Крылья

Они бегали по реке времени парой, ныряли с головой в толщу событий, надевали людские маски и проживали сотни не своих жизней. Сейчас, сидя перед бесконечным синим морем, они отдыхали, поддавшись мягкому теплу уходящего лета и шуму волн, заодно предаваясь воспоминаниям. - Помнишь свой первый роман с дьяволом? - поудобнее устроившись на пледе в красно-белую клетку, спрашивает милая шестилетняя девочка с яркими зелеными глазами, беззаботно болтая ногами в потертых серых сандаликах. - Он предложил тебе стать его триста девяносто пятой женой, а ты на радостях чуть не разнесла весь Ад. Виолетта, роковая выточенная из мрамора синеглазая женщина, довольно смеется, обнажая ровную кромку белоснежных зубов, и наклоняет голову, от чего волосы струятся по ее плечам черным прохладным шелком. - А ты тогда, в Риме? Ту историю с лавровым венком и бутылкой масла? Маргарита, огненно-рыжая, яркая, словно первый луч зари, хохочет, заливается в своем нелепом детском теле, наслаждаясь ощущениями и теплым закатом. - Помню-помню, бедный был тот мальчишка-римлянин... как его там звали? Гуй, Гай? - Гай, кажется, - пожимает плечами сестра. - А помнишь Францию, огни Эйфелевой башни и тамошнее вино? - Я помню технику поцелуев, которым ты вдруг решила меня обучить, а также гостиницу, в которой мы проснулись на следующий день. Хмельные, голые и без гроша в кармане, - с совсем недетским ехидством отвечает ребенок. Виолетта краснеет бледными щеками, оглядывается шкодливо, жалея уже, что выбрала такое взрослое тело. - Говори тише: люди услышат, - она легонько царапает длинным черным ногтем нежное запястье. - По легенде я вообще твоя мама. - Хороша мама, - Маргарита смешно надувает щеки, - старшую сестру, то есть маленькую несчастную дочку, даже покатать не хочет. - Не облезешь ли, сестрица? - темноволосая фыркает, провожая взглядом редкого, замкнувшегося в себе прохожего. - С твоими аппетитами ты заставишь меня отрастить крылья и полететь доставать звезду из пояса Ориона. - Там некрасивые звезды, - Маргарита смотрит на наплывающие зеленые волны, а потом переводит задумчивый, слишком взрослый взгляд на носки своих сандалий. - Впрочем, - она снова улыбается искренней детской улыбкой, - полетать я не откажусь. Виолетта закатывает глубокие синие глаза в деланном недовольстве, но потом все же встает с клетчатого пледа, на котором они вспоминали молодость, оглянувшись на старшую. Маргарита стояла на песке смешным желто-оранжевым цыпленком, соленый морской ветер трепал ее рыжие кучеряшки и подол легкого сарафанчика, но холод был не страшен им, познавшим пустоту открытого космоса и жар новорожденных солнц. Виолетта смыкает веки, разводит руки, будто желая разом обнять весь мир, и раскрывается на миг, на один лишь миг, показывая себя настоящую. - ...я никогда не устану смотреть на это, - завороженно говорит Маргарита, когда вспышка первородной тьмы отпускает горло, - ты прекрасна, сестра. - Чушь, - крылья, тяжелые, все еще чужие, давят на лопатки, слепят белизной. - Белый мне не идет. - Идет, - крохотная детская ручка гладит тугие перья. - Ты даже не представляешь, как. Виолетта вздрагивает от этого прикосновения, не зная, радоваться ей или нет, что сестра сейчас в этом теле. - Еще кто из нас ребенок, причем нетерпеливый, м? - с ноткой ехидства говорит старшая, протягивая к ней тонкие хрупкие руки. Женщина хмыкает, целует рыжеволосую девочку в высокий лоб, осторожно прижимая к себе маленькое тельце, а потом делает первый сильный взмах могучими крыльями. Море, пляж, серая лента дороги и редкие люди удалялись, сжимаясь до точек. Виолетта останавливается на границе междумирья, на самом краю бесконечности. - Куда мы отправимся теперь? - шепчет она, зная, что ее услышат. - За горизонт, - отвечает Маргарита, слишком взрослый бессмертный ребенок. - К рассвету.