***
– Курт, подожди! Мартинссон догнал его на середине парковки, которую Курт пересекал, с уверенностью ледокола продираясь через пока не протоптанный слой снега. В скорости Валландеру с этим длинноногим и кудрявым крейсером было не тягаться, потому он выдохнул и почти остановился. По правде говоря, последние несколько дней он старательно избегал Мартинссона ввиду надвигающихся праздников, и у него на это были причины. Например, та, по которой последние два месяца он и так достаточно часто наблюдал Магнуса у себя дома. – Тебя подвезти? – спросил он подтрусившего к нему Мартинссона будничным тоном. – Линда уже уехала. – Знаю, я видел фотографию в твиттере из лондонского аэропорта. Что это за твиттер такой, что из него можно узнать все, не делая никаких звонков? Уже который вечер подряд Курт хотел спросить у Мартинссона, у Линды или даже поискать в интернете об этом, но каждый раз забывал, потому что в глубине души, несмотря на любопытство, абсолютно не хотел этого знать. Как и вообще вторгаться в этот мир современных технологий, в котором что Линда, что Магнус чувствовали себя настолько свободно, что периодически Валландер абсолютно переставал понимать, о чем эти двое разговаривают. А говорили они много. С момента, как Линда начала работать в полиции Истада, Мартинссон стал для нее чем-то вроде проводника по новому миру: рассказывал, как и что устроено, как они работают, кто есть кто, какие капризы выдает ее величество Старая Техника и как ее уговорить с помощью Магнусовского ноутбука. При небольшой разнице в возрасте и инциденте со спасением в прошлом двое быстро подружились, что периодически приводило Мартинссона на порог Валландеров. – Так тебя подбросить? – повторение вопроса было неловким, как и почти все их разговоры наедине, потому что общение Магнуса с Линдой и, как казалось старшему инспектору, их взаимный… интерес были лишь половиной беды. Второй же половиной было то, что чем больше Курт случайно и неслучайно слушал их разговоры, тем больше у него не получалось игнорировать свою собственную заинтересованность, проснувшуюся в ответ на улыбки Магнуса, которые, оказывается, существовали в природе, на его внимательность, на его попытки то и дело втянуть старшего Валландера в беседу, и почти наивное, как он думал, предположение Мартинссона о том, что теперь они – куда большие друзья, чем были до этого. Может быть, для Магнуса все так и было, но для Курта, чем больше он открывал в Мартинссоне не коллегу, но человека – со своими чаяньями, желаниями, увлечениями и глупостями, с историей его жизни, – было все сложнее смиряться с собственной… Неконкурентоспособностью рядом с дочерью. Да, вот что так расстраивало Валландера в этой ситуации. Что время ушло, все шансы использованы, либо безбожно загублены, но воля к жизни и желания никуда не пропали, и теперь они терзают и дразнят по ночам, обзаведясь вполне себе материальным лицом. И телом. И движениями. – Вообще, не откажусь, – Мартинссон улыбнулся, своей репликой вырывая Валландера из его мыслей и путешествия взглядом по фигуре Магнуса, мелко подрагивающей от холода. Он вылетел на улицу без шапки, с которой обычно не расставался зимой, быстро простужаясь без нее. Курт было хотел сказать ему, чтобы тот надел спасительный предмет гардероба на макушку, но замялся и не стал, тем более Магнус продолжил: – Но вообще-то у меня есть вопрос. Который было решено выслушать в машине. Но даже когда Курт завел двигатель и включил печку, руки Мартинссона, пальцы которых тот сплел для тепла, продолжали почему-то подрагивать. – Жаль, Линда в Лондоне, я хотел предложить вам обоим, но возможность появилась поздно, - начал Магнус издалека. – Поэтому предлагаю только тебе. Эксклюзивно. Тут Мартинссон сделал что-то, абсолютно странное для их разговора – равно дома или на работе – он подмигнул Курту. – И что же ты предлагаешь? – Если у тебя нет других планов, хочешь составить мне компанию в путешествии на север? Курт давно заметил: Магнусу Мартинссону никогда не была присуща скромная конструкция «не хочешь ли» в вопросах, что, к ужасу собеседника, делало ответы «нет» и «да» абсолютно эквивалентными, и приходилось добросовестно решать, согласиться или отказаться, не имея возможности зацепиться за отрицание, заложенное в самом вопросе. – На север? – Швеции, разумеется. Ну, знаешь, поближе к старому доброму Томте – так больше шансов получить подарок, – Мартинссон почти по-ребячески хихикнул, к тому же перестал дрожать. – У меня на севере живет дальняя родня – мы давно не виделись, и они предложили приехать и привозить, кого могу. Они буквально возмущены тем, что большинство шведов не знают, что такое настоящая снежная и морозная зима и, соответственно, Швеция! Я просто не мог им отказать. Мартинссон заразительно улыбался, и у Курта у самого уголки губ немного загнулись вверх. – У меня нет планов на Рождество. Но ты уверен, что это хорошая мысль – привозить лишний рот гостеприимным людям? – А кто сказал, что нас будут кормить? Будем ловить рыбу вместе со всеми, – глаза Курта округлились от такого «веселого» заявления, но Мартинссон тут же засмеялся открыто. – Это шутка, Курт, но попробовать хоть раз что-то поймать подо льдом – стоит. К тому же не хочется ехать одному… Вдруг меня сочтут слабой городской особью и съедят, как неприспособленного? А так мы хотя бы сможем обороняться. – Хорошо-хорошо, – дальше было невозможно сопротивляться смеху. Неудивительно, что за последние месяцы он слышал, как смеется Линда, чаще, чем за многие годы. Может, зря он брыкается? Курт глянул на пассажирское сидение, оторвав глаза от дороги, чтобы встретиться взглядом с Мартинссоном, всматривающимся в него в ожидании чего-то. – Я поеду. Покажу тебе, как эффективно спасаться бегством на снегоступах от каннибалов в условиях северной Швеции.***
