Поиграем?

– Поиграем? – лиловые глаза смотрели наивно и открыто, с тем детским восторгом, который подделать невозможно. Вполне милый карапуз, если не знать, какая зелёная тварь скрывается за пухлыми щеками и непослушной шевелюрой цвета воронова крыла. – Чего? – Алчность вполне ожидаемо опешил. – Давай играть в прятки! – мелкий прыгал у него на коленях в такт каждому слогу. Ох, зараза, тяжеленный, даром, что такой кроха… – Давай играть! – Ээ… Похоть, подойди-ка сюда на минутку! – басовито позвал Алчность. Как вести себя с детьми, он не имел ни малейшего представления. – Будет тебе, поиграй с ребёнком, – Похоть возникла за спиной как-то уж больно неожиданно. И слишком уж близко. – Ну уж нет! Ты тоже отдувайся! – возмутился Алчность, удерживая новоявленного братца на вытянутых руках. – Я что, крайний? – Да-да, дорогуша, я тоже, – вот ведь ехидная баба, точно чего удумала. – Зависть, лапушка, мы прячемся! Дитё радостно заверещало, причём с таким воодушевлением, что Алчность обеспокоился сохранностью своих барабанных перепонок. – Я считаю до… э… – Зависть уставился на свои пальцы – сперва на руках, затем на ногах, – до двадцати! Один… – Ну и?.. – да уж, то местечко, которое выбрал для жизни батя, никак нельзя было назвать уютным. Какие-то трубы, какие-то провода, какая-то хрень… Гордыня ещё. А, нет, какая-то хрень ведь уже упоминалась. – Где прятаться будем? Это ты согласилась, заметь. – Идём-идём, – Похоть хитро улыбнулась, за руку утягивая его куда-то в переплетения коридоров. – Вот в эту комнатку, налево… – Да твою ж налево… Нет, ну что за хрень? – от возмущения аж тошно стало. Закон подлости, не иначе. – Добрый вечер, Алчность, – хрень, вернее, Гордыня, тяжко вздохнув, снова уткнулся взглядом в книгу. Как он что-то видел в такой темени – шут его знает. Тёмная он овечка. Теневая фигура, чего там. – Ага… И тебе того же, – кисло отозвался Алчность. – Ну и куда дальше? – Гордыня, мы воспользуемся твоим шкафом, – покачнула бёдрами Похоть. Гордыня неопределённо махнул рукой, и не успел Алчность возразить, как его запихнули в пахнущие отсыревшим деревом, шерстью и молью недра шкафа. – Если что – нас здесь не было, – промурлыкала Похоть и закрыла за собой дверцы. Алчность понял, что попал. Конкретно так. Почти как с той блондиночкой из Западного Города. Хорошая была блондиночка… Эта, конечно, брюнетистая, но тоже хороша. Но сестра ведь! И эта сестра сейчас весьма недвусмысленно прижималась своими выдающимися – причём сильно – достоинствами к его груди. Приятно, спору нет, но всё равно, как-то неправильно. – Не, сеструха, ты меня с кем-то спутала… – Алчность попятился и упёрся лопатками в стенку шкафа. – Мне, конечно, нужны все бабы этого мира, но ты – это как-то слишком… – Тебя не поймёшь, – Похоть недовольно поджала губы и развернулась так резко, что тяжёлая смольно-чёрная шевелюра, взметнувшись, хлестнула братца по лицу. Впрочем, секунду спустя она передумала – вот ведь склочная баба! – и выпнула его из шкафа. Из коридора, где-то совсем рядом, донеслись торопливые детские шаги. Вот оно, женское коварство… – Да уж, шуму от вас, – проскрипело кресло, из которого доносился шорох книжных страниц. – Гордыня, ну не выёживайся, а? – Алчность брезгливо скривился и потёр ушибленное место, затравленно оглядываясь в поисках какого-нибудь укромного местечка. – Что, скажешь, сам таким карапузом не был? – Был, – Гордыня и не думал отрицать очевидное. – Однако я не доставлял окружающим хлопот. – Ну да, ну да. Просто окружающих этих не было вовсе… – Нашёл, нашёл! – объявившийся на пороге Зависть радостно взвизгнул. – Теперь ты ищешь! Алчность цыкнул зубом и сплюнул на ковёр. И немедленно огрёб такую оплеуху от покинувшей гостеприимную темноту сестрицы, что пришлось регенерировать выбитую челюсть. – Ты какой пример подаёшь ребёнку? – Похоть была возмущена до невозможности – аж грудь ходуном заходила. Или груди. – Ох, твою маааать… – Твою мать! – радостно заверещал Зависть. Алчность осознал, что пора ретироваться. Как минимум во избежание праведной кары от руки разгневанной Похоти, хоть это и не её профиль – батя говорил, что этот грех он отдаст самому младшему. – Дети так быстро учатся плохому, – покачал головой Гордыня, и не думая скрывать ехидную ухмылку. Ссскотина эдакая… – Свалю я отсюда, – вздохнул Алчность, осознавая, что хуже уже вряд ли будет. – Вот ей-богу, свалю… Два дня спустя. – Ох, твою мааать… – это вместо «доброе утро», ага. Голос был смутно знакомым, но определить, кому он принадлежал, Алчность не взялся. Обладатель голоса тем временем пытался выпутаться из одеял. – Это малой, что ли? – Алчность озадаченно почесал в затылке и повнимательнее присмотрелся к худощавой подростковой фигурке. – Или малая?.. – Ты кого малой назвал, бандитская рожа?! – интонации не оставили никаких сомнений в половой принадлежности их обладателя. – Как быстро взрослеют дети, – смех у Похоти был низкий, грудной. Грудного в ней вообще было много. – Эй, я не ребёнок, мать твою! – Шш, дорогуша, пока ты, как ни крути, младшенький, – Похоть приложила палец к губам. – Кстати, Алчность, узнаёшь своё дурное влияние? Ребёнок уже бранится! – Ага, а ты своё дурное влияние узнаёшь? – не остался в долгу Алчность. – Ты на это тряпьё глянь – шлюхи в Дублисе – и те приличнее одеваются! – Эй, я всё слышу, вообще-то! – миловидная, в принципе, мордашка Зависти исказилась от бешенства. Алчность очень вовремя успел выставить щит. Зависть с возмущённым скулежом затряс ушибленной рукой. – Нет, я точно отсюда свалю, – с тяжким вздохом возвестил он. – Вот ей-богу, свалю…