"Камера-одиночка"

Если бы мой народ любил бы меня с той же силой, с которой я тебя ненавижу, я был бы признан величайшим правителем Меридиана. Не думай, что я пребываю в убеждении, что этот скот относится ко мне любовно: нет, конечно. Не было в мире той твари, которая бы меня любила: и не играет роли, создал ли я её сам или она получилась сама по себе, мой ли это народ или же человек, связанный узами крови. Ты пыталась меня любить, не могу этого не признать: но пытаться – не значит чего-то достичь. Мне нет никаких дел до твоих стараний – хотя, буду откровенен, мне нет до тебя вообще никакого дела. Я насыщаюсь твоими страданиями и неудачами, но мне неинтересно знать, кто ты такая и чего жаждет твоё глупое и подростковое сердечко. И никому нет – слышишь меня, никому ты неинтересна, кроме, разве что, самой себе. Сколько раз твои подруги вспоминали о тебе, бегая по другим мирам в поисках очередного заклятого врага? Сколько раз твои так называемые «родители» интересовались тобой? А твоими секретами? О, Элион, хватит себе врать – у тебя нет друзей, а то, что у тебя есть сейчас, полное ничто по сравнению с тем, что ты могла получить в своём мире. Власть? Помилуй, ты даже не можешь ею воспользоваться. Магия? Хм, это лучше, но на самом деле этот дар куда более тяжелый, чем ты можешь себе это представить: ты непременно вспомнишь о моих словах перед смертью, которая, поверь, настанет очень скоро – если уж не от моей руки, так от того, что твоя магия заберёт все твои жизненные соки. Как думаешь, отчего женщины в нашем роду так рано помирали? Вот от этого, Элион, вот от этого. Ты думаешь, что я вру, но мне нет смысла врать тебе, Элион. Я лжец, но не тогда, когда мне этого не нужно, а сейчас мне нет никакой причины врать тебе. Ты скажешь, что я хочу, чтобы ты перестала верить в себя: и ты права – я действительно этого хочу. Но говорить для этого правду – слишком расточительно: погоди до того момента, как я освобожусь из этой башни, и тогда ты увидишь, что же я сделаю. Пока же я только говорю тебе чистую правду: ты не слишком умна, чтобы воспользоваться ею себе во благо, но она тебе и не навредит, к моему неудовлетворению. Я бы предпочёл, чтобы она заставила тебя умереть, но пока я только и могу, что беззлобно лаять с другой стороны тюремной решётки. В заключении, знаешь ли, немногим можно заняться: например, попытаться выбраться, или думать о себе и своих коварных планах… Я вот, например, частенько тебя вспоминаю. Да что уж там, маленькая дрянь, из головы не выходишь: отчасти потому, что я по-прежнему зол на самого себя (ну надо же было так глупо провалиться! И с кем, с ничтожной девчонкой, глупой дурой, собственной сестрой!), отчасти потому, что теперь я воображаю, какой высоты ты добилась. У тебя были подружки, которые бы хвастались тем, что они королевы? Ну вот, значит, ты будешь первой. Диадема тебе идёт: у тебя очень красивое и благородное лицо, которое они подчеркивает своим изяществом. Скажи, тебя наверняка встречают с ликованьем? Всегда кричат и шумят, когда ты выходишь из дворца? Кидаются ли они к твоим ногам, чтобы поцеловать хотя бы край твоего ботиночка? Я почему-то в этом не сомневаюсь. Ведь ты якобы свергла несправедливого короля, ты – спасительница целого народа. Греет душу, согласись? В таком возрасте – и стать настоящей королевой! Признаться, я вступил на трон примерно тогда же, когда и ты, но меня не так любили, как тебя. Меня вообще никто не любил и не ждал. Но я всё равно пришёл… К сожалению, я даже не ужаснейший из правителей: так, тиран, деспот и не более того. Угнетал, но не слишком жестоко, травил, но не всех подряд. В основном отличился тем, что создал шептунов да единственный вступил в открытую конфронтацию с Кондракаром – больше никто этого не делал. И всё равно я не самый знаменитый из правителей; я даже не думаю, что обо мне будут помнить, если я не попытаюсь вернуться. Я поэтому так жажду освободиться: думаешь, для трона и власти? Ты права. Но куда страшнее – остаться в неизвестности, именем, которое что-то говорит лишь для историков, а остальные его не понимают и не знают. Но тебе, конечно же, это не грозит, о светлейшая и юная из королев! Поэтому