Вид на доверие

Ночь проходила по обычному сценарию. Алкоголь, пара дорожек кокаина, постоянные танцы и отходняк в туалете ближе к утру, когда подташнивало и кружилась голова, а в голове все мысли смешивались. Эш понятия не имел, как так вышло, что к семи утра он стучал в дверь Виктора в маловменяемом состоянии. Виктор на тот момент уже был на ногах и буквально с десяток минут назад вышел из душа, еще чувствуя приятное онемение от ледяной воды и стекающие с волос по спине капли. Вечером, чуя свою полную несостоятельность и истощенность от большого количества эмоционального общения, он почти медитировал, сидя на полу и потягивая виски из стакана. Но днем необходимо было быть на конюшне, приехать нужно было заранее, и Хил встал с еще большим запасом, чем было нужно: просто по привычке. Утренним визитером мог быть кто угодно, но вот Эштона увидеть мужчина ожидал, пожалуй, менее всего, а потому удивился эмоциональнее, чем обычно: — Эш? Первым вопросом был вопрос о том, как парень сюда вообще добрался. Вид его даже оптимиста заставил бы покачать головой и заключить, что доехать за рулем парень не смог бы. Следом возникли еще белые пятна, и Виктор просто молча уставился на любовника, ожидая хоть какого-то продолжения. Похоже, без наркоты не обошлось, но интуиции в этом плане Хил не доверял, а утверждать доподлинно пока не мог. Тем не менее, мужчина напрягся. Эштон оперся на дверной косяк и посмотрел на любовника затуманенным взглядом. Зрачки были расширены, а по лицу блуждала какая-то маловразумительная улыбка. — Я решил навестить тебя. Ведь уже завтра, — проговорил парень, делая шаг к Виктору и обвивая его шею руками, практически повиснув на нем. — Заберу твои сборы и отвечу на вопросы, — проговорил он. — А ты ответишь на мои. Очень больших сил в тот момент стоило удержаться от грязных ругательств и не врезать парню хорошего леща. Виктор слишком категорично относился к наркотикам. Он надеялся, что знание о пристрастиях любовника позволит просто отказаться. Малодушно, но резко и с причинами. Только вот злость была, а просто так отказаться от Эштона Виктор не мог. Зубы скрипнули. Мужчина прихватил парня за обвившую шею руку и подхватил за талию, сначала закрыв за любовником дверь. — Сборы будут только вечером. Имело ли смысл вообще говорить в таком состоянии? Парень явно был еще под действием (что не радовало: значит, он принимал совсем недавно), хотя как раз это вроде для осмысленного диалога было лучше, чем отходняк. Но Эштон был еще и пьян. — Пойдем-ка, поговорить успеем. Виктор потянул парня в комнату, где насильно усадил в кресло. Действие держится минут двадцать-тридцать. Когда бы Эш ни принял, сойдет эйфория достаточно быстро. Потом мужчина планировал искупать любовника в холодной воде, чтобы сбить опьянение. Пока — лишь сверлил тяжелым взглядом, стоя прямо перед Эштоном. — Конечно, успеем, — Эштон запрокинул голову и все с такой же улыбкой посмотрел на Виктора. В голове вообще не было особых сознательных мыслей. Просто сейчас он был готов говорить о чем угодно. — Знаешь, с твоей стороны просить меня делать выбор между тобой и моими развлечениями не очень честно, — Эш сполз по креслу, практически растекаясь по нему. — Я не могу делать подобный выбор. Мне хорошо с тобой и хорошо сейчас. — Зато мне сейчас плохо, — сухо и не особо серьезно поделился Виктор, усевшись на сложенный уже диван. Он говорил правду, а несерьезность диктовалась неадекватностью Эштона. — Как ты сюда добрался? — На машине, как еще? — Эштон поднялся со своего места и прошел к Виктору неуверенной походкой, меняя пару раз траекторию. Он остановился перед ним и обхватил его лицо ладонями, наклоняясь к нему. — Да ладно тебе, Вик, чего плохо-то? Я тут, с тобой и ты должен быть доволен, — он усмехнулся и быстро коснулся его губ своими с громким чмокоющим звуком. Кулак Виктора врезался парню под челюсть, отбрасывая и опрокидывая Эштона навзничь. Сильный удар для барахлящего вестибулярного аппарата был не нужен; мужчина и не бил сильно, но все равно немного переборщил. Виктор прикрыл глаза и выдохнул, вытирая свои губы тыльной стороной большого пальца, пока любовник барахтался на полу. Нихуя он ему не должен. Тем более — быть радостным от наличия в квартире омерзительно упоротого тела, лезущего облизываться. Когда Эштон в последний раз самостоятельно целовал Вика? На танцполе. То есть дней пять или шесть назад — Хилу было не до пролистывания мысленного календаря — в остальное время он хорошо, если вообще отвечал. Не сказать, чтобы Виктора совсем устраивал такой расклад, но это было нормой. По крайней мере — последнюю неделю. С барского плеча любовника сейчас явно свалился весьма сочный, как тот считал, кусок. Мужчина был иного мнения. И продолжал прожигать Эштона взглядом, упершись локтями