Обман.

Всю ночь дворец оглушали крики умирающего короля, который в бреду шептал что-то нечленораздельное, самой отчетливой его фразой было "Он умрет... Да-да... Убьют... Бедный мой мальчик...бедный мой Лорд". Уже на следующее утро по городу прокатилась весть. Король умер. Пожалуй, только ленивый в тот день не обсуждал смерть Короля и судьбу будущего Принца. Смерть монарха, как и любая новость, в миг обрасла должным количеством слухов и домыслов. Одни говорили, что короля убил его сын, другие, что Король вовсе не мертв, а просто сбежал с очередной красоткой. Кто знает? В рассветный час шакал, о голоде забыв, Следит с холма За мрачной конницей вдали, Сегодня черный день - владыка мира мертв, И стар, и мал Не могут слез сдержать своих. Он стоял на вершине холма. Юноша, совсем еще мальчишка, юный, еще не заляпанный грязью этого мира. Пожалуй, он не был красив, скорей наоборот. Все в нем было такое несуразное, даже сам он таким был. С этой его косой челкой, слегка прикрывшей один глаз, в одежде в два, а то и в три раза его больше и с идиотской улыбкой на слишком пухлых для его худого лица губах. Он добрый повелитель, Он солнцем был и был луной Империя осталась Его вдовой Но он вовсе не был глуп или самонадеян улыбаться так на похоронах Короля. Просто он прекрасно знал, что жить ему осталось дня два, не больше. И так уже судьба подарила юному Лорду больше, чем ему отмерено. Сердобольный король просто не захотел вовремя убить своего бастарда, а потом и не смог, мальчишка оказался умнее, не пил подозрительные напитки, не разговаривал с незнакомцами, менял спальни два, а то и три раза в неделю, никак не давал себя убить! Под конец жизни Король даже проникся неким уважением к крысенышу. Небывалая щедрость. Он будет погребен в нефритовом гробу, В степи пустой, Где грезит падалью шакал, И тысяча коней затопчет путь к нему, Чтоб плач людской Сон мертвеца не осквернял. Юный Лорд тоже участвовал в Праздничном шествии. Люди, вы даже из смерти умудряеетесь сделать праздник. Разве не забавно? Юноша поморщился. Всю дорогу до фамильной грабницы королей он чувствовал чей-то взгляд. Хотя не надо себя обманывать. Вовсе не чей-то. Это был взгляд молодого Принца, ехавшего сразу позади него. Оборачиваясь, чтобы поймать взгляд будущего короля он натыкался на насмешливый взгляд янтарных глаз. Шакал пролает хрипло, Что мертвый царь - ему родня: Одни клыки и жадность, И кровь одна! У гробницы он снова поймал его взгляд. Стало вдруг как-то невероятно противно! Он прекрасно знает, что умрет, так зачем же насмехаться над последними часами его жизни? Зачем!? Надоело. Пусть уж лучше сейчас убьет, чем мучаться оставшееся время по дороге в столицу, а там времени у него разве что до коронации. Не больше. Устал, смертельно устал бояться, всю сознательную жизнь прятаться, скрываться! А ведь он не хотел быть бастардом, поверьте, это худшая судьба. Не помня себя, он слезает с коня и подходит к белоснежной кобылке принца. - Я Царь! Я старше, сильнее - шаг на встречу своей смерти, - Умнее, - еще один, - Это Я, и только Я должен быть королем! Это все обман, что он был самым добрым царем, Это все неправда - он правил огнем и мечом, Это все обман, я ваш царь, и один только я. Люди, как звери, когда власть над миром дана, Это все обман. В воздухе звучит смех, яркий переливчитый, самый прекрасный в этом мире смех. Так может смеяться только Принц. Так невинно, и в тот же миг так по-взрослому, даже глаза смеются, блещут на солнце своим янтарем, порой кажется, что даже отбрасывают крохотных солнечных зайчиков на все вокруг. Он смеется долго, до икоты, до красных пятнышек перед глазами, до боли в животе, и, когда его голос вдруг достигает пика, очарование его смехом развеивается, исчезает, как легкий дымок заморских кальянов, кажется, так они их называют? Шаманы и жрецы шакала проклянут, И на бегу Пронзит предателя копье Царь должен быть святым, и право не дано Свергать зверью С небес величие его. Двое воинов, кажется телохранителей Принца, резко хватают Лорда и, не давая опомниться от пережитого, резко опускают на колени перед злотоглазым. К горлу приставляют кинжал, заламывают ему руки и крепко связывают их за спиной. Один за одним на мальчишку сыплятся удары закованных в латаные перчатки кулаков, больно до тошноты, и обидно, до слез обидно, горло саднит, перехватывает, не дает нормально вздохнуть, а он снова смеется. Безумный. А царский сын смеется, Шакалий дух в себе храня: Одни клыки и жадность, И кровь одна! - Ну и шутку же ты устроил мне, братец, - золото глаз пригвоздило к земле, не давая Лорду пошевелиться гораздо лучше любых веревок. - Ох, аж слезы из глаз, давно я так не смеялся! - ни капли смеха, ни даже отголоска былой веселости в янтарных озерах. - Доставить во дворец! От прозвучавших слов накатило отчаянье, затопило с головой, юноша с трудом смог сделать хотя бы вздох. - Что, не можешь здесь убить? - в голосе сквозит истерика. - Я раздумал тебя убивать, тем более. - странный смешок и невероятная гамма чувств в золотых глазах, кажется опека и вроде даже нежность. - только ты можешь меня рассмешить! И легкий, почти невесомый поцелуй сладких, как мед, или скорее как горьковатая восточная сладость губ.