Что имеем - не храним, потерявши - плачем

- Ваше высокопреосвященство! – возопил кансилльер, воздев очи горе (точнее, потолку) и заламывая руки, подобно красавице из пьесы Дидериха, - я так больше не могу. - Во-первых, здравствуйте, - невозмутимо ответил Сильвестр, - во-вторых, что не можете? - Ничего я уже не могу! Ни работать, ни отдыхать, ни вообще – жить. - Ну, за последним – к Алве, он у нас по дуэлям специалист, недавно с семерыми справился. - Да из-за него я и не сплю ночами! - Это почему же? И вы мечтаете о Первом маршале? Джастина Придда мало? - При чем тут он? - При всем! Он при особе Ворона… был. - Вот именно – был. А теперь при его особе юный Окделл. А он все же сын моего давнего друга. Он, Эгмонт, тоже хороший друг… был. Кардинал вздохнул. Без шадди тут не разберешься. - Так, сядьте, господин Штанцлер, пейте шадди и расскажите, почему вас волнует то, что в Фабианов день Рокэ взял Ричарда. - Он его плохому научит. - И чему же? Глаза Дорака смотрели на старого больного человека с нехорошим блеском. - Э-э-э, пить вино, посещать салон Марианны и протыкать дворян на дуэлях, - начал оправдываться Штанцлер. - Ах, так?! – рассердился кардинал, - тогда берите его себе и учите чему хотите. Сейчас же подпишу приказ! И вскоре юный Окделл поступил под начало самого кансилльера. Когда Рокэ показал ему подписанную кардиналом бумагу, Ричард сначала смотрел на нее, как бакранский козел на Барсовы Врата, а потом завопил так громко, что на кухне служанка разлила шадди. - За что, эр Рокэ?! - За «эра», - Ворон спокойно отпил из бокала любимую «Черную кровь», - и за все хорошее. Мечтали о Великой Талигойе? Бегали к своему любимому Штанцлеру каждый день? Теперь бегать не придется, ваш обожаемый эр Август под боком будет. И фехтовать никто не заставит, и книги читать – по желанию. Да и Люди Чести в гости наведываться станут, а то у меня лишь Савиньяки напиваются, а вам такое смотреть еще рано. - Монсеньор! – Ричард взвыл не хуже ызарга, - Я не хочууу! - Увы, юноша, это приказ. И даже не мой – на мои вам наплевать с призрачной башни. Это приказ Его Высокопреосвященства. Так что – пакуйте вещички. Так и быть, некоторые можете оставить. Возьмите самое необходимое. И пошел приказать послать Дораку зерна шадди, привезенные из Багряных Земель. Заслужил Сильвестр. Вскоре на пороге дома Августа Штанцлера появился заплаканный и хмурый Дикон. С бумагами, где значилось, что вышеозначенный оруженосец Первого маршала Талига Рокэ Алвы переходит в распоряжение кансилльера на неопределенный срок. - Мальчик мой, - елейно заулыбался эр Август, - я все-таки смог вырвать тебя из лап чудовища. Теперь все будет по-другому, никто не сможет тебя обвинить в том, что ты служишь убийце отца. Сейчас мы пообедаем, а потом ты мне расскажешь вести из Надора. Дикон шмыгнул носом в знак согласия. Обед после жизни в особняке соберано показался ему чуть ли не гаже, чем кулинарные шедевры Лаик. А травяной настой – «успокаивает нервы, хорошо влияет на сердце» - полнейшей гадостью. - Ну, а теперь расскажи, что нового у тебя дома? Как матушка, сестры? Надеюсь, здоровы? И как там старина Эйвон Ларак? Не мается желудком? Домом Ричард давно считал особняк с воронами на воротах. И как теперь туда попасть? А никак! Что касается Надора, то вести оттуда были одинаковы, как капли «Черной крови» в бокале Рокэ. - Все у них по-прежнему, - устало ответил Ричард, - матушка молится, сестры вышивают, в замке холодно, на обед – вареные овощи. Эйвон желудком мается только если у них обедает. Тон, которым говорил Дик, не понравился эру Августу. - Мальчик мой, ты заболел, - сказал он встревожено, - этот несносный Алва тебя чем-то опоил. Тебе надо срочно принять лекарство и лечь в постель. - Я не болен, - попытался возразить тот, но ему впихнули ложку чего-то мерзкого, дали запить теплой водой (холодную пить нельзя, горло застудишь) и уложили в постель. Лекарь – толстый и занудный, - сказал, что это неизвестная науке болезнь и прописал постельный режим. - Вот до чего этот Ворон ребенка довел, - возмущался эр Август, - ничего, я в лечении кое-что