– А, оказывается, ты тот еще хвастун и даже мороз плохо переносишь, – подытожил краткий экскурс в воспоминания Мартинссон, попытавшись засмеяться, но тут же закашлялся: мороз склеивал не только ноздри, но и внутренности чересчур часто открывающихся ртов. – На севере, Мартинссон, на севере! – Оправдывайся теперь! Они все ближе подходили к кромке леса и поселку, и Курт уже начинал верить, что не успеет получить обморожение высоких степеней. У него даже открылось второе дыхание, и ему не хотелось просто упасть на колени и примерзнуть к насту. К тому же, хоть и было невероятно холодно, вокруг действительно была та редкостная красота, которую можно увидеть только на фотографиях в сети, что делают безумцы, готовые ради великолепных кадров закинуть себя в любой опасный уголок планеты и рискнуть какой-нибудь частью тела. Мерцающий снег и тень следов не то оленя, не то лося на пригорке у дальней сосны, почти полная луна теперь висела уже над головой, оповещая, что скоро наступит или уже наступила полночь. Полночь в рождественский канун… – Жаль, Линда не увидит этого. Ей бы здесь понравилось, – решил он подбодрить Мартинссона, явно все еще чувствовавшего себя ответственным за неудачу с дорогой и то, что их Рождество оказалось таким недомашним и неуютным. – Она не любит холод. Я обещал прислать фотографии, пока они со Стефаном в Лондоне. – Каким еще Стефаном? – Курт разом забыл про мороз и усталость. – Линдманом, – на лице Магнуса застыло выражение ужаса, словно он только что сдал заговор против короля. – Думал, ты знаешь, что они встречаются, – Мартинссон пожал плечами, отчего его рюкзак забрякал язычками молний. Валландер почувствовал себя одновременно обманутым и беспричинно-радостным. Его расстраивало, что в привычку дочери прочно вошло порождение недомолвок и секретов, словно она была подростком, хотя она давно уже была взрослым, самостоятельным человеком. Однако, сейчас его по-глупому накрыло облегчение от того, что… Что? Что Линда не встречается с Магнусом? Или, все же, что Магнус не встречается ни с кем, а значит… – Нет, не знал. Скорее, было похоже, что участь стать немного Валландером грозила тебе, – в итоге честно выдал он Мартинссону, делая последние усилия на пути к лесной опушке. – Я думаю, мне все еще это грозит. Валландер вопросительно вскинул бровь, но не успел ничего сказать. Они оказались на самом верху пригорка, под которым расстилался небольшой, сплошь усеянный рождественскими огнями поселок, словно сошедший с картинок или, скорее, был из тех, что можно уменьшить и поместить в шарик с искусственным снегом, который надо трясти, чтобы устроить настоящую пургу. Курт моргнул несколько раз, когда в уголке глаза что-то вспыхнуло, думая, что туда попала отмерзшая ресница, но всполох повторился, а затем еще и еще, пока весь небосвод вдруг не вспыхнул зеленым и подвижным, словно жидким, огнем, будто кто-то разжег на небе огромный кострище. Пламя северного сияния заколыхалось, словно кулиса, то и дело давая звездам и луне выглядывать из-за нее, будто волнующимся актерам. Они немо смотрели на это невероятное зрелище, раскрыв рты от изумления. Молчание прервал неровный голос Мартинссона: – С Рождеством, Курт. И прости, что я его испортил. Магнус оказался так близко, что Валландер видел белый иней на кончиках ресниц, более темные, наверняка раскрасневшиеся от мороза, щеки и нос, и отражение северного сияния в глазах. Но недолго, потому что Мартинссон припал к его губам, будто в поисках кислорода. Холодная, сухая и обветренная кожа казалась хрупкой, но Курт все равно жадно сминал Мартинссоновские губы своими. Обнять его как следует мешали перчатки, объемная зимняя одежда и то, что они оба уже почти не владели своими конечностями, так что он только притянул к себе поближе молодого человека за шарф. У поцелуя был вкус мороза и сладкой болезненности и – совсем немного – северного сияния, обнимающего их мягким светом и посылая их единую длинную тень гулять по лесу, откуда они только что вышли. – Не испортил, - тихо произнес Курт, как только поцелуй сам собой распался под напором низких температур. В животе же Валландера, наоборот, осело тепло. – И подарок вышел замечательный. Он снова глянул на северное сияние, теперь лижущее небосвод синим и фиолетовым цветами с золотой каймой. – Ты про… – Я про все, – Курт широко ухмыльнулся, игнорируя болезненно треснувшую от мороза губу. – В любом случае, у меня есть для тебя кое-что еще. Только давай, наконец-то, доберемся до тепла и горячего чая – я ничего уже почти не чувствую. Мартинссон мягко толкнул Курта в плечо, и они практически бодрым шагом пошагали в поселок внизу, все еще омываемый небесными огнями. Может, в этом и есть смысл Рождества, думалось Курту. В простых маленьких чудесах, меняющих в одночасье все.