Опоздать на днюху? Могу, умею, практикую!

"Тук-тук", - предательски стучит сердце где-то в районе живота. Оно все бьется и грозит упасть еще ниже, и каких усилий стоит ему удержать его на месте, чтобы и вовсе не сгореть со стыда. Так хоть как-то держится. Правда, руки трясутся. И никак не поднимутся, чтобы нажать на звонок двери, который находится так предательски высоко. Слишком высоко. Есенин смотрит на него, гипнотизируя взглядом, будто надеется, что он сжалится и нажмется сам. Да, как же, держи карман шире! Он собирался так быстро, как только мог. Воротник рубашки немного вывернут - времени не было посмотреться в зеркало, проверить его и поправить, голова оказалась забита другим: как бы успеть к концу вечеринки, чтобы поздравить друга с днем рождения! Ведь не каждый день такое случается. А он снова обо всем забыл, снова замечтался. Стыдно, ужасно стыдно. Ну, все, терпение на исходе. Если он сейчас не сможет позвонить в дверь... Есь собирает последние силы в кулак, вроде как, готовясь к небольшой, но ответственной битве (ага, со звонком), поднимает руку и нажимает на маленькую белую кнопочку как можно скорее, чтобы не успеть понять этого и испугаться снова. Где-то в глубине квартиры, за дверью, прерывая смех и гам, раздался звонок. Сейчас запуганному собственными мыслями Есенину он показался чуть ли не загробным вестником, будто это Харон взывает к нему с другого берега Сены, двигая своим веслом в такт неспешным волнам древней реки. По спине пробежала армия мурашек, воздух в подъезде похолодел, щеки залились румянцем. В голубых глазах страх и только страх. Букетик, который он держал в руке, прижимая ту к груди, неприятно зашипел - на деле Есь лишь сжал его немного сильнее, и зашелестела упаковка, но любой посторонний звук ему сейчас казался карой господней. Почему? Да потому что он, непунктуальная какашка, забыл про день рождения друга! С той стороны двери, будто с того света, послышались голоса. В замке повернулся ключ, она приоткрылась, а с порога улыбалась довольная рыжая мордаха Гексли. - Есь? Какая неожиданность, - рассмеялся он, бесцеремонно схватил блондина и затянул в коридор, закрывая за ним дверь. "Ну, все, путей к отступлению больше нет", - мелькнула в голове у Есенина мыслишка, которая заставила его боязливо сглотнуть и в упор уставиться на рыжего друга. - А ты почему опоздал? - все так же жизнерадостно продолжил Гек, откусывая приличный кусок от пироженки, которую держал в левой руке. Нос его уже перепачкался в белом заварном креме. И он улыбался. Есенин готов был его на месте прибить за такое вот отношение к ситуации. Он, знаете ли, волнуется, переживает, места себе не находит, передумал уже кучу всевозможных вариантов развития ситуации, не смог зацепиться ни за один и дрожал сейчас, как осиновый листок, боясь открыть рот и обидеть своими объяснениями друга. - Ну, знаешь, я утром честно готовился... Потом Макс заскочил домой, попросился пострелять из новенького пистолета с балкона по голубям, потом мы пили чай, а потом он мне посоветовал посмотреть один фильм, я сел... И совсем забыл о празднике. Лучше всего было сказать правду. Нет, конечно, он мог рассказать об ужасно больной бабушке, которую посещал в больнице; об умирающей собаке, которую он в последние минуты жизни держал за лапу, чтобы той было легче... Фантазия богатая, он много чего успел сочинить. Но правда казалась ему самым лучшим оправданием. Гордость не позволила врать другу. А теперь он сжался весь, зажмурился, готовый услышать что угодно, но только не... - Да ладно тебе. Как будто в первый раз, - рассмеялся Гексли и подмигнул ему. - Макс, кстати, тоже тут. Взял с собой пистолет и грозит им всем, кто отказывается убирать за собой посуду, - хихикнул рыжий и потянул его за собой в зал, где и проходило торжество. _______________ С днем рождения тебя, Гек! Желаю всегда быть таким же непосредственным и жизнерадостным ребенком. Знаешь, именно это так греет душу и успокаивает мечущуюся душу, с тобой легко и просто. Спасибо за все. И всего тебе наилучшего!