Чертоград

От автора: Я не знаю, стоит ли продолжать данную повесть, и не знаю, как все это вписывается в форматы фикбука, но мысли есть и их довольно много. Так что очень прошу прочитавших оставить отзыв и, возможно, кое-какие пожелания. Писать в пустоту совсем не хочется. Спасибо за внимание. -------------------------------------- “Ты думаешь, вернулся и всё? Думаешь, что сможешь забыть, оправиться? Не будь наивным, я никогда никого не отпускаю так просто. Скажи мне, а хорошо ли тебе спится по ночам? Хотя, не отвечай — я и так всё прекрасно знаю. Ты ведь пытался избавиться от амулета, да? Ха-ха, даже не надейся. За него, конечно, нужно выразить отдельную благодарность Хельге. Не беспокойся, она своё получила. Ты и твой дружок оказали мне невероятную услугу. Какую — обойдешься, не скажу. Дарую тебе новую порцию ночных кошмаров. Наслаждайся, нервозный… ” *** Сид резко открыл глаза и огляделся. Полупустой вагон пригородной электрички. Одинокие пассажиры либо дремлют, либо читают что-то. Некоторые же тупо палятся в окно, за которым простираются пустые, заросшие высокой травой, зеленые луга. Напротив сидит какая-то бабка и злобно так, исподлобья стреляет взглядом из-под больших очков, от которых её глаза стали огромными, словно стрекозиные. Посмотрела на Сида, пробурчала что-то, вроде: “Развелось, наркоманов”, и уткнулась обратно в газету. Брюнет нахмурил брови. Конечно, выглядел он крайне плохо: побледневшая, нездорово-зеленоватая кожа, черные тени под глазами, да и в целом весь какой-то взъерошенный и помятый. Но наркоманом-то за что обзывать? После возвращения из Чертограда прошло всего два дня. Сид сразу же собрал вещи и на следующий день, позвонив одному своему старому знакомому, решил уехать из Питера. Ему слишком тяжело далось то путешествие, да и ситуация с Мэттом… Сид не мог видеть лучшего друга и посему решил сменить обстановку на какое-то время и, может быть, хоть немного отдохнуть. Вечерело, уставшее рыжее солнце нетерпеливо скатывалось к горизонту. По-весеннему переменчивая погода сегодня была на удивление благосклонна — приятная мелочь. Старая зеленая электричка с большой древней надписью «РЖД» и кое-где ржавыми вмятинами, минуя руины, что некогда были небольшими поселениями, лениво подползала к Гатчине. Что удивительно, но этот маленький городок в области остался почти нетронутый войной. Зато вот время и скатившаяся в глубочайший дефолт экономика (как страны, так и мировая в целом) его не пощадили совсем. В Гатчине Сида должен был встретить старый друг — Мишаня. Они познакомились довольно давно, когда Сид с Мэттом еще были детьми, а сам Мишаня молодым парнишей с горящими «я-всё-могу» глазами. Как раз после смерти дедушки. Но потом судьба их разлучила, и пару лет Сид вообще считал Мишу мёртвым. Но, к счастью, слухи далеко не всегда правдивы. Мишаня женился, и засел в Гатчине, тут всегда было спокойно. Вот только жена его несколько лет назад погибла — её сожрали твари в деревне под Лугой. Миша убивался-убивался, потом успокоился и стал пить водку. Потянувшись и немного размяв затёкшую шею, Сид поднялся и побрёл в тамбур. Резкий запах мочи и пива сразу же врезался в нос, заставляя поморщиться. Тут было настолько грязно, что казалось, будто вся эта загаженность существовала тут с первого дня спуска электрички на рельсы. Будто бы она сама была уже такой спроектирована. Поправив кожанку и подтянув чуть сползшие штаны, на которых поблескивал неизменный металлический ремень, Сид осторожно прислонился к дверям и, под замедляющийся стук старых колес, плавно перерастающий в скрип тормозов, постарался думать о хорошем. Глаза слезились — то ли от мерзостного запаха, то ли от тяжелейшей усталости и недосыпа. Если учитывать и поход в Чертоград, то Сид не спал уже дней пять. Ну ладно, в андеграунде время по-другому течёт, но здесь… стоило только закрыть глаза, как сразу же всплывали жутчайшие воспоминания. И не только из проклятого города, но и из прошлого. Сид надеялся, что хоть сейчас это пройдет. Чёрт, да лучше бы вообще они в Чертоград не ходили! Вы обязаны посетить Чертоград, бла-бла… Полезного — ничего, одни расстройства. Да еще и этот медальон, от которого невозможно избавиться, камнем оттягивает карман. Всё же нужно было бросить его тогда. О хорошем думать не получилось, но к счастью, лязг тормозов наконец-то заглох, и двери разъехались в стороны. Задумавшийся Сид аж чуть не упал на перрон, но вовремя успел схватиться за поручень. Сойдя с поезда, он рассеяно огляделся по сторонам в поисках Мишани. Ага, вот и он! Приветливо машет рукой, поднимаясь с одинокой скамейки. Эх, а постарел-то он как. Хотя, сколько ему там сейчас? Тридцатка вроде. Потертые джинсы, поношенный серый свитер, небольшой пивной (или водочный) животик, растрепанные короткие волосы и усталое лицо с добрыми, но такими грустными глазами. — Хэй, Сид, сколько лет! — по-дружески крепко обнявшись, Миша похлопал Сида по спине. — Да уж никак не меньше четырех, — улыбнулся парень. — Хреново выглядишь, — Мишаня оглядел Сида с ног до головы. — Ты прям как Сид Вишес. Весь в коже, да и видок у тебя, как у наркомана, — усмехнулся он. — Ну, про наркомана мне сегодня уже говорили. А кто такой Сид Вишес? — не понял Сид. — Забей. Старые многоэтажки, повидавшие и пережившие на своем веку столь многое, что не понятно, как они вообще еще пригодны для житья. Высокие, уже начинающие зеленеть, деревья устремлялись высоко в небо, заслоняя собой заходящее солнце и не пуская его свет в темные окна домов. Сплошь сырость и грязь вперемешку с мусором. А вот обшарпанная церквушка с зелеными куполами, от вида которой Сида передернуло: не любил он теперь святые места, пуще прежнего не любил. Дети, спешащие домой, пьющая пиво молодежь на детской площадке и старушки на лавочках. Вот она — Гатчина. Просто образец из прошлого. Мишин девятиэтажный дом, ничем по сути не отличающийся от остальных, находился практически на окраине города, с противоположной стороны от железной дороги, поэтому идти пришлось прилично. Когда они наконец-таки добрались до парадной, уже совсем стемнело. Темный, грязный подъезд с каким-то особым, специфическим запахом и освещенный одной единственной тусклой лампочкой, буквально переносил сразу лет на двадцать назад. Но, при всей этой неприветливости, здесь было как-то даже уютно. Такие старые места хранят в себе дух пережитого времени. Стены подъезда видели и слышали слишком многое — и хорошее, и плохое. И теперь вся их энергетика невесомо ложилась на плечи, вызывая непонятное трепетное волнение в груди. Подниматься пришлось по лестнице — лифт не работал уже несколько лет. По словам Миши, жильцы с лифтером предпринимали несколько попыток починить махину, но так ничего толком и не получилось. Почему — загадка. В итоге все сошлись на том, что девять этажей — не так уж высоко, и бросили это дело. Стариков только жалко. Да они сейчас долго и не живут. Сид расположился в гостиной. Квартира двухкомнатная, но все равно маленькая. И хоть здесь и было прибрано, все равно заметно, что обитель — холостяцкая. Куча всякого хлама, типа старой техники (Миша отмахнулся: мол, в них можно найти занимательные микросхемы); книги, не умещающиеся на стеллажах, неровными стопками расставлены по углам. На