В Торонто давным-давно зима

- Ничто никогда не остаётся как раньше. Перемены... без них никуда. Рамона осознаёт это лучше Скотта. Она осознаёт это в постели утром, когда просыпается и понимает, что Скотт - совсем не тот человек, что нужен рядом. Скотт уже совсем большой мальчик - ему рядом не нужен никто. Он научился внимательно читать договора и лицензионные соглашения, он ставит вместо прежней кривоватой росписи красиво выведенное "Scott P.", его группа добилась определённого успеха. Теперь он на концерты надевает фигурно изорванные джинсы за двести долларов и чёрную, такую стильную рубашку. Скотт больше не просится ночевать и не заходит на чай. Скотт живёт с ней, прохладно целует в щёку, когда уходит рано утром (или поздно ночью, неважно, Рамона совсем разучилась считать дни временами суток). Он касается её твёрдо и уверенно - Рамоне кажется, что она больше никогда не почувствует его дрожащих (чёрт его знает, от страха или от возбуждения) пальцев на своей коже. В Торонто давным-давно зима. Кажется, уже несколько недель. Или месяцев. Или лет. Рамона давно разучилась считать время днями. Рамона скисла, как молоко, Рамона завяла, как цветок, Рамона потрескалась как... Рамоне холодно. Она зябко надевает старую толстовку противного лилового цвета (Скотт давно говорил выбросить, но она никак не могла собраться, пора, наверное, уже). Она закалывает отросшие волосы, убирает пару прядей за уши. Рамона бежит. Рамона холодными, безжизненными, серыми руками открывает дверь их со Скоттом квартиры. Гидеон довольно ухмыляется. Рамона выходит из анабиоза.