Hope Springs Eternal

Неравнодушие – это слабость. Уязвимость. Иррациональность. Это то, что лишает тебя козыря, выводит из игры, делает легкой добычей. Он знал это. Свято верил. Сделал из этого принцип, которому следовал преданно и от которого никогда не отступал. По крайней мере, ему очень хотелось в это верить. Неравнодушие – это гибель. Не обязательно именно твоя, но это гибель, и она неизбежна. Она настигает в тот момент, когда ты к этому меньше всего готов, она сдавливает горло, не позволяет дышать, отнимает способность мыслить. Неравнодушие душит. Ты не можешь быть сильнее или умнее, не можешь управлять своей жизнью и держать все под строгим контролем, пока у тебя есть она. Ахиллесова пята. Неравнодушие – это порок. Но именно он делает нас людьми. Было далеко за полночь. Гостиная освещалась лишь только благодаря камину, в котором мягко потрескивали догорающие поленья. Майкрофт никогда не любил оставаться в родительском доме дольше, чем того требовали приличия, но сегодня… Сегодня он чувствовал себя беззащитным. Уязвимым. И единственное место, где он мог сейчас находиться, было именно здесь. Некоторое время Майкрофт просто стоял у окна, вглядываясь куда-то вглубь непроглядной тьмы, затем подошел к столу, достал бутылку дорогого шотландского виски и наполнил бокал наполовину. Секунду поразмыслив, он едва заметно пожал плечами и, долив напиток до краев, придвинул мягкое кресло поближе к огню. Виски обжигал горло, но ему было наплевать. Сегодня его мир рухнул. Перевернулся с ног на голову, и все перемешалось. Теперь ему было необходимо заново учиться ходить, заново мыслить, собирать свой мир по крупинке. Быть человеком по определению означает быть порочным. И пороки эти у каждого свои. Но нет ничего опаснее и сильнее неравнодушия. Привязанности. Верности. Любви. Она – часть человеческой природы, ее суть, и, как бы сильно ты не пытался, как бы быстро ты не бежал… Невозможно сбежать от себя самого. Майкрофт терпеть не мог эти треклятые сантименты, но иногда и он подвергался секундной слабости. Всего на несколько мгновений стена, выстроенная за годы, падала, и он давал волю чувствам, своей человечности. Но как только осознавал, что делает, тут же возводил крепость заново, избавляясь от слабых мест, прочно заделывая бреши и выставляя дополнительную защиту. Они с Шерлоком были похожи. Очень долгое время они были действительно похожи, как брат бывает похож на брата. Но многое в корне изменилось с появлением Джона Уотсона. Шерлок нашел преданного друга, напарника, партнера. Человека, который в первый же день, не колеблясь, убил, спасая Шерлоку жизнь. Который восхищался им, его гением. Мирился со всем тем засильем недостатков, коим младший Холмс обладал. И Майкрофт был спокоен. Он был спокоен, потому что Шерлок был в хороших руках, у него была защита и поддержка, и этот факт определенно упрощал Майкрофту жизнь, ведь с тех пор его брат, так часто влезающий в разного рода неприятности, находился под усиленной, двойной опекой. Как жаль, что невозможно предвидеть все. Позволив Джону Уотсону стать частью жизни Шерлока Холмса, Майкрофт собственноручно обрек на гибель собственного брата. Слишком много поставил на то, что Шерлок выше эмоций, что чувства – не его область, что он никогда не позволит собой манипулировать. Что ж, пожалуй, так сильно Майкрофт ошибся впервые за всю свою жизнь. Он снова поднес виски к губам, но в этот раз горло не обожгло. Майкрофт и не заметил, как осушил весь бокал. Он встал, налил себе еще и снова вернулся в кресло. Голова была тяжелой от переполняющих ее мыслей и алкоголь вряд ли улучшал положение, но сейчас он был человеком со всеми вытекающими последствиями, поэтому поставил бокал на подлокотник, выудил из кармана пиджака портсигар и закурил, блаженно втягивая сигаретный дым. Майкрофт не мог точно сказать, в какой момент все произошло. Когда именно Джон стал главным приоритетом в жизни его младшего брата. Но одно он теперь знал наверняка: наркоманы никогда не перестают быть наркоманами, они никогда не избавляются от зависимости. Шерлок зависел от Джона, не мог без него. Как бы пошло это не звучало, Джон стал для Шерлока личным сортом героина. Доктор упрямо не хотел понимать, что сам превратился в то, с чем Шерлок так долго боролся, от чего он сам постоянно пытался его защитить. За два года, проведенных в разлуке с лучшим другом, Шерлок изменился еще сильнее. До неузнаваемости. Это было не заметно постороннему человеку, но Майкрофт все понял с первого взгляда. Шерлок