Рисунки на коже

      Он всегда был в моей голове. Впервые пришел во сне, столь живой и яркий, что я долго не могла понять, где сон, а где явь. Тогда я испугалась, что могу не проснуться или не понять, пробудилась ли ото сна. Весь день я была задумчива и молчалива, чем немало удивляла друзей.       Обычно я была особой нервной, излишне громкой, живущей рваным ритмом, дышащей постоянными событиями. Даже волосы у меня постоянно меняют цвет под настроение: красные, синие, зеленые, пепельные... Они сильно пострадали от красок и потому не бывают ниже плеч. Мать говорит, что скоро я буду лысой. Возможно, она права.       Потом ночной гость стал приходить чаще: усмехаться, молча смотреть на меня свысока, критиковать мои действия и жизнь. Поначалу просто посылала его матом. Потом только беззлобно огрызалась. После - смирилась. Дальше я начала ждать. Он не отказывал себе в удовольствии делать со мной все, что заблагорассудится. Он был моим инкубом, моим демоном, проклятьем. Я даже хотела сходить к священнику, чтобы избавиться от наваждения, но так и не решилась. Сколько же я выслушала в тот день, когда не смогла зайти в храм...       А потом он пропал, навсегда оставив в моей памяти взгляд пронзительных синих глаз. Усмешку, что доводила до неистовства.       Это была ломка. Пустота в душе, поиск похожих людей в толпе, жгучее желание услышать хоть слово, сказанное его голосом, тихим и язвительным.       Я начала рисовать. Хотя бы с альбомных листов он смотрел мне в душу. Но скетчбук не мог быть со мной повсюду. А я жаждала общества своего мучителя с каждым днем все сильнее. Это было безумием. Знакомые предлагали обратиться к психотерапевту, пить таблетки. Я не сдавалась и отнекивалась, утверждая, что он реален, просто не в этой стране. Что когда-нибудь мы обязательно встретимся. А что тогда? Ответить на этот вопрос я не могла.       Бездумно лазая в интернете в попытке собрать информацию для диплома, я наткнулась на рекламу тату-салона. В тот же день было принято решение. Теперь я знала точно, как сделать так, чтобы альбом перестал быть нужным.       Деньги нашлись не сразу. Зато появилась цель. Перебрав кучу работ, я выбрала ту, что подходила для рисунка на коже. Мастер скрупулезно набил его на моем плече. Вопросов не задавал - это была не ее забота. С каждой линией, каждым новым уколом наваждение врезалось мне в душу. Это было непередаваемое наслаждение - чувствовать боль и его. Наверное, я мазохистка. Но стало спокойнее. Теперь он отпечатался на моей коже и никуда не мог пропасть. Теперь он стал моим пленником .       Прошел месяц. Я стала почти такой же, как и раньше. Друзья радовались моему возвращению в мир живых, зазывали на концерты, квартирники, походы. Я не отказывалась и жила полноценной жизнью, пока не произошло нечто страшное.       В ночном клубе начался пожар. Мы не могли выбраться, оказавшись в ловушке. Тогда я попрощалась и с ним, и с жизнью. Но мне повезло - в последний миг успели вытащить. Когда я очнулась в больнице, накачанная лекарствами, то взвыла: пострадала рука. Правое плечо было обожжено, словно кто-то страшный со всей ненавистью выжег моего пленника с руки. Операция за операцией, месяцы боли и депрессии. Меня назвали везунчиком. Я же так не считала.       В день выписки меня забирали родители. Я складывала вещи, когда по коридору загрохотал ботинками медбрат, везший каталку с очередным несчастным, попавшим в центр пластической хирургии. Его ввезли в мою палату. Сумка выпала из неожиданно ослабших рук.       На каталке лежал он, все еще находившийся под наркозом. Но даже в спящем состоянии кривил губы в столь знакомой усмешке. - С чем? - все, что смогла я спросить у медбрата, на что хватило духа. - С дуростью, - хмыкнул мужик, кивая на спящего. - Татуировку "удачно" сделал, пошел некроз. Теперь заживать полгода будет. Выписываешься? - медбрату на самом деле было на меня наплевать. Это было банальной вежливостью. - Да. А могу я его навещать? - я подошла к больному и осторожно убрала прядь светлых волос, упавших на столь знакомое лицо. - А кто ты ему? - уже с интересом в голосе спросил работник центра. - Моя будущая жена, - синие глаза вышедшего из наркоза вновь насмехались надо мной. - У Вас случайно не найдется лошадиной доли обезболивающего? Чертовски болит ее портрет!