"Miserere nobis"

Славься, Неаполь, прекраснейший из городов Италии! Нет места прекраснее и благороднее, чем старый и богатый Неаполь; город достойнейших мужей и благочестивых жен! Город, которому впору называться другой страной, настолько он отличен от остальных. Подобно тому, как младенец сосёт материнскую грудь, Неаполь впитал в себя всё самое лучшее у своей благородной матушки Италии, и подобно тому, как дети, вырастая, берут всё, что видят в своём окружении, он так же заимствовал отличные качества других стран, приезжавших в Неаполь торговать. Его отмечают изысканность Франции, собранность Британии, темперамент Руси и богобоязненность Испании – всё вы встретите на улицах Неаполя. О, прекраснейшее из мест, теплейшее и благонравное! И нет никаких сомнений в том, что именно подобный город должен иметь некую червоточину, непременно портящую любую плодоносную яблоню. Таковы правила мироздания: на любое достоинство обязательно найдётся порок, разбавляющий, а порой затмевающий доблесть первого; а иные, притворяясь благодетелями, портят их изнутри, превращая носителя своего в сгнившую пустоту, скрываемую благопристойной оболочкой. Так и случилось с герцогом Неапольским, принцем Себастьяном, родившемуся и правящему сим славным городом. Имея все почести, которые только возможно иметь человеку его происхождения и положения, герцог, однако, скрывал в себе ту самую червоточину, превратившую его из благородного мужа в дурного, требующего порицания и всеобщего осуждения. Получив высокий пост, он, тем не менее, возгордился и пожелал большего, а именно – престол своего старшего брата, короля Алонзо, человека умного и разумного, хоть и не лишенного некоторых недостатков. Забыв о стыде и страхе перед Богом, он, поддавшийся на уговоры коварного брата ведьмы Просперы, едва не убил короля на необитаемом острове, на который им волею Бога случилось попасть. Заговор, тем не менее, не удался, но, благодаря счастливому обстоятельству, наказания никакого не последовало, и синьор Себастьян сохранил свои чины и состояние. Король так и не узнал о том, что висел на волоске от гибели, а ведьма Проспера, подстроившая временное безумство синьора Себастьяна и своего брата, не выдала их коварных планов, и возвратилась вместе с ними в город, из которого и была изгнана. Но на этом нравственное падение синьора Себастьяна не окончилось: в этом путешествии принц Фердинанд, сын короля Алонзо, нашел себе невесту, милейшую Миранду, дочь ведьмы Просперы, и влюбился в неё до беспамятства. Их союз был отмечен самим Богом и всеми духами, обитавшими на том острове; они же и подарили новобрачным прекраснейшие одежды, сшитые из мечтаний и надежд каждой влюбленной пары, и оттого молодые выглядели по-особенному прекрасно. Король дал им своё благословение и наградил ведьму чинами, так что с его помощью девушка Миранда стала благородной донной. К несчастью, синьор Себастьян тоже влюбился в красавицу, хоть и была у него в Неаполе милая, скромная и богобоязненная жена, красивейшая из итальянских женщин. Памятуя о недавнем своём провале, герцог не решался на открытые ухаживания, но оттого его чувства разгорались всё сильнее, а вместе с ними и зависть к принцу и ненависть ко всему королевскому роду. Даже если бы он и решился на действия, встречаемые дамами благосклонно, красавица Миранда оставалась бы неприступной, и это ранило синьора Себастьяна ещё сильнее, чем невозможность государственного переворота. К тому моменту, когда корабль с королём, герцогом, принцем, его невестой, советником, ведьмой и двумя слугами прибыл в Неаполь, любовь синьора стала в конец нестерпимой. Глядя на то, как милуются молодые, он приходил в отчаяние, и был счастлив, что они наконец-то прибыли домой, ведь он мог отвлечься и забыть о своей красавице. Но, чтобы он не делал, навязчивый образ милой Миранды не отпускал его, и ни женщины, ни порочные удовольствия никак не могли стереть его. И вот он уже оказался в таком