Wild,Wild Christmas

Она боялась открыть глаза. Боялась понять всю банальную глупость своей очередной ошибки. Боялась снова ощутить это чувство, холодящее душу. Поэтому Блэр просто лежала, ничем не выражая бодрствующее состояние. Слушала его мерное дыхание. Наслаждалась тяжестью руки на своей талии. Представляла его умиротворенную расслабленность лица, что выглядит так искренне и беззащитно лишь в минуты сна. Как чуть подрагивают его веки, как он мило оттягивает пухлую нижнюю губу, как будто обиженный ребенок. И от этого Блэр боялась еще больше наступившего дня, что станет очередной отправной точкой для нового бега по кругу борьбы с собой… Чуть слышно выдохнув, Блэр втянула аромат его тела и осторожно освободилась от руки. Замерла на мгновение на краю кровати, спрятав лицо в ладонях. Хотелось кричать от разрывающих чувств, освободить своё запутавшееся внутреннее эго. Но вместо этого девушка лишь тяжело сглотнула, мысленно проклиная привычку оставаться истинной леди. Поправляя нижнее белье, что каким-то чудом осталось на ней вполне в приличном виде, Блэр огляделась в поисках платья. Оно лежало у большого зеркала одиноким черным пятном на белоснежности коврового покрытия. Ехидное сознание тут же подкинуло метафору в связи с ошибкой этой ночи, что снова стала растекающимся черным позором на её совести. «Как символично»,- подумала девушка, натягивая на себя кусок холодной материи, что пропах чужим ароматом. Ароматом мужской силы и власти, той власти, которую Чак Басс имел над её выдержкой. -Какого черта ты снова сделала, Уолдорф?!- прошептала Блэр своему отражению. Что теперь делать с этим? Как вытравить из себя картинки вчерашних безумств? И хоть Блэр Уолдорф славилась прекрасной выдержкой, сейчас её глаза говорили совершенно о другом. Её растерзанные губы вряд ли дадут забыть о страстных поцелуях и томном хриплом шёпоте: «Блэр». Волосы, что уже давно потеряли гладкую ухоженность, будут помнить его руки, что не раз утопали в роскоши их объема. Да каждый сантиметр кожи до сих горел от прикосновений, поцелуев, укусов. .. Это Дикость. Дикость, противостоять которой возможно лишь находясь на расстояние от Басса. Дикость, что захватывает в свои порочные сети и выбраться из них не так-то просто. Это Дикость, что связала их воедино, заставляя бродить по кругу чужой выдержки, обжигая нагую сущность душ. Но Блэр и Чак – навсегда перечеркнутая перспектива. И это «грязное дело» сделает она сама, своей чуть подрагивающей рукой, заглушая словами «Так надо!» чуть слышные муки возражений. - Чёрт, - тихо вдохнула она воздух спальни, пропитанный запахом их совместной страсти. Уговаривая себя, Блэр, как марионетка, нервно потянула застежку платья. Посмотрела на свое отражение. Провела по ткани чуть подрагивающими ладонями, разглаживая неровности. Идеальная оболочка. Плотно сжатые губы. Бледность щек и глаза, чуть поблескивающие в утреннем полумраке. Вдох-выдох. Задержка дыхания и.. секундный срыв выдержки. Блэр сглотнула. Прикрыла на миг глаза, прикоснулась к припухшим губам, словно в прощальном жесте, и на цыпочках двинулась к двери. Но уже на пороге она почему-то ощутила мерзкое подозрение, что он уже не спит. Ей показалось, что он смотрит на неё, проклиная каждый жест. Блэр обернулась, втайне надеясь, что это именно так. Что сейчас хватит его полусонной улыбки и просто банального «Привет!», что тут же возымеют силу над её планами. Но он как прежде спал. Как прежде его грудь медленно и спокойно поднималась-опускалась, а глаза были всё также закрыты. Усмехнувшись своей тайной паранойе и идиотским желаниям, Блэр поспешила к выходу, подгоняя себя липким ощущением беспомощности. …Как только дверь её номера закрылась, Блэр прислонилась к холодной гладкости двери и закрыла глаза. Пока она в безопасности. Пока еще можно быть уверенной, что жизнь все также идеальна. По крайней мере, наступившее сегодня Рождество спасет от расплаты… А то, что она будет, Блэр чувствовала. Чувствовала, но боялась думать о том дне, когда придется разбираться еще и с этим обстоятельством. И стараясь больше не думать об этом, она двинулась в сторону ванной комнаты. Полчаса, и она вернулась в гостиную, кутаясь в белый халат. Вода сделала её тело чище, храня запах геля и шампуня, заглушая аромат страсти. Пора возвращаться к жизни. Поздравить с Рождеством родителей. Позвонить Серене. Но хватило пары шагов по мягкому покрытию, чтобы понять, что не так в номере. Взгляд выхватил из