Мрачное воскресенье

Когда солнце блекнет, уступая ночи, приходит спокойствие. Кривые штрихи ложатся поверх платья нарисованной девушки; улыбка, тянущаяся до самых ушей, заставила испуганно вздрогнуть Лизу. Пальцы разжались, красного цвета карандаш скатился к краю стола, кончиком грозно нависнув над пропастью. Тонкая деревяшка, охваченная смиренным огнем, который не обжигал бледную кожу: Лиза давно не выходила на улицу, предпочитая укрываться в темной комнате, пока серьезные обстоятельства не вынудят вырваться из импровизированной клетки. Здесь легче дышалось, а сердце не сжималось, будто бы его сдавливала чья-то немилосердная рука. Усмешки пропадали с лиц, противный смех растворялся в тишине, как слабые краски в воде. Девушка гладила кончиками пальцев бумагу, прикрыв глаза. Таким способом она погружалась в далекие манящие мечты, норовившие упорхнуть, не обронив и белого пера напоследок. За все в этой жизни приходится сражаться, до последней капли крови и крика. Постепенно блекли мысли, а вслед за ними разгорались страхи. Любая мелочь ранила больнее изящного клинка, щедро обмазанным ядом диковинного чудища; любая фраза была пропитана ехидством; любой взгляд казался последним. Физическая травма — это ноша прошлого, настоящего и будущего, расцветая, она шипами травит душу. Мерзкие шрамы вызывали отвращение, все время хотелось запереться в темном помещении, только бы не видеть эти отпечатки глупости. Некоторые знакомые говорили, что это пустяк, не стоит беспокоиться и так переживать. Если бы они смогли почувствовать хоть одну десятую всего того унижения и ужаса, наверное, изменили бы свое мнение. Быть посмешищем — даже небольшой группы людей — миниатюрный личный ад. Сначала Лиза пыталась смеяться, превращая в шутку, но голос дрожал только от вида этой злополучной фотографии. Маленькое наказание для наивной девчушки, доверившейся первому попавшемуся, когда отчаяние жгло губы. Вера — это набор букв, не несущий определенного смысла. Лиза тоже могла придумать новые слова, придав им какое-то значение, но это были бы ее слова, имевшие вес лишь для создателя. Посторонним никогда не понять того, что не входит в их историю.

***

Лжец. Твое имя пропитано желчью, гнильем несет от тебя за много километров. Лиза кивала каждому его слову. За этой маской скрывалось что-то странное и непонятное, неведомые чувства сложно было расшифровать, оставалось надеяться на лучшее, отдавшись горячим клятвам. Разум молчит, тревожное ощущение внутри постепенно затихает, когда девушка прижимается лбом к его плечу. Перед глазами все плывет, неудачная шутка быстро забывается. Поцелуй — это все, что она может дать, прекрасный дар своему возлюбленному, как знак доверия. В этом заложены все ее эмоции, это уже очень личное и интимное. Еще несколько минут — да хоть секунд — и Лиза просто уснет, попросив у Бога возможность проводить так каждый вечер; в тепле, под пристальным взором зеленых глаз, в которых бушует странное море не такое, какое привык видеть каждый человек. Оно без дна, полностью перекрашено в любимые цвета и принадлежит двум людям, шепчущим слова верности в безмолвной тьме. — Я не хочу просыпаться, — сдавленный шепот. — А ты и не спишь, — смеется он. «Не сплю», — за долгое время улыбка была искренней. Звезды должны были замереть, а солнце никогда не вставать, дав еще пару дней, чтобы насладиться тонкими иллюзиями. Такими хрупкими и безнадежными.

***

Многое было скрыто. Раны не залечить простым переездом. Все было необъяснимо, давило, не позволяло расправить крылья. Да и как можно летать, если перья свинцовые, заставляют прогибаться к самой земле. Тихое дыхание позволяет догадаться о том, что носитель их еще жив, постепенно затухая, как маленькая свечка. Холодный воск застынет, а потом будет забыт. Уже не сможет дарить свет. — Как твои шрамы? — обеспокоенно спрашивает Алан, увидев, как скривилась девушка. Вспоминать всегда неприятно, будто бы роешься в отходах, ища серебряную цепочку, утерянную давным-давно. Молчание было хорошим ответом. — Вспоминаешь его? — новые вопросы раздражали. Лиза смахнула карандаш со стола, проследив за его полетом. Ковер проглотил крик бездушного предмета. Новый человек в жизни приносил редкие минуты счастья, но уже потухшего и не такого искреннего. Слишком сильно исказилось отражение в огромном зеркале, отображающим явное и скрытое. Семя сомнения посеяно в потерянной душе. Лизе хотела написать пару строчек о надоевшем сценарии и тупике, но все выходило плоским и тривиальным, как если бы очередной подросток ныл о безысходности и несправедливости жизни. — Тебе не надоело жить прошлым? Так нравится страдать? Замерев, девушка вслушивалась в то, что говорил Алан. Укорял, просил и ругал. Как только прозвучало признание в любви, она тут же вскочила на ноги. Предсказуемо и знакомо. Опять дешевые обещания, неловкие короткие паузы. — Что? — недоуменно спросила она. — Я не могу найти слов, чтобы выразить все, что я чувствую, — рассеянно улыбнулся он. — Два месяца ты мне снишься, сидишь рядом и смеешься, такая живая.

***

Лжец остается лжецом. Вновь открыться кому-то Лиза не могла.