в колени и ожидая окончания действия наркотика. Эштон приходил в себя пару минут, пытаясь сфокусировать взгляд на люстре. Потолок вращался перед глазами, а челюсть отзывалась ноющей болью — под кокаином он все чувствовал гораздо более остро. Приподнявшись наконец на локтях, Эштон посмотрел на Виктора и снова расплылся в улыбке, только теперь гораздо более осмысленной и по обыкновению едкой. — Не нравится? — хрипловато сказал он. — Что же тебя вообще устраивает? — он сел и провел руками по лицу, начиная неожиданно смеяться. Это был нездоровый смех, приближенный к истерическому. — Боже, нахера я вообще пытаюсь что-то делать? — можно было расслышать сквозь захлебывающийся смех. В тот момент терпение у Виктора кончилось. Он поднялся, подошел к Эштону, вцепился в ворот рубашки на шее и потащил в ванную. Прямо так: за шиворот; по ковру, а потом по ламинату, оставляя любовнику только беспомощно сучить ногами, пытаться выскользнуть из врезающихся под руками швов и протестовать. В самой ванной комнате пришлось подхватить парня под мышками, чтобы перетащить не имеющее сейчас физических возможностей к сопротивлению тело через бортик и уложить на дно. Виктор прижал Эштона к поверхности, второй рукой сдергивая шланг и включая холодную воду. Тугие струи врезались в макушку, и мужчина начал поливать все, что находилось выше прижимающей ладони, — плечи и голову. Но наверняка намокла и вся спина, и зад, и ноги с обратной стороны — вода разливалась по дну. — Хватит! — рыкнул он, выдавив из глотки хоть какие-то слова. — Приди уже в себя! Эштон продолжал барахтаться и ржать, как ненормальный. Напряжение, скопившееся за все последние недели выливалось в форменную истерику. Он даже не пытался сопротивляться. В голове было совершенно пусто. Оборвался его смех внезапно и резко. Он посмотрел на Виктора, дернулся еще раз, больше рефлекторно, но так и остался лежать. Настигла апатия. То ли отходняк был всему виной, то ли просто все эмоции он уже выплеснул. — Все, хватит, — сказал он, чувствуя, как зубы стучат от холода — вода была ледяной. Он сбросил с себя ладонь Виктора и сел, начиная расстегивать рубашку, липшую к спине. Мужчина выключил воду и оставил душ в раковине. Сам терпеливо дождался, пока Эштон стянет с себя мокрую рубашку, и набросил ему на плечи полотенце. Мокрый свой торс Хил успел вытереть, а домашние штаны не пострадали в процессе отрезвления. — Очухался? — спросил он, не ожидая, в общем, ответа. — Поднимайся и стягивай джинсы, — те были менее мокрыми, чем рубашка, но слишком мокрыми, чтобы их можно было носить. Носки и белье постигла та же участь. Чтобы ускорить процесс, Виктор помог парню принять вертикальное положение, готовый, если тот заупрямится, стащить одежду силой. Эштон фыркнул что-то и убрал волосы назад — с них по всему лицу текла вода. Говорить он явно не собирался, смотря в одну точку где-то за спиной любовника. Его продолжала бить дрожь, но он и на это внимания не обращал. В голове вновь было пусто, но теперь совсем по-другому. Не было ни желания что-то говорить или делать, не было желания спорить и что-то доказывать Вику. Эштон полностью выдохся. Джинсы он все-таки стянул с себя, потом переступил бортик ванной и снял мокрые носки с трусами. Все также молча. Виктор, заметив исключительную апатию отходняка и оценив, что сопротивляться любовник не будет, стащил с сушилки еще одно полотенце, чтобы вытереть Эштона, не особо собиравшегося делать это самостоятельно. Второе полотенце было большего размера, чем висевшее на плечах парня, потому, вытерев им Эшу волосы, Хил снял мелкое, заменив на крупное. Вещи забросил в ванную, решив разобраться после, а сам, обхватив любовника за плечи и растирая их сквозь полотенце, потащил обратно в комнату. Дома привычно было свежо после более раннего проветривания и даже немного сквозило, потому на плечах усаженного на диван Эштона возник еще и плед, чтобы укрыть того полностью. Шутки с холодной водой были плохи, а простужать парня Виктор не планировал. Бредовая и такая ненавистная мужчине эйфория закончилась, так что Хил сел рядом с Эштоном, обнимая за плечи и приваливая к своему плечу. От проявлений наркотиков он шугался, как шугаются от чумных. Эту реакцию он мог контролировать только в рамках симпатии к человеку, как с Эшем, чтобы стойко пережить все, находясь рядом. Как-то бороться с непереносимостью наркоманов он не собирался, потому как наркотики презирал уже очень давно, и отношение это было частью его мировоззрения. Хил и так был готов поддерживать общение при условии, что наркота остается в параллельной вселенной, о которой Виктор не должен был знать — по убеждениям, он слишком уважительно относился к выбору каждого, но и просил такого же уважения ко взглядам своим. У любовников зависимость терпеть он бы