общего убранства главный рождественский атрибут, которого вчера еще не было. - Это еще что? – Блэр подошла ближе к высокой пушистой ели, что дразня природным лесным ароматом, сияла огоньками и чуть поблескивала разноцветными украшениями. Девушка протянула руку к ветке, желая убедить себя, что это всё же не мираж и происки больного воображения. Но едва подушечки пальчиков ощутили остроту иголок, она одернула руку и сделала несколько шагов назад, натыкаясь на спинку дивана. Замерла на секунду и медленно опустилась на пол, прижимаясь спиной к мягкой обивке. «Что я наделала?» - подумала она. Глядя на ель, озорно подмигивающую переливами гирлянд, девушка поняла свою лживость. Всё неправильно. Глупые попытки иллюзорного счастья с Нейтом. И этот романтический жест Арчибальда, желающего загладить свою вину. И весь бред ситуации, что вышла из-под контроля намного раньше - еще на сцене злосчастной «Виктроллы». Рождество вдали от семьи…И Чак Басс. И невероятные ощущения рядом с ним. И эта ночь, что лишь больше усугубила происходящее, бесстыдно обнажая одно. Её вину. Вину и невозможность выразить истину тех чувств, что в ней. Одинокая слезинка, медленно плутая, скользнула по щеке и спустила ниже по шее, растворяясь в мягкости халата. За ней поспешили остатки невыплаканной боли. И закрывая глаза, Блэр даже не делала попыток их стереть.. Это был момент истинности и открытой души, что погрязла в противоречиях. Как же всё запуталось… - Блэр, С Рождеством. Где ты? Неужели спишь? Дверь хлопнула, и в комнате растворился сладковатый аромат парфюма Серены. Бодрый голос, внезапность появления…Блэр всхлипнула. Через секунду рядом с ней опустилась блондинка и, стирая слезы с её щек слезы, шепнула: - Би, что случилось? Чужое внимание к твоей слабости – это еще хуже для выдержки. И Блэр, прекрасно понимая это, просто сдалась, позволяя Серене притянуть её ближе. - Би, - Серена мягко поглаживая её по сырым волосам, снова попыталась заговорить. Но отвечать и что-то объяснять не хотелось. Не хотелось обнажать всю запущенность ситуации. - Эс, не спрашивай, пожалуйста, не спрашивай. Она услышала тяжелый выдох подруги и благодарно сжала её кисть. Стало чуть легче. Легче, что твоя боль хотя бы разделена. Или это очередной самообман её жизни? Слезы высохли. Но так не хотелось выбираться из объятий подруги. Наивно, по-детски веря, что это броня от окружающих её всё больше, всё теснее последствий истины. Но Блэр лишь подумала, что пусть лучше она сейчас станет чуть беспечнее, как Скарлетт или Холли, заглушая наивностью свои переживания. И это ребячество она объяснила волшебством Рождества. Пусть оно в этот раз и было Диким.

***

Он слышал всё. И её «Черт» - полувыдох отчаяния. И тяжелое дыхание, пока она разглядывала свое отражение в зеркале. Наблюдал лишь секунды её беспамятства сквозь прикрытые, чуть подрагивающие ресницы. И это странное полуженное движение к губам, припухшим от бесконечности его ласк. Сглотнул от захвативших его эмоций, когда она на миг закрыла глаза. Да, Чак видел Всё. Спешные сборы. Нервозные движения. Ощутил последний взгляд. Слышал поспешные шаги и чуть слышный щелчок двери. Щелчок. Тишина. Пустота. Бессилие. А что он мог?! Стать жалким и просить её остаться? Быть собой, и она осталась бы сама? Уподобиться её сказочным представлениям о принце? Бред. Или стоило позволить ей понять, что бабочки Чака Басса не только не уничтожены. Нет, все намного хуже: они окрепли, стали сильнее. И только лишь их обугленные от боли крылья выдают те чувства, коими полна его душа. Что мог он? Что могла она, так глупо запутавшаяся в своем идеальном вымышленном государстве? Ни один сценарий не был удачен. Так что проще позволить ей уйти, как обычно перечеркнуть еще одну связующую нить взаимопонимания. Просто отпустить, предпочитая слушать окружающую давящую тишину. Глупо считать минуты привычного одиночества. Снова притвориться ничего не чувствующим гадом, что искал лишь случая отомстить – лучший вариант. Он решил, что будет соответствовать её представления о нем. Поэтому Чак просто замер на время, прокручивая в памяти звук поспешности её шагов и слишком отрезвляющий Щелчок двери. Щелчок. Тишина. Пустота. Бессилие…. Через несколько минут дверь снова скрипнула, даря нелепость надежды. -Чак, эй, дружище, - голос лучшего друга до тошноты бодрый и отрезвляющий вернул его в реальность. Он хмыкнул, снова окрестив себя придурком. Реальность. Боль…. А что ты хотел, Басс? Нейта