Все фанатки уродливы

Все фанатки уродливы.       Бросая взгляд в толпу, мне даже становится тошно. Они кричат, их руки дёргаются. И сами они исступлённо дергаются, как в конвульсиях. Отвратительно. Их нездоровый блеск глаз... Нет, это не тот блеск, как сверкают звёзды, как блестят самоцветы, или как горят софиты... Нет, это лихорадочный влажный блеск, от которого выворачивает, выдёргивает наизнанку. Я ловлю их скользкий блеск на себе, чувствую, как их губы сковывает маньяческая ухмылка, как у некоторых всё течёт изо рта, да и не только изо рта, и это действительно отвратительно.       Чувство, что меня насилуют миллионы пар глаз. Грубо. Жёстко. Отвратительно. Зачем, зачем они кричат? Их визг срывается в один сплошной ультразвук. Мои ощущения теряются, и я чувствую, что танцую не под музыку, а под их мерзкие визгливые голоса. Почему я не могу ненавидеть тех, кто меня любит? Не могу. Но они не любят меня. Они меня придумали и любят моё тело и кого-то вместе с ним, но не меня. Нет причин не ненавидеть. Они кричат "Кай, Кай", и думают, что я замечу их. Да, их-то я замечу, но не каждую фанатку с моим именем на их жадных губах. Почему они не могут просто любить то, что я делаю, а не любить мой оголённый торс, мою задницу, или что там ещё у меня привлекательного? Чёртовы неудачницы. Спасибо за поддержку. Я вытираю невидимое что-то большим пальцем со своих губ, и слышу оглушительный гвалт женских визгов. Господи, хватит меня трахать своими глазами! Губы? Точно, мои губы их тоже привлекают. Хватит, хватит, хватит, я чувствую себя грязным.       Что-то срывается во мне, я хочу прыгнуть туда, в толпу, которая напоминает мне какую-то колонию кровожадных полипов, и чтобы они разорвали меня на кусочки. Их бантики, заколочки на волосах, их мягкие толстовки, шортики, плакаты с моим именем, и другими именами...я вижу много своего имени, на английском, на хангыле... Безумные улыбки, безумный блеск глаз... Они без ума! Безумные, чокнутые, сумасшедшие... Мои ноги дрожат, а в глазах они должны читать презрение...а видят только страсть?... Страсть. К ним страсть? Меня много, и каждую зверски и страстно имею прямо на месте, прямо на сцене. Да, так и есть, стоит лишь взглянуть в запотевшие зеркала их зрачков. Смотрите, там я. Я там и она, я трахаю её, пока она трахает меня глазами на сцене. Я не шлюха, вы, там. Любите меня? Позвольте мне раствориться в музыке. Успокойте свои титьки, или как там эта фраза?...       Я натянут как струна, думаю, это позволяет мне танцевать агрессивно. Резко, а они наверняка представляют какой я зверь... Я хочу чувствовать музыку, а не ваши похотливые взгляды, которые, казалось, обглодали меня до скелета. Моим одногруппникам кажется, что я хорошо справляюсь, когда работаю на сцене. Их взгляд нервный, он брошен в толпу, как кусок говядины в загон к шакалам... А я лишь представляю, что я смотрю не на этих потных...девушек, а на ту... На ту, которая меня ненавидит всем сердцем. Которой я не любим, а даже противен немного. Та, которая знает меня, а не видит мои руки, губы, ноги... Во мне всё идеально, да? Только я чувствую себя дуршлагом, дырки в котором образовывались медленно и больно от этих взглядов. Если бы я упал вниз, то от меня ничего бы не осталось. Ни дырочки. Разнесли бы по атомам, разделив между собой мои белковые соединения.       А та, для которой я танцую видит всё. Всё - это всё. Это не Кай. Это Ким Джонин с полной датой рождения и группой крови, с любимым фильмом про любовь и дурацкой привычкой бросать носки под кровать. У той девушки юбка будет в пол, и майка, чёрная, трикотажная, а волосы лохматые и короткие, не тронутые средствами для укладки, и глаза не тронуты подводкой. А зрачки будут блестеть не больным блеском недотраха, а сверкающими самоцветами, горным хрусталём, хранить молчание чёрного агата... Моё тело выворачивает в волне, кофта задирается, оголяя живот, и вот я опять слышу то, что предпочёл бы не слышать. Боюсь представить, что случилось у них где-то пониже... Они опять достают свои зеркалки, айфоны, кэноны... Официальные фотографии будут идеальны, и специально для вас, приторно-сладкой улыбкой для вас, всё для вас. А им нужно сверх? Мало меня? Мало Чанёля по левую руку? Мало Сехуна вам? Я улыбаюсь, показываю им сердечко. Моему телу отдают миллионы сердечек. Моему телу миллион лайков. Когда мы стоим в гримёрке, ко мне подходит старший хён, из моих многочисленных хёнов. - Ты такой горячий, - выдыхает Лухан. Мои брови поползли вверх. - Горячий? Я хорошо танцую? - Да, но я не про это, - Лу кивнул, а потом завис, начиная подбирать слова. - У меня сердце в пятки уходит на сцене от страха. Ощущение, что это загон, там, внизу. И что, если что-нибудь пойдёт не так, они съедят меня. Так говорят многие, а от Лухана я это слышу в первый раз. - Я просто их ненавижу, - китаец удивлённо дёрнул бровями. - Я чувствую себя шлюхой. Но, знаешь, я дарю им свои движения так, будто считаю их ничем. Так легче. Хань поперхнулся водой. - Это неправильно... - я его перебил. - Да, но иначе они меня в самом деле съедят... Не думай, это не про тебя, хён. Ты не такой, у тебя не выйдет. - Какой не такой? В глазах Лухана симпатичные девушки не превращаются в страшных горгулий, и я это знал. Лухан, может не прогнил внутри так, как моя душа. Не это ли звёздная болезнь? - Ладно, забей, считай, что танцуя, я думаю о тебе, - обернуть всё в пошлую шутку не вышло совсем, Лухан помрачнел. - Всё так плохо? Я не стал ничего говорить, всё было не плохо. Всё было никак. Одногруппники взволнованы, скоро их повторный выход. И мой тоже. Но я не хочу. Я хочу раствориться в битах, во взгляде своих друзей, чувствовать наше общее сердцебиение, когда наши тела двигаются синхронно, это потрясающе... А эта двигающаяся поглощающая масса кричит наши имена, и фотовспышки проникают прямо в мозг. На сцене я чувствую себя шлюхой, и наверное, это не фанаты мерзкие, а я... Ведь я даю себя. Но всё равно я ненавижу их. А девушка с агатовыми глазами, пожалуйста, пока я не знаю тебя, продолжай ненавидеть меня, пожалуйста. Есть за что. Все фанатки уродливы.