состоянии, когда и жизнь ему оказывалась не мила, и умирать не хотелось. И, разумеется, настал тот момент, когда синьор Себастьян понял, что более не способен сдерживать свою страсть, и что если уж ему не удалось добиться короны, то он мог хотя бы добиться расположения невесты принца. Не вполне представляя, как он будет исполнять задуманное, перво-наперво он показал всем раскаяние в своём поступке по отношению к королю и порвал все отношения с коварным Антонио, подбившим его на эту затею. Затем он открыто ухаживал за своей женой, устраивал в честь неё приёмы, балы и турниры, и постепенно все, кто ранее думал о герцоге плохо, переменили своё отношение к нему. К нему частенько заглядывал и принц со своей невестой, и синьор Себастьян, внутренне сгорая от желания обладать ею, вёл себя подчеркнуто холодно и почтительно, никогда не соглашаясь дать ей танец и редко разговаривая с ней, искупая свою общительность беседами с принцем. От него он постепенно, шаг за шагом узнавал всё больше и больше о характере его милой; и, однажды прознав, что Миранда очень доверчива и немного ревнива, решил, что это может сыграть ему на руку и помочь в том деле, которое он желает исполнить. На одном из таких вечеров он всё же согласился станцевать с Мирандой. Сделав вид, что девушка сама уговорила его пойти ей навстречу, он взял её за руку и едва сдержался, чтобы в сей же момент не расцеловать её, как икону. Миранда была особенно прелестна: волосы её были убраны цветами, платье спускалось до пола и ослепляло своей трогательной белизной, а на ногах виднелись башмачки, украшенные речным жемчугом. Подившись такой красоте, синьор Себастьян решил, что пора начинать действовать. Он склонился к уху будущей принцессы и завёл вот такую речь: - Милейшая барышня! Я бы ни в коем разе не стал говорить Вам того, что могло бы Вас ранить, но обстоятельства складываются таким образом, что я просто не смею не выполнить своего гражданского долга. – Заметив интерес в глазах девушки, герцог продолжил: - Я знаю Вас и знаю принца Фердинанда, и могу с уверенностью утверждать, что он абсолютно так же благороден, как и Вы, душа моя. Тем не менее, он молод, а молодость, как известно, дозволяет людям совершать непростительные глупости. И ввечеру я, возвращаясь от своего брата, короля Алонзо, видел, как блистательный Ваш супруг покидает некое заведение, роль которого может ранить Ваше чистое и хрупкое сердце. Я знаю, что принц отсутствовал в тот день, так как отправился на охоту, и был в этом уверен; но я знаю так же, что с охоты, как он сказал, он вернулся, не поймав даже рябчика. И я бы поручился за его честность, если бы собственными глазами не видел, как он дарит одной женщине, владетельнице этого заведения, дичь и одного зайца. Я не буду взводить на него напраслину, ведь я знаю, каков он прекрасный человек, и, возможно, причина его похода в это место более чем невинна. Однако, во избежание возможного прикрывательства неблагого поступка, я решил сообщить о нём Вам, и, если Вы не слишком ранены этой ужасной новостью, предложить Вам проверить его достоверность. Я хотел бы предложить Вам придти туда самолично, но не просто так, а притворяясь одной из его работниц. Я могу подкупить хозяйку, и она приведёт к Вам Вашего супруга, если таковой придёт туда. Тогда Вы сможете его пристыдить, а если что случится, то Вы поднимете шум, и дело будет замято, и тогда не пострадает ни Ваша репутация, ни доброе имя королевского двора. Он продолжал говорить свои ужасающие по количеству лжи речи, а бедняжка Миранда слушала его внимательно, не отвлекаясь ни на секунду. Её глаза предательски заблестели, и синьор Себастьян отдал бы душу, лишь бы дотронуться к ним губами и впитать её слезы, чтобы эти миловидные карие глазки смотрели на мир с прежним золотым блеском. Она лишь раз бросила косой взгляд на своего возлюбленного, в это время общавшегося с какой-то барышней, и синьор Себастьян мог поклясться, что сердце её в этот момент