неимоверно тосковал, он никогда еще не ощущал себя таким одиноким. Он жил вдали от родного города лишь той мыслью, что вскоре триумфально вернется, а Джон улыбнется привычной улыбкой, восторженно спросит, как ему удалось это провернуть, может, пару раз ругнется, но после этого все встанет на свои места: расследования, тайны, адреналин, ночной Лондон, смех в гостиной у камина… Майкрофт усмехнулся, сделав очередной глоток. Даже если небеса обрушатся ему на голову, Шерлок никогда не признается себе в том, что это правда. Но в том-то и было, наверное, основное различие между братьями. Шерлоку никогда не требовались слова, за него говорили его поступки. И они рассказывали куда больше, чем младший Холмс мог хотя бы предположить. Однако вернувшись из вынужденной двухлетней ссылки, Шерлок научился подбирать слова. Майкрофт несколько раз проматывал видео со свадьбы Джона и Мэри, слушая сбивчивую речь шафера. Тост был обрывчатым, поскольку Шерлок параллельно отвлекался на очередное расследование, но Майкрофт еще никогда не видел, чтобы младший брат столь искренне говорил о другом человеке. Превозносил. Ставил выше себя самого. Джон был для него светом. Светом в конце туннеля. С таким же успехом Шерлок мог бы признаться в любви, да вот только зачем? Он ведь и так уже все об этом сказал. И даже больше. Он дал свой первый и последний обет, поклявшись защищать до последнего Джона и всех, кто ему дорог. Он отступил, позволил Уотсону быть счастливым со своей женой и будущим ребенком. Он оценил чужие желание выше своих. И Майкрофт был потрясен. Он был потрясен тем, как Джон упорно этого не замечает. Если Шерлок и не мастер говорить о своих чувствах напрямую, то в последнее время его поступки о них кричали, отчаянно пытаясь привлечь к себе внимание. Майкрофту было крайне неловко на это смотреть. Так неловко и больно, что он велел временно снять наблюдение с квартиры на Бейкер-стрит. Случайное «я не против» Шерлока слишком прочно врезалось в его память. У этой истории не могло быть счастливого конца. Джон был счастлив с Мэри, а Шерлок… Что ж, Шерлоку оставалось лишь быть верным собственной клятве. И он держал свое слово, потому что только вера в то, что Джон должен быть счастлив не давала ему окончательно сорваться в пропасть. Это было глупо, иррационально, противоречило логике и здравому смыслу, но Шерлок восстал бы из мертвых, находись Джон в малейшей опасности. Возможно, Шерлок не знает, что земля вращается вокруг солнца, но это лишь потому, что для него его доктор – центр вселенной. Шерлок ставит счастье Джона превыше всего. Кто бы мог подумать? Майкрофт грустно улыбнулся собственным мыслям. Как он позволил этому зайти так далеко?.. Сегодня Шерлок преступил черту. Поставил на кон все, что у него было и ошибся. Фатально ошибся. Джон слеп. И глух. И не умеет делать правильные выводы. А, возможно, не хочет. Но сегодня Шерлок убил безоружного человека, хладнокровно вышиб ему мозги у всех на глазах. Он уничтожил свою жизнь, свою едва восстановленную репутацию, и все это – ради того, чтобы Джон был счастлив. Ради его безопасности. Ради него. Шерлок стал убийцей. Шерлок, который уничтожал силой своего разума, который искал и находил выход из любого положения, который разыгрывал тактические партии в шахматы с преступниками мировой величины, прервал игру, к чертовой матери перевернув доску. Неравнодушие – это слабость. Уязвимость. Иррациональность. Нет ничего опаснее и сильнее неравнодушия. Привязанности. Верности. Любви. Она делает тебя человеком. Приносит счастье и радость, слезы и боль. Любовь – это страшная сила. Кому-то она несет смерть, а кому-то – спасение. Любовь – это движущий фактор, сильнейший мотиватор, опаснейшее оружие. Это бомба замедленного действия, которая, того и гляди, взорвется в твоих руках. И у нее нет тумблера, ее невозможно отключить или обезвредить, можно лишь только надеяться, что когда-нибудь этот риск оправдается. Майкрофт одним глотком осушил бокал до дна и достал из портсигара последнюю сигарету. Дым обволок всю комнату – он стелился по потолку, проникая даже в самые маленькие щели. Холмс подошел к окну и распахнул его настежь. Свежий ночной ветер мгновенно залетел в комнату, и, раззадорив огонь в камине, разбросал повсюду лежащие на столе бумаги. Но Майкрофту было все равно. Его взгляд был прикован к одной-единственной звезде, отчаянно пытавшейся пробиться сквозь плотные черные тучи. На конце сигареты тлел огонек. Глупое чувство – надежда. Но, когда все другие мертвы… Она все равно живет.