***
Каждый день начинается одинаково. Ты резко открываешь глаза и переход от сна к бодрствованию не длится более мгновения. Тебя давно мучает бессоница и потому каждому следующему утру радуешься больше чем предыдущему, хоть и от солнечного света, что постоянно бьет в глаза, тебя просто претит. Полностью проснувшись, ты подбегаешь к окну и тут же успеваешь заметить, что уже можешь с легкостью облокотиться о него, совершенно не поднимаясь на носочки - это тебя радует. Вдыхаешь полной грудью пыльный по-летнему нагретый воздух, вслушиваешься в глухой гул родной земли и отдаленные голоса рабочих, заглушаемых лишь биением твоего сердца и чувствуешь их под самой кожей, в самих мышцах, жилах силу своих людей. С каждым днем она растет: ты это чувствуешь и это чувство ни с чем не сравнимо. И именно это сбивает тебя с толку, ведь что будет, если эта сила начнет рвать тебя изнутри? - каждое утро думаешь ты.***
- Эй, кудрявый! - каждые выходные кричат тебе дворовые мальчишки, вооружившись палками и острыми камнями, подобранные с пыльной дороги. Побитые, заигравшиеся дети с перемазанными лицами из соседних кварталов, которые не терпят таких, как ты. И ты в свою очередь отвечаешь им взаимностью. Конечно же, ты не можешь оставить это безнаказанным. И в такие моменты тебе должно быть стыдно хотя бы за то, что ты ничем от них не отличаешься, засучив рукава и брызжа обидными словами в ответ, отчего кажется, что с губ начинает капать самый настоящий яд. Но тебе это почти что в сладость - пожалуй, единственное развлечение для такого как ты в таком утопическом, пыльным от летнего солнца, мире. Порванная одежда, разбитые колени и стертые в кровь костяшки на кулаках украшают тебя к вечеру, однако твое тело полностью расслаблено; на лице небрежная, но чертовски довольная улыбка. Это замечает даже Гюнтер, который будет проходить мимо кушетки, на которой ты расположишься. Он даже принесет аптечку, расспрашивая.***
Когда на улице вечереет, а летний зной постепенно сменяется прохладными сумерками, в длинных коридорах широкого серого дома звучат посторонние отчетливые шаги, а у окон в это время можно даже натолкнуться на призрачные силуэты самих стран. Это всегда тебя пугало. Но однажды тебе удалось повидать другого Германию. - Кто это? - из страшного любопытства, граничащего со страхом, спрашиваешь ты, будучи еще ребенком и прячась в комнате старшего брата. - Это твое искажение, - спокойно отвечает альбинос, прищурившись и выпуская изо рта сигаретный дым. Когда-то он еще отвечал на твои вопросы. И, пожалуй, это были именно те единственные вещи, которые не повторялись изо дня в день; вещи, которые надо было ценить. Но как только старший перестает обращать на тебя внимание, начинаешь понимать это отчетливо, так же ясно, как и каждый прожитый тобою день. Но, к сожалению, мы не ценим ничего, пока не потеряем. Ты приходишь к этому выводу почти сразу, на 28 или на 29 сутки одиночества. Но, имея упертый характер и отчаянное желанием оправдать свое одиночество, ты начинаешь даже сомневаться в том, что твой брат жив.***
Громко шумит радиоприемник. Ты сидишь на диване, слушая новости, а твой старший, весьма ленивый, брат расположился рядом, спиной к тебе. Незаметно для себя делаешь радио потише, удостоверившись в том, что Гюнтер спит. И все так же незаметно для себя ты начинаешь размышлять. Однажды, когда ты еще не сбился со счета и все еще помнил число суток, которые ты проводишь в одиночестве, Гюнтер, пристально глядя тебе в глаза, заговаривает. - Если бы тебе стало смертельно скучно, что бы ты сделал? - А ты? - задаешь вопрос не из интереса чужого мнения, а скорее лишь для того, чтобы хоть как-то продлить этот разговор. И тебе это удается. - Я умер оттого, что мне было скучно. За все то время, что вы знакомы, что вы живете вместе под одной крышей, ты услышал из уст старшего брата множество различных историй, но правдивых из всех них, как тебе постоянно казалось, всего лишь две: вот, к примеру, про то, как Гюнтер провалился под лед. Кто-нибудь вообще знает, что происходит в его жизни? - внимательно всматриваешься в сутулую спину брата, кожа которого больше походит на обтянутую поверх скелета карту со всеми отмеченнными границами и путями их страны. Нет, ты никогда не станешь таким, как он - в который раз думаешь ты. И на мгновение тебе даже захотелось разобраться в себе, в своих чувствах, но, как и всегда, откладываешь это дело на потом, заперев их под семью замками и под самыми крепкими цепями.***
И потому ты никогда не признаешь этого вслух, что если вдруг Гюнтер крепко обнимет тебя, рассказывая очередную историю, ты разрыдаешься. Беспричинно и совершенно инфантильно. Наверное, просто потому что ты этого долго ждал. И ты никогда не признаешь даже того, что тебе этого действительно хочется, просто потому что перестал этого ждать.***
Когда ты открываешь глаза, свет сразу же ослепляет тебя, отчего тут же приходится прикрыть ладонью лицо и опустить взгляд на несчастную тарелку с заметными царапинами на ослепительной белизне. Пылинки все так же медленно кружат в замысловатом вальсе в лучах золотого, знойного солнца. За окном слышен стрекот кузнечиков и уже отсюда, на расстоянии пяти шагов от открытого окна, слышится запах пыльной дороги с примесью подожженной папиросы. Ты не поднимешь головы, ты будешь так сидеть, потому что от солнечного света, что преследует тебя каждый день, уже претит. И вдруг ты начинаешь осознавать для себя, что этот мир слишком скучен для тебя. Этот мир слишком повседневен и ты чувствуешь накатившее морской волной сильное раздражение ко всему. Эта жизнь в медленной съемке, освещенная через солнечный, запыленный объектив не для тебя. Это стало по-настоящему стоящим открытием для тебя, по сути почти равное тому, когда ты стал осознавать свою жизнь. - Когда мне станет скучно, я постараюсь себя развлечь, - подаешь голос, разглядывая перебинтованные коленки кривых ног. Затем, страстно желая увидеть чужую реакцию, убираешь руку от лица и, щурясь, смотришь на силуэт, сидящего полубоком к тебе, брата. Ты этого не увидишь, но ты отчетливо услышишь смешок и почувствуешь пристальный взгляд Гюнтера на себе. Ты почувствуешь его улыбку, даже интерес, мелькнувший в блеклых глазах и ты перестанешь чувствовать себя одиноким на это мгновение. И, пожалуй, этого тебе будет достаточно. - Докажи мне это.