ему хотелось видеть сейчас меньше. Сейчас, когда шелк постельного белья и его кожа еще хранят запах Блэр. Когда холод простыней не остудил место, где она лежала несколько минут назад. Когда память воспроизводить эти отчаянные всхлипы оргазма и её хриплые полувздохи с его именем. Благодаря Арчибальду это Рождество превратилось из типичных зализываний ран, кутежа, секса, как глушителя от боли, в Дикость. Дикость влечения. Дикость истинных чувств, когда потеряна возможность для слова «Нет!». Когда нет черты «Стоп», а боль от потери того, чего и так не было, как клеймо на незаживающих ранах. ЭТО Дикость, о которой раньше Басс не задумывался. И самое отвратительное, что от нее невозможно избавиться… - Так и знал, что ты еще спишь! Что, бурная ночка? – Нейт приземлился рядом на смятую постель, но Чак не подал виду, предпочитая притвориться спящим. - Эй, чувак, С Рождеством! На его плечо легла рука друга, и ничего не оставалось, как плотно сжав зубы, открыть глаза. - С Рождеством, - чуть хрипло ответил он и снова закрыл глаза, как только увидел слишком довольную улыбку Нейта. Но тот как всегда не думая ни о чем кроме странной маниакальной жажды перемирия с Блэр не обратил внимания на странность поведения Басса. - Спасибо, дружище, что помог вчера… Басс снова сжал зубы, но промолчал. Вместо этого он чуть привстал и толкнул блондина в бок, желая спихнуть с шелка простыней. -Натаниель, в моей постели место только мне или тому, у кого грудь намного больше твоей. Так что проваливай. Ответом был смех Нейта, что звучал как еще большее наказание. Сдерживая себя из последних сил, он чуть изменившимся голосом спросил. - Так какого черта ты притащился ко мне в 11 часов утра? Только не говори, что отметить Рождество? Я не страдаю подобным, ты же знаешь. Парень сглотнул противное чувство одиночество, что каждый раз касалось его в большей степени именно в этот светлый праздник. Эти традиции были для него пустым звуком, подарки – проявлением подкупа, смех и веселье – стимулом к алкогольному забытью. В последнее время Рождество превратилось в банальный день, скрашенный бутылкой лучшего друга Джека, парой дорожек в «теплой» компании приятеля кокаина, проведенными часами в постели с безотказными крошками, согревающими его сексом. Для него это был обычный день, отличающий лишь увеличивающимися дозами его антидепрессантов. И сегодня он не собирался ничего менять. - Басс, хочешь ты этого или нет, но тебе придется отмечать этот праздник. Так что поднимай свой голый торс и собирайся. Серена и Блэр уже ждут нас. Чак промолчал, сдержав порыв послать Нейта, громко захлопнуть перед ним дверь, закрыть её на ключ и проверить бар на наличие спиртного. Но он снова промолчал, выждал паузу и, сделав усилие, поднялся. Прикрываясь простыней, двинулся в сторону ванной. - Похоже, ты отлично развлекся, - радостно начал Арчибальд. Чак остановился. - С чего ты взял? - Эй, посмотри на себя, Басс. Ты никогда не спишь без пижамы: что случилось на этот раз? -Секс, Нейт, просто секс! – он злобно посмотрел на друга. - Видимо, она тебя слишком вымотала. - Ты хочешь услышать подробности того, как трахаюсь? – не выдержал Басс и устало выдохнул.Он на секунду замолчал, почему-то представив, что могло бы быть скажи он сейчас: « Знаешь, после секса с Блэр не до пижам!». Но проверять, чем бы это закончилось, ему вовсе не хотелось. Поэтому Чак просто пожал плечами и, прикрыв глаза, сердито проговорил: - Без комментариев! Знаешь, Арчибальд: давай без лишних слов и так жуткое похмелье. Нейт лишь хмыкнул, всё еще пораженный ответом друга, и, направляясь к выходу, бросил: - Давай скорее, чувак. И знаешь что: Смени белье, друг! «Ни за что» - мелькнуло в сознании Басса, и он почувствовал себя фетишистом, настолько больным, что готов не расставаться с единственным напоминаем о том, что никогда не будет его. Можно подумать, что холод простыней заменит её. Сможет дать ему то, что так отчаянно хочется оставить рядом с собой. Еще никогда он не хотел ничего с таким рвением, маниакальным и ранящим прежде всего его душу. И от осознания того, что вряд ли ему получить это, Чак испытывал еще больше ненависти…особенно к себе. Он посмотрел в зеркало. Увидел свой потрепанный вид. Вспомнил как несколько минут назад, и она застыла перед ним, изучая искусанные губы. Злость вернулась к нему, и Чак громко захлопнул дверь ванной, скидывая всё на плохое настроение, ужасное похмелье и ненавистное Рождество.