягко целует мелкого в середину груди, прямо в большой шрам, пересекающий её, и медленно спускается ниже. Почти лениво лижет в пупок, вычерчивает языком неизвестные символы под ним, скидывает совсем мешающее одеяло. Оставшись полностью обнаженным, Уолкер что-то хнычет во сне, пытается сжаться в комочек, поджать ноги к груди, но Канда ему этого конечно же не позволяет. Властно кладет обе ладони на бедра, медленно оглаживает пальцами выступающие косточки, наконец раздвигает Стручку ноги, легонько пройдясь по внутренней стороне. Кожа мелкого чуть влажная, и у него тоже «утренняя проблема». Усмехаясь, Юу гладит ладонью стояк мальчишки - осторожно, почти невесомо, но тому хватает. Уолкер беспокойно кусает губы во сне, вздрагивает всем телом, пытается даже метаться, но Канда не позволяет ему, удерживая второй рукой. Он задумчиво разглядывает мальчишку и, в конце концов решившись, пошире раздвигает ему ноги и устраивается между ними. Прикасается губами к головке, медленно, словно пробуя на вкус и привыкая. Юу никогда не делал со Стручком подобного, хотя мелкий частенько делал ему минет. Это всегда казалось Канде отвратительным - брать в рот. Но сейчас им владеет смесь любопытства и желания помучить мелкого, поэтому он легонько целует нежную кожу, осторожно пробует на вкус языком, и, словно контраст с нежными прикосновениями, грубо и рвано водит ладонью по стволу вверх-вниз. От таких откровенных ласк Уолкер все же просыпается и первые несколько секунд только хлопает ресницами непонимающе и пытается проморгаться. - Канда? - чуть осипшим голосом шепчет он и, наконец понимая и осознавая, что происходит, заливается краской, как девчонка. - Ты что? - Просто помолчи, - выдыхает Канда прямо в возбужденную кожу на кончике головки, и мальчишка ойкает, поспешно закусывая пальцы собственной руки. Долго ласкать Стручка подобным образом Юу не намерен - тот довольно быстро кончает, и к подобному «опыту» он совершенно не хочет приобщаться. Поэтому Канда просто облизывает пальцы и проталкивает внутрь мальчишки указательный палец, растягивая проход. Стручок сразу же расслабляется - а его тело еще податливое после прошедшей ночи. Палец легко проходит до самого конца, чуть задев напоследок простату и вызвав у мальчишки тихий протяжный стон. - Чего это с тобой? - тихо интересуется Аллен, снова покорно позволяя взять себя за бедра и притянуть ближе, насаживая. Правда покорности его хватило ненадолго, ибо уже в следующую секунду он потянулся и, очень ловко намотав на руку длинную прядь темных волос, повалил Канду на себя. Тот только шипит от легкой боли прямо в изогнутые в лукавой усмешке губы. Ага, значит сейчас мелочь решил показать коготки. Так даже веселее. - Я кажется попросил тебя заткнуться, - хрипло шепчет Юу в ответ, прежде чем сделать первый глубокий толчок. Уолкер сам целует его, жадно и горячо, бесстыдно играясь языком. Он обнимает талию Канды ногами и сильно сжимает их, он самозабвенно расцарапывает любовнику спину при каждом сильном движении внутри. Канда не позволяет ему стонать - уже утро, и мелкий своим громким голосом перебудит весь Орден, поэтому череда поцелуев почти бесконечна, кажется, что они бесконечно делят один воздух на двоих. Мелкий упирается своим стояком в живот Юу и то и дело чувственно трется всем телом. Кожа уже давно влажная от пота, и кажется, что от жара, сжигающего обоих, никуда не деться. Это далеко не первый их раз, но Стручок все равно до одури узкий, и Канда просто физически не может сдерживаться, не может не трахать его грубыми резкими толчками, вбиваясь в обманчиво хрупкое тело. Аллен выгибает спину дугой и сильнее впивается ногтями в плечи Юу, когда тот наконец упирается головкой члена в простату. Еще, и еще…и Канда душит рвущийся с губ рык, впиваясь зубами в шею мальчишки, кончая в него. Горячая липкая влага разливается внутри Аллена - и точно такая же теперь стекает белыми мутными каплями по животу Юу. Оба тяжело дышат, оба не спешат разжимать объятий. Оба молчат. Им как всегда не нужны слова, чтобы почувствовать друг друга. Вот и сейчас, в конце концов, Канда просто встает и брезгливо вытирается снятым со спинки кровати полотенцем. Аллен переворачивается на живот и спокойно наблюдает за тем, как мечник одевается и забирает растрепавшиеся волосы в неизменный высокий хвост. - Ну и долго ты тут будешь разлеживаться? - хмуро бросает Юу наконец, очевидно устав от повисшего в воздухе молчания. - Думаю что нет. Ты ведь не позволишь мне остаться после того как уйдешь на тренировку. - Тч. Нет, конечно. - Тогда я буду вставать. Двигаться чуточку больно, но Аллен привык, поэтому даже не кривится при каждом неосторожном движении. Он неторопливо одевается, оправляет испачканную спермой простыню, прикрывает её одеялом - заправлять каждое утро кровать это его обязанность. И уже потом, уже после того как оба стоят у двери, Аллен просто приподнимется на цыпочки и поцелует Канду в губы. Они будут еще пару минут стоять как два идиота, обниматься и сосаться как влюбленная парочка. А потом, уже практически выскользнув за дверь, Уолкер улыбнется - по-настоящему, открыто и счастливо - и скажет: - С добрым утром, Канда. А Юу в ответ только фыркнет и уже после того, как за любовником закроется дверь, тихо проворчит, словно бы про себя. - И тебе того же, мелочь.