Дисперсия чувства

Никто не может ненавидеть людей так, чтобы без хоть какого-то, даже самого маленького укола совести сметать деревни с лица Земли. Никто не может ненавидеть людей до такой степени, чтобы перекрыть дыхание младенцу или дряхлому старику без хотя бы едва ощутимой дрожи в руке. Никто не может ненавидеть людей настолько, чтобы лишь изредка его сердце не начинало чуть-чуть болеть, а разум тихонько не шептал о том, каким монстром этот «никто» стал. Так я думала восемнадцать лет. До тех пор, пока не появился он. Этот странный, пронзенный во всех видимых и, скорее всего, невидимых местах черными штыками, рыжеволосый человек с риннеганом в глазах. Этот холодный молчаливый мужчина, называющий себя Лидером. Это чудовище, при мне сметающее поселения и уничтожающее неимоверное количество жизней. Он по неизвестным причинам захватил меня в плен. Я здесь уже год, но он не причиняет мне боли. Он даже не говорит со мной, только иногда смотрит на меня. Долгим изучающим взглядом, этот взор казался мне тягучей темной обволакивающей массой, что полностью поглощала меня. Он не делал мне ничего плохого, но на моих глазах уничтожал жизнь. Иногда мне казалось, что он заставлял меня видеть это. Заставлял смотреть. И тогда я начинала думать, что им кто-то управляет. Однажды я не дала ему убить маленького котенка, случайно встретившегося на нашем пути. Я не знаю, что заставило меня осмелеть, но я взяла мохнатое, ничего не понимающее существо на руки и встала перед ним. Взглянув в его глаза со всей уверенностью, что была у меня, я сказала: «будь милосерден», и голос мой не дрогнул, и колени мои не подогнулись от страха, что терзал меня. И я не знаю, почему он послушал меня. Он просто смотрел, и мне привиделось, что в его необычных глазах промелькнули какие-то чувства. Это могло быть удивление, могло быть даже восхищение, но это точно не было презрением. Он промолчал и опустил руку с кунаем. Тогда все поменялось. Он стал смотреть чаще, дольше. И, кажется, в его глазах появлялись эмоции. Его звали Пейном. Сам же он называл себя Лидером. А иногда ты говорил, что ты Бог. Но на самом деле ты просто еще один кирпич в стене. Этот день мне вряд ли удастся когда-нибудь забыть. Начинался он обычным, серым, как и все те, что я уже провела здесь, в этом Логове. Только кульминация и финал были совершенно другими. Я находилась в так называемой гостиной, сидя на диване и читая книгу. В Логове было только двое человек – я и Лидер. Впрочем, из всех Акацук я знала лишь троих: Пейна, Конан и Итачи. С Конан я общалась мало, но хорошо. Итачи нравилось говорить со мной. Я слышала о нем ранее и откровенно не понимала, почему он проводил со мной время. Однажды он даже улыбнулся. Это я точно запомню на всю жизнь. Лидер отвлек меня от чтения, сказав идти в комнату. Я не смела возражать, хотя и не понимала, зачем. Это было странным, ведь раньше он не говорил со мной. Комната у нас была одна на двоих. Мне было все равно – он здесь почти не появлялся, а в причины, почему мне не дадут отдельную спальню, я не желала углубляться. Я сидела в ожидании чего-то неизвестного в течение десяти минут, после чего от безделья пошла ополоснуться в душ. Когда я вышла, Пейн сидел на кровати спиной ко мне. Я подошла к шкафу и достала из него чистую одежду, начав переодеваться. Присутствие Лидера меня не смущало: при нем мне приходилось и есть, и спать, и переодеваться, и купаться. Теперь уже было все равно. Когда я натянула на себя нижнее белье, он вдруг встал, развернулся ко мне и начал подходить. Когда мужчина оказался на непозволительно близком расстоянии, он забрал из моих рук футболку и откинул ее в сторону. Потом он вдруг положил жесткие холодные ладони на мою талию, притянул к себе и прикоснулся к моим губам своими. Это было то, чего я никак не могла ожидать. Даже Итачи со своей улыбкой не казался мне таким необычным. Хотя, больший шок вызвал не поцелуй, а его характер. Он был… нежен. Его губы были мягкими, прохладными и касались меня едва ощутимо и совершенно неуверенно. Не ответить было непозволительно. Холодные губы касались теплой кожи, заставляя ее пылать. Лед заставлял огонь гореть. Пейн слегка прикусывал кожу, но это возбуждало меня. Боль заставляла удовольствие