не стал даже при подобном условии. Но сейчас важно было не это. Он ведь предупреждал его, что не терпит; предупреждал о своей резкой реакции, если парень заявится в упоротом виде. Что ж его принесло-то сюда? По опыту — просто так в таком состоянии никуда не едут. Мозг преследует цель. Теперь нужно было ее прояснить. — Все, — выдохнул он, крепче прижимая Эштона и продолжая, но медленно, растирать плечи. Успокаивал Виктор, скорее, себя самого. — Все. Эштон судорожно вздохнул, прикрыв глаза. Да, все. Точно все. Он выдохся, устал, у него болела голова и жутко хотелось отрубиться. Парень подтянул на диван и ноги, ежась под пледом. Было совершено неуютно и в то же время абсолютно плевать на это все. Он не хотел сейчас разговаривать, что-то объяснять и понимал, что Вик будет от него это требовать. — Езжай на работу, — сказал Эштон, перенося голову с плеча любовника на спинку дивана. Глаза он закрыл, от яркого утреннего света голова болела еще больше. — Мне еще рано, — отозвался Виктор, вторгаясь руками под плед и сдергивая мокрое полотенце. Оно полетело на пол, а мужчина плотнее укутал парня в шерсть, снова притягивая его на свое плечо. Причем делая это едва не с ревностным рыком. Но все же аккуратно и молча, просто настойчиво. — Ты сам-то на работу сегодня собираешься? Я заведу тебе будильник. — Он мне не поможет, — Эш не стал сопротивляться и остался в нужном Виктору положении. — Я поеду домой. Парень вообще слабо понимал, что вообще тут делает. Он не помнил причины зачем приехал, хотя мог догадаться. Зато Эштон слишком хорошо понимал, как глупо и жалко выглядит в глазах Виктора. — Ты никуда не поедешь, — Виктор покачал головой. В подобном состоянии за руль его мужчина бы не пустил. Да и просто на улицу не выпустил бы — заснет ведь на ближайшей горизонтальной поверхности и вляпается. — У меня отоспишься, потом разберемся. Давай-ка, — Вик, придерживая Эша, поднялся и уложил парня на диван, подтянув под голову ему небольшую подушку. — Я приеду вечером — дождись меня. Все. Спи. Эштон мог говорить о том, что спать ему нельзя, что нужно обязательно появиться на работе. Много еще чего. Но веки были настолько тяжелыми, что сопротивляться сну было бесполезно. Парень вытянул ноги под одеялом, сунул руки под подушку и стал проваливаться в сон. Отмазку для работы он придумает позже. Виктор облегченно вздохнул, протирая лицо ладонью. Сил в последнее время нужно было как-то особенно много. Впрочем, ладно. Это не надолго, так или иначе. Мужчина поправил плед и набросил сверху еще тонкое одеяло, а потом отправился в ванную разбираться с одеждой. Боковые карманы на джинсах были достаточно сухие — там Вик обнаружил наличность и ключи от машины. В остальном от воды страдать было нечему, и Хил развесил вещи сушиться. Ключи забросил в куртку, оставшуюся у входной двери. Там же прощупался мобильный Эштона, о котором мужчина успел побеспокоиться, как о потерянном — все же инструмент для работы с кучей контактов, Виктор один раз со своим так обжегся. Прикинув расклад, он вытащил мобильный и перевел на режим "в самолете". Дозвониться все равно не дозвонятся, а так поле для маневра с отмазками было шире. Перед начальством парню в любом случае отчитываться. Больше по карманам Вик не лазил. Собрался, закрыл квартиру и уехал, планируя вернуться часам к семи вечера. А если получится, то к половине шестого. Эштон спал долго, часов до трех дня. Когда он проснулся, голова все также болела, напоминая о вчерашнем виски и его количестве. Эш со стоном перевернулся на другой бок, вспоминая утренние события. За каким хером он поперся к Виктору, парень не мог сказать. Но тогда ему это казалось очень важным. Наверное, хотелось разобраться, пока разум не сдерживало привычное упрямство. Еще через час Эштон встал, сходил на кухню выпить воды и попробовать найти таблетки хоть какие-нибудь. Но их Виктор явно не хранил. Умывшись, парень вернулся на диван, падая лицом в подушку. Было не то чтобы стыдно, просто Виктор был не тем человеком, перед которым хотелось появляться в таком состоянии. Виктор появился к шести часам вечера. Он забрал у Андреса подписанные сборы чаев, пообещав счесться в другой раз баш на баш, а по дороге домой зашел в аптеку, прикидывая состояние любовника. Дома таблеток у него почти никаких и не было, разве что таблетки неотложного вида, вроде тех, что против расстройств желудка. Только, кажется, их Виктор покупал в прошлом году. А аптека все равно была в одном квартале и работала круглые сутки, так что необходимости хранить что-то дома не было. В квартиру он вошел с сумкой и аптечным пакетом, а по дороге заказал домой пиццу. Судя по времени доставки, привезти должны были минут через пятнадцать. Еще Виктор с удовлетворением отметил висящую на крючке куртку. В голове висел вариант