понимаю. Я сам старый и больной, меня лекари все знают. Как родного. - Не надо меня лечить – пытался возразить Дикон. - Надо-надо, - отвечал кансилльер, - я всех вылечу. И тебя, и себя. По вечерам приходил цивильный комендант Килеан-ур-Ломбах и они с кансилльером обсуждали, какими каплями лечить насморк, а какими – колики в животе. Потом они принимались говорить, что при Раканах в Кэбитэле было лучше, чем сейчас в Талиге при Олларах. И о том, как тяжело живется Людям чести вообще, и им двоим в частности. - Охо-хо, - вздыхал цивильный комендант. - Эхе-хе, - вторил ему август Штанцлер. Ровно в девять вечера эр Август отсылал Ричарда спать, каждый раз повторяя: - На забудь прочесть молитву перед сном, так учила тебя твоя почтенная матушка. - Хорошо, эр Август, - понуро вздыхал Дик и плелся в неуютную комнату. А оба Человека Чести смотрели на него и вздыхали о том, что Эгмонт Окделл был покрепче нынешнего Повелителя Скал. Однажды в приемную кардинала Сильвестра вошел капитан королевской охраны Лионель Савиньяк. - Что вас привело ко мне, граф? – осведомился Дорак. - Прошу Вас, верните Росио его оруженосца, - прямо, как и подобает настоящим военным, начал Лионель, - бедняга уже четвертый день пьет без просыху. И, боюсь, скоро увидит Закатных тварей верхом на зеленых ызаргах. - Он их видит и в трезвом состоянии. Не волнуйтесь, ничего с вашим Алвой не случится. - А как же Ричард? - Еще не время, - строго ответил мудрый кардинал. Он все знал и предвидел заранее. А в особняке с воронами на воротах срочно покинувший свой военный лагерь Эмиль Савиньяк поил Алву настоем горичника и утешал. - Вернет тебе кардинал оруженосца, не переживай ты так. Сейчас приедет Ли, он все скажет. Ворон что-то невнятно бормотал о Закатном Пламени, которое скоро сожжет всю Кэртиану, о зеленой скверне – и уснул прямо на шкуре перед камином. Пустые бутылки валялись по всему кабинету. Савиньяк-старший на цыпочках прошел по лестнице и заглянул в дверь. Хуан прикладывал мокрое полотенце ко лбу соберано. Эмиль выскользнул за дверь: - Ну, что? – нетерпеливо спросил он. Лионель пожал плечами: - Сказал, что еще не время. - У, ызарг подколодный, - погрозил Эмиль в сторону невидимого Сильвестра. - Поосторожнее, я потом на передачках тебе в Багерлее разорюсь, - ответил Ли. Хуан вылетел из кабинета, как фамильная птица соберано против ветра. Вслед ему неслись проклятия на кэналлийском. - Ничего ведь обидного не сказал, только поесть предложил, - таким растерянным домоправителя не видел еще никто, - и сказал, что на Окделле свет клином не сошелся. - Идите все к кошкам! – донеслось из кабинета. И вслед за этим раздался звон разбиваемого стекла. А бедный Ричард Окделл, несчастный Ричард Окделл лежал в постели, пытаясь заснуть. Сначала он считал кошек, потом – ызаргов, потом стал считать ворон. Точнее, воронов. Но Ворон получался всего один. Он смотрел на него ярко-синими глазами и ничего не говорил. А в глазах не было насмешки – только легкая грусть. - Монсеньор, я хочу домой, - всхлипнул во сне Дик и проснулся. Август Штанцлер был недоволен. Мальчик явно не оправдывал ожиданий, что возлагали на него друзья почти-святого Эгмонта. Он не желал слушать о Великой Талигойе, не принимал участия в вечерних беседах. А если и присутствовал на них, то оставался мрачным и безучастным. Лекарь не находил никаких болезней, но советовал поить укрепляющим настоем – ежедневно. Так прошло время, и вот кардинал написал указ о том, что Ричард Окделл, эорий, Повелитель Скал может вернуться к своим непосредственным обязанностям оруженосца Первого маршала Талига Рокэ Алвы. Сказать, что были счастливы и Рокэ, и Ричард – значит, не сказать ничего. Грандиозная попойка продолжалась три дня. Хуан устал таскать полные бутылки и уносить пустые – но он тоже был счастлив, потому что видел радостные глаза Дика и улыбку соберано. Ли и Эмиль смогли, протрезвев и похмелившись, вернуться к своим непосредственным обязанностям. А утром, в семь часов, во дворе особняка ждал умытый и бодрый оруженосец, всем своим видом показывающий, что готов к фехтовальной тренировке.