быть сильнее. Разве жизненные антитезы могут быть выражены настолько ярко? Я все чувствовала, но разум мой был не здесь. И почему-то это делало ощущения острее. Сознание вернулось, когда я почувствовала, что уже лежу на кровати, на моей груди нет бюстгальтера, а мои руки гладят обнаженную спину Лидера. Как только его губы коснулись моей груди, из нее тут же вырвался томный вздох наслаждения. Кажется, Пейну это понравилось, поскольку он усилил напор, касаясь тонкой кожи ощутимее и горячее. Но его руки и губы оставались холодными. Я не могу скрывать, что мне нравилось это. Я не могла лгать самой себе. Но это все казалось мне сном, ибо настоящий Лидер в настоящем мире не мог бы так сделать. Однако все сомнения в реальности происходящего развеялись, как только сильные руки мужчины стянули с меня последний кусочек одежды. Он вновь коснулся моих губ, целуя все так же нежно, но, между тем, горячо. Тут же я почувствовала, как моего пылающего лона касаются холодные крепкие пальцы. Такой контраст температур и новые приятные ощущения заставили меня выгнуться, прижимаясь грудью к его крепкой груди. Одна рука Пейна ласкала меня внизу, вторая поглаживала по волосам, а губы целовали лицо, уши и шею. Убийца, человек, уничтожающий все на своем пути, был нежен и ласков, занимаясь любовью с какой-то простой девчонкой. Стон сорвался с губ, тут же пойманный еще одним поцелуем. Мне нравилось. Мне нравились его теплые поцелуи, его осторожные ласки, его холодные пальцы, его сильные руки, его крепкая грудь. Мне нравилось все, что он делает, и мне нравился он сам. Его пальцы внезапно прекратили эту сладкую муку, не дав мне дойти до пика. И в следующее мгновение я почувствовала там, внизу живота что-то большое, горячее и твердое. Впрочем, несложно было догадаться, что это. Мне не было страшно. Пусть будет больно, он дал мне понять, что боль сменится наслаждением, и оно станет гораздо ярче. Хотя я даже не заметила, как он снял с себя штаны. Удовольствие накрыло мои глаза вуалью, и я не замечала ничего. Были только я, Лидер и мягкая кровать под нами. Он припал к моим губам, даря еще один сладкий глубокий поцелуй. Его движения были медленными, глубокими, и от новых ощущений я невольно простонала его имя. Кажется, это понравилось ему, и он начал двигаться немного быстрее. Мои руки гладили его по спине. Почему-то мне казалось, что ему не нужна страсть, ему не хватало ласки. Возможно, это банально и сопливо, но никто не отменял вариант, что он стал таким жестоким из-за отсутствия любви. Но я не могу знать. Сейчас я могу лишь ощущать, ощущать движения Пейна внутри меня, ощущать невозможное наслаждение от единства наших тел, ощущать его горячее дыхание и холодные губы на моих губах. Толчки становились еще быстрее. Стоны мои стали громче, а Лидер все сильнее прижимал меня к себе, порывисто целуя. Мне казалось, что воздух раскалился. Теперь его тело было горячим. Последний рывок заставил меня полностью потерять разум. Выгибаясь дугой, я чувствовала, как небывалые ощущения расплываются по телу, заставляя его слабеть, как Пейн крепко-крепко обнимает меня, неровно дыша в мою шею. Когда я опустилась на постель, он нежно поцеловал меня. Снова. - Почему? – восстановив дыхание, прошептала я. - Я не знаю, - ответил он, внимательно смотря на меня и гладя по щеке. – Мне захотелось. После того случая мы еще много раз возвращались к этому делу. Он не изменился. Я и не рассчитывала на это. Только ко мне он стал относиться иначе. Совершенно иначе. В своих догадках, что им управляют, я оказалась права. Но то, что он сделал, его отношение ко мне не были чужой командой. Что руководило им в эти моменты, я не знала. Никто не знал. А потом его не стало. Как и того, кто управлял им. Я солгу, если скажу, что мне было все равно. Мне больно. Мне очень больно. Несмотря на то что прошло уже долгих три года. Я пережила Войну, я приняла в ней участие. И свобода победила. Возможно, это было тем, из-за чего Пейн делал то, что делал, касательно меня. А ты все-таки сделал мне больно. Один раз. Один проклятый раз, оставив огромный шрам в моей душе. Ты ушел, бросив меня. Но я не ошиблась в одном. Прости, Пейн. Ты действительно был еще одним кирпичом в стене. Пускай я и любила тебя.