Дорогой отец

- Прости меня, дорогой отец, я был не прав и я у твоих ног ради одного: вымолить твоё прощение... Я уставился в пол, упираясь в него обеими дрожащими руками. Не решался поднять глаза. Порывисто и тяжело дышал. Губы сами собой двигались, повторяя отцовское евангелие, известное мне с раннего детства не хуже любой молитвы. - Прости меня, дорогой отец, я был не прав и я у твоих ног ради одного: вымолить твоё прощение. Последние звуки смазались и поползли вверх, превратившись в стон... беззвучное рыдание. На пол подо мной шлёпнулись две тёмно-красные капли густой крови. Липкая струя стекала у меня изо рта. Я поднял правую руку (подвергнув левую безумной нагрузке), вытер кровь и сказал: - Прости меня, дорогой отец, я... Удар хлыста, оглушающий, рассекающий напополам, казалось, всю Вселенную, обрушился на мою голую окровавленную спину, оставив глубокий порез, из которого тонкой полосой хлынула кровь. Руки подкосились, хрустнули и распластались в разные стороны; я грохнулся на пол. Щека приземлилась в лужицу густой крови. Изо рта потекло ещё. Тут передо мной возникло видение. Наваждение, самое нежное, самое сокровенное, но оттого жестокое: её глаза. Светло-голубые, сияющие серебристыми искорками на ярком солнце, изогнутые в виде приподнятой дуги. Эти глаза улыбались, играли, манили. Они излучали любовь. Заглянув в эти глаза, ты не сможешь оторваться. Эта игра, эта мания затянет тебя... и не отпустит уже никогда. Я лежал, поражённый, как громом, странным открытием: я думаю о ней! В этот день, корчась в луже собственной крови, беззвучно рыдая, повторяя слова прощения... Я не мог! Полагал, что, охваченный ужасом, как всегда, выпаду из мира, превращусь в безвольное животное... Отчасти, так и есть. Но всё-таки серебристый блеск её глаз сияет передо мной. Кажется, я влюблён, - в свои шестнадцать, по-настоящему влюблён! Но что же... - Прости меня, дорогой отец, я был не прав... Я повторял эти слова безжизненно, монотонно, устало. Возможно, это и бесило отца. Что-то определённо бесило. Он не говорил ни слова, лишь бил, бил, бил... Я вновь увидел её глаза. И услышал собственный смех. Меня захлестнуло чувство незримой, хрупкой свободы... Да! Это было! Солнечный день. Ясная поляна. Мы держались за руки - вцепились друг в друга, словно клешнями. Бегали... нет, бежали. Она к мечте, к новой жизни, я - из ада. И смеялись. Мне удалось избежать отца. Обойти дворцовую охрану. Перелезть через забор. Это же чертовски забавно! Обманув всех, я отдался навстречу судьбе, навстречу свободе. Слышу её беззаботных смех - и мы смеёмся вместе. - Прости меня, дорогой отец... - Прости меня, дорогой отец... - Прости меня, дорогой отец... Хлыст. Звон. Кровь. Слёзы. Я умираю, я плачу, я думаю о ней, а губы сами собой повторяют старое отцовское евангелие. Смех. Свобода, я чувствую её, она захлёстывает меня. Я смеюсь. Я бегу. Я люблю. Я счастлив. Природа, свобода, любовь - всё слилось воедино и исполняет единый танец. Танец души. - Просто меня, дорогой отец, я был не прав и я у твоих ног ради одного: вымолить твоё прощение. Хлыст. Хлыст. Хлыст. Мне кажется, я теряю сознание, но она со мной. Над солнечной поляной сгущаются тучи. О, лучше бы я впал в забытье! Нас догоняют рыси. Не часть танцующей природы, не гость свободного мира. На них ошейники. К нам бежит дворцовая охрана. Я уверен, они кричат: “Хлыст и кровь! Хлыст и кровь! Выпустите ей кишки!” Из светло-голубых глаз исчезает лучезарный смех. Светло-голубые глаза больше никогда не засияют как прежде. Я кричу. Я реву. Я воплю. Рыси рвут её тело на части. Солнце становится красным, оно само истекает кровью. Меня уводят обратно в ад. Там поджидает дьявол. Он сжимает в руках хлыст, он называет себя моим отцом. Уверен, в углу сидит рысь на привязи. Когда всё кончится, она растерзает меня, как растерзала Элизабет. “ЭЛИЗАБЕТ!!!” - мне кажется, я кричу, но этот крик исходит из глубины души и застывает там же. Он полон отчаяния. Это крик животного, загнанного в ловушку. Интересно, кричат ли рыси, когда их детей убивают, а самих сажают на цепь? “Элизабет! - думается мне. - Я помню её имя!” - Прости меня, дорогой отец, я был не прав и я у твоих ног ради одного: вымолить твоё прощение. Снова хлыст. Нет сил даже втолкнуть воздух в лёгкие. “Элизабет! Значит, это не сон!” Я лежу у ног убийцы, ног дьявола, ног дорогого отца. Это он послал за мной, он растерзал мою любовь, он достоин самой жестокой смерти. Я хочу крикнуть ему: “НЕНАВИЖУ!!!” - но вместо этого беззвучно повторяю: - Прости меня, дорогой отец... Нахожу в себе силы лишь плюнуть прямо перед собой, в помесь крови и слёз. Хлыст. Отец ждёт от меня чего-то, но больше я ни на что не способен. Вселенная раскалывается напополам. Солнце истекает кровью. Рысь срывается с цепи. “Свобода! - кричу я. - Наконец-то свобода!” *** Император окинул взглядом окровавленное тело своего сына, поднялся с трона, прошёл вдоль комнаты. - Рысям, - сказал он. - Похорон не будет. Слуга испуганно посмотрел на принца, совсем ещё подростка, накрыл его тряпкой, принялся вытирать следы расправы. Император закурил. Он смотрел на закат. - Он так и не сказал мне, что чувствует. Повторял дурацкую фразу, - сухо казал правитель, а у слуги кровь застыла в жилах. - У меня был тяжёлый день. Приготовь мне ванну, - приказал император. Слуга, дрожа, бросился исполнять. Солнце закатилось за горизонт, залившись скромным румянцем. Сад окрасился в золотистый цвет. Император отдыхал. Чуть вытянув шею, он мог увидеть слугу с мешком, оставляющим кровавый след. Рыси сбегались на запах. Слуга раздавал им сырое и свежее мясо, похлопывал по голове, хвалил за проделанные труды. Императору не интересно было подсматривать. Подобную картину он постоянно видит вокруг себя. Сын. Слуги. Народ. Все они чёртовы рыси на привязи. Затрави их, не оставь им выбора. помани их куском мяса - и ты самый могущественный император в мире. - Растил наследника, а вырастил овцу на убой, - пробормотал он, устало вздохнул и погрузился в тёплую мыльную пену.

8.01.2013