дрогнуло. Зардевшись, словно она невинная роза, Миранда наконец произнесла: - Да, я согласна на это. Я не верю, что причина его похода была непристойной, но сердце, подвергшееся любовной истоме, особенно ранимо, и я хочу убедиться лично в непорочности милого Фердинанда. Завтра он вновь отправляется на охоту, и он обещал быть лишь наследующее утро. Я верю ему, но теперь, когда Вы всё мне об этом рассказали, я не могу быть уверенной в своих чувствах. Завтра около девяти я готова придти туда, куда Вы мне скажите, чтобы развеять свои сомнения. Ах, как мне сейчас тяжело! Я рада, что Вы оказались честным человеком и рассказали мне это всё, но теперь я бы хотела упасть на землю и умереть! О, боже, чем я плоха Фердинанду! И она едва не расплакалась, а синьор Себастьян испытывал одновременно и муку, и счастье. Мука эта была порождена голосом давно уснувшей совести и невозможностью коснуться любимой хоть сколь-нибудь откровенным образом, а радость его сияла из-за ошибочного мнения, будто теперь Миранда будет меньше любить своего Фердинанда, и что вскоре герцог познает радость соития с девушкой, столь сильно им любимой. Он попытался успокоить её и шепнул на ухо, что пока это должно держаться в секрете; но милая, кроткая малышка Миранда не могла скрывать своих чувств и после танца вернулась к своему супругу расстроенной. На его удивленный вопрос, что с ней такое приключилось, она дрогнувшим голосом ответила, что ничего страшного не произошло, и что ей просто дурно от плохих воспоминаний о его муках. Никто бы не поверь в эту милую ерунду, но только не принц Фердинанд: он тотчас же обнял свою возлюбленную невесту и пообещал ей, что теперь они не будут знать ни мук, ни страданий. Герцог смотрел на это и мечтал заколоть проклятого принца, но ему пришлось держать себя в руках и утешаться мыслью, что вскоре будет обладать цветком столь драгоценным, что никакие сокровища в мире не сравнятся с нею – кроме, разве что, королевской власти. И желание его, и радость были столь велики, что он затем не мог уснуть целую ночь, вспыхивая от будоражащих кровь мыслей и фантазий. Его не останавливало даже то, что Миранда была дочерью ведьмы, и в случае неудачи её расплата могла быть ужасной – он не думал об этом и лишь мечтал, как сожмёт в своих руках тоненькую девичью фигурку и будет осыпать её светлое, волшебное лицо поцелуями… Герцог с нетерпением ждал утра, чтобы приступить к осуществлению своего коварного плана. И верно, после завтрака Себастьян отправился к одной досужей женщине, державшей то самое заведение, о котором он рассказывал Миранде. Заведение это было примечательно тем, что содержало в себе множество комнат, скрытых в полумраке, и девушки, которые, как это и водится в публичных домах, продавали своё тело, во избежание неприятных ситуаций носили повязки на глазах. Этот милый обычай был введен после того, как сам синьор Себастьян стал частым гостем этого заведения: лишь хозяйка могла знать в лицо своих клиентов. Он рассказал ей, что намерен сделать, и одарил таким количеством драгоценностей и мехов, что хозяйка, будучи польщенной, не могла отказать капризу герцога. Найдя самую темную комнату из своих, она устроила её должным образом. Когда настал девятый час, Миранда в одиночестве, не взяв с собой даже служанки (так как милая девушка никогда не пользовалась их услугами, привыкнув всё делать самой), пришла в то место. Хозяйка встретила её ласково и провела в ту комнату, обещаясь привести к ней только принца, если он придёт туда. Она, как и было установлено, завязала девушке глаза и оставила её таким образом, прежде удовлетворившись в том, что Миранда узнает поцелуи своего возлюбленного. Та горячо убедила её в этом, и хозяйка ушла, а синьор Себастьян, выждав какое-то время, вошёл в комнату и запер за собой дверь. Увидев прелестную тоненькую Миранду с завязанными глазами, Себастьяна тотчас же одолела невиданная ранее страсть, но он, памятуя о том, что может себя выдать, стал действовать осторожнее. Делая вид, что не узнает, кто сидит пред ним, он склонился к ней, взял её в свои объятия. Миранда сидела подобно каменному изваянию, пока герцог, не смея касаться её губами, чтобы не выдать себя, ласкал её. Когда его рука наконец достигла груди девушки, Миранда подпрыгнула и залилась слезами. - Довольно! – воскликнула она, срывая с глаз повязку. Себастьян испугался в этот момент, но бедная девушка так сильно плакала, что не видела ничего вокруг себя. – А я-то верила тебе, изменник! О, я несчастная! Не смей меня трогать, не смей прикасаться своими грязными, испорченными руками! Разве ты не слышишь, что это я? Разве минуты ласк не подсказали тебе, кто сидит перед тобой! «Я узнал бы тебя из тысячи» - всё ложь, всё наглая ложь! Почему ты мне ничего не говоришь? Или ты забыл те клятвы, что мы давали друг другу? Забыл о том, что ты работал ради меня на поле моей матушки? Неужто ты этого не помнишь! Неужто я не такая благородная, как все эти женщины? А они ведь ниже, ниже меня, дочери самой Просперы! Но я же так люблю тебя, почему ты совершил это со мной, за какие такие прегрешения? Она подняла взгляд, надеясь увидеть растерянный взгляд своего возлюбленного, и только в эту секунду могла разглядеть, кто же стоял перед ней на самом деле. Он хотела вскочить, но синьор Себастьян, уже одержимый своей похотью, повалил её на кровать, крепко держа за плечи. Тогда бедняжка собралась закричать, но герцог закрыл ей рот рукой. Нагнувшись к ней, он начал такую речь: - Душа моя, не гневайтесь. Любя Вас, я не мог получить Вас иначе, чем прибегнуть к обману, и Вы должны меня за это понять и простить. Если Вы закричите или попытаетесь рассказать всем, что с Вами произошло, то за этим последуют ужасные события. Ваша честь и репутация будут запятнаны, и даже если Вас это не смущает, то Вас должно смутить то, что я не собираюсь помогать Вам распространить правду об этом происшествии. Я скажу, что это Вы меня сюда привели, так как я обещал Вам денег и подарков, а Вы, не удовлетворенная полученным, решили мне отомстить. И потом, подумайте о Вашем несчастном муже! Если это произойдёт, то между нами случится смертельная вражда, и я могу убить его на дуэли и расстроить Ваше нежное сердце. Так что оставьте свои попытки, ведь я обманул Вас из-за любви – да-да, из-за неё!... Вы не первая и не последняя из обманутых женщин, но Вы счастливейшая, потому что обмануты тем, кто любит Вас больше себя самого. Я готов ради Вас на всё, а Вы не знали об этом или не желали замечать. Уже то, что я так долго молчал, говорит о моей любви к Вам! Нежная роза, юная, трепетная козочка, сжальтесь надо мной! Я обещаю, что не оставлю Вас!... Пока он это говорил, юная Миранда плакала навзрыд. Она уже жалела и пеняла на себя за свою ревность и простодушие, и сложившаяся ситуация заставляла её трепетать от страха за свою честь. Она подняла взгляд и испугалась, так как глаза одержимого герцога показались ей страшнее мук Ада. Будь у неё возможность, она бы закричала, или принялась тихо молить своего мучителя: - Себастьян, пожалуйста, отпустите меня. Я знаю, что я виновата сама, и что меня привела ревность и избыточная простота, но молю Вас, опомнитесь! Если Вы хотите, никто об этом не узнает, так как вина лежит и на мне, но не делайте ничего, пожалуйста! Если Вы и правда любите меня, то отпустите и дайте мне спокойно жить с моим Фердинандом. Вы добились от меня того, чего хотели, теперь отпустите, прошу! Но у неё такой возможности не было. Когда синьор Себастьян с неистовством принялся её целовать, она пыталась вырваться, но её так крепко держали, что не было никакой возможности этого сделать. Перед тем, как насладиться утехами с ней, Себастьян вновь наклонился к её прелестному ушку и прошептал: - Я не отпущу Вас, пока Вы меня не простите. Тем более Вы и сами этого хотели. И бедная Миранда ещё сильнее залилась слезами отчаяния, и треск разрываемой ткани отпечатался в её ушах.