я буду преследовать тебя, глупая Элион, пока не заберу то, что ты забрала у меня. Поэтому я постараюсь сделать всё, чтобы ты мучилась – не умерла, нет, хотя это и было бы разумно. Обрати внимание, что я всякий раз откладывал твоё убийство на потом, и вообще поначалу этого не желал. Я убью лишь тех, кто родом из Кондракара, потому что эти псы обязаны умереть – ведь это они сделали всё, чтобы разлучить нас. Как ты думаешь, духи вроде них хорошо горят? Боюсь, мне придётся отказаться от мысли, что их можно поджечь, но это моя почти что эротическая мечта – видеть, как горят те, кто уничтожил плоды моего царствования. Кроме тебя, сестрёнка – я бы очень хотел, чтобы ты взглянула на это вместе со мной. Тебе ведь правда будет от этого очень больно? Ты ведь ненавидишь кровь и чужие муки?... Мне хотелось бы в это верить. Только не смей спрашивать меня, зачем я это делаю, ладно? Ты, конечно, глупенькая, но тебе ведь не придёт в голову задать такой мещанский вопрос. Зачем я это делаю! Ха! Да потому что я хочу это делать, потому, что я сама боль и жестокость. Надо работать на образ, знаешь ли, а кровавые узурпаторы любят делать что-то воистину отвратительное. Я прежде не получал от этого удовольствия, но теперь, когда меня достаточно разбили и разозлили, я, думаю, всё же смогу насладиться учиненными мною бедствиями. Я постараюсь сделать это красиво, чтобы понравилось даже тебе. Чтобы у тебя, хотя бы на секунду, защемило сердце от восторга и эстетического наслаждения происходящим. Ты ведь после этого будешь себя ненавидеть, я прав? Не удивляйся, что я так много спрашиваю тебя о том, прав ли я, утверждая ту или иную истину: это раньше я вполне неплохо разбирался в людях. Сейчас же, после этого заточения, отупляющего и душу, и мозги, и всё что угодно ещё, я не уверен в своих способностях, а мне бы не хотелось их растерять. Ведь мои знания о реакциях человеческой души – то, чем я воистину горжусь. Кто-то, кто сеет столько же боли и ненависти, как я, должен разбираться в душах. Это вообще полезно уметь кому бы то ни было, но ты ведь так не считаешь, моя светозарная? О, тебе не стоит напрягаться с пониманием других, чтобы дарить им веру и любовь! Никогда не понимал этого феномена: ты ведь даже не знаешь, чего ты сама-то хочешь, а уж про других и говорить нечего! И тем не менее ты на пике славы, а я вдавлен в землю, как грязь, как ничтожество. Ненавижу грязь, она, на мой взгляд, отвратительна. Отчасти поэтому я не желал принимать тех, кто не стремился из этой грязи вырваться – а ведь это весь твой народ, Элион. Ты сама её не любишь: вот увидишь, у тебя будут случаться приступы тошноты при общении с галхотами. Ты не сможешь не презирать их, оттого будешь ненавидеть саму себя. Вот я посмеюсь тогда! Разве не смешно, что величественная спасительница Меридиана ненавидит собственный народ? Ему не очиститься от грязи, Элион. Меридиан никогда не станет великим городом, как бы ты этого не хотела. Проще уничтожить его, превратить пыль, чтобы больше он не смел раздражать своей убогостью. Меня останавливает только то, что тогда мне нечем будет править… Если только я не завоюю Кондракар; а я завоюю Кондракар, вот увидишь, сестрёнка. И ты станешь тому свидетелем, и не сможешь мне помешать. Ты ведь не можешь ничего без сторонней поддержки. Твой магический потенциал, конечно, велик, но кто тебя научит им пользоваться? Придворные, которые и сами забыли, каково это – королева на троне? Или предательница Галгейта? Тебя некому поддерживать, милая Элион, и мне не составит труда смести твоё правление. К тому же и сами меридианцы откажутся от тебя, узнав, что на самом деле их юная королева ничего не умеет и точно не способна их спасти и защитить. Они неблагодарны, Элион, и скоро ты это узнаешь; а потом моё появление для тебя будет натуральным спасением. Ты будешь умолять, чтобы я не трогал тебя, а я буду смеяться: неужели ты думаешь, что я избавлюсь от источника своей силы? И все забудут тебя, Элион, забудут как неудачнейшую ошибку из всех, что когда-либо допускал Кондракар. И там, где будут висеть мои портреты, от тебя не останется и следа. А пока мне просто нужно выбраться отсюда, любой ценой.