стене висела картина, изображающая маленькую улочку, мощеную булыжником. Аккуратные двух- трехэтажные домишки с деревянными балками на фасадах, по коим от самого фундамента и почти до крыши расползлась хмельная лоза, ровным строем выстроились вдоль улицы. Сид почувствовал слабенькое такое дежавю: именно так, собирая осколки памяти, он представлял себе маленький городок где-то в старой Европе, где он родился. — Ты уже прости, — спиной сказал Мишаня под аппетитное шкворчание сковородки, — из меня хреновый хозяин. Сид рассеяно улыбнулся и сел за стол. Кухня была настолько мала, что четверо взрослых мужчин здесь вряд ли бы уместились. Видавший виды холодильник, с потертой, в царапинах дверью, то неистово дребезжал, то мертвенно затихал. Словно древний больной старик, ей-богу. На стене висел старый выцветший календарь 2013 года, на котором в марте месяце красным ползающим квадратиком было отмечено число «17». — А что у тебя забыл календарь трехлетней давности? — полюбопытствовал Сид, пока Миша вытряхивал перед ним на тарелку глазунью. Есть совершенно не хотелось. — Ее не стало в тот день, — Мишка будто съежился весь на секунду. — Извини. — Да ничего. — На лицо мужчины вновь вернулась улыбка, правда немного скомканная. Миша выудил из-под стола закупоренную бутылку водки и, звучно поставив ее на стол, приправил композицию двумя стопками, сушеной рыбкой, соевой колбасой, старательно нарезанной тонкими неаккуратными ломтиками, и цельными огурцами. — Вот это трапезу ты закатил, — улыбнулся брюнет, — а пойла поприличней-то нет? Миша скорчил интеллигентную небритую рожу и произнес: — Извольте-с, сударь, коньяку не держим-с. Так что пейте водку русскую и не светите тут вашими благородными корнями. Оба засмеялись и осушили стопки. — Так, — аппетитно хрустнув огурцом, сказал Миша, — откуда ты вернулся, и что там такого случилось, что ты сходу решил ретироваться сюда, да еще и один? Где Мэтт? Сид потупил взгляд — он крайне сильно не хотел говорить об этом. Медленно налив себе еще водки для храбрости, он поднес стопку к лицу. Недолго рассматривал грани на стекле, затем понюхал содержимое и залпом выпил, поморщившись. — Мы были в Чертограде, — тихо прохрипел он. Миша поперхнулся. — Что?! Вы совсем из ума выжили? — прокашлявшись, гаркнул он. — Да уж лучше бы и выжили, — почти прошептал Сид, вертя в руках стопку. Собравшись с мыслями, Сид пересказал Мише все путешествие, умолчав лишь о том, что в подвале собора сделала Мертвая Немка, будучи в его теле. Вернее, почти рассказал, так как к этому моменту повествования уже изрядно надрался и лишь чудом сумел свести разговор в русло: «Я — ну, то есть, она — приковал… приковала… Мэтта и … и затем… пытал». Благо, Мишаня уже и сам был довольно пьян, и не заметил того, как отчаянно Сид искал слова в Туманности Алкогольного Мозга. — И вот теперь я просто хочу отдохнуть, от всего отдохнуть, — промямлил Сид, наливая себе и Мише еще водки. — В конце концов, на этом свет клином не сошелся. *** — Мама, а люди умирают? — спросила перед сном маленькая девочка. — Тебя это не должно волновать, милая, — женщина устало провела ладонью по волосам дочери. — А Они говорили мне, что люди умирают, и должны умирать. — Кто такие "они"? — Черные тени, мама, — она устало зевнула и прикрыла глазки, — в туалете, в садике. Из стен. — Это просто вода в трубах шумела, — женщина нежно поцеловала ребенка в лоб, — не думай об этом. Спи. — Спокойной ночи, мамочка. Женщина вышла из комнаты, осторожно закрыв за собой чуть поскрипывающую дверь. Тревожно вздохнув, она направилась в каморку. А вдруг "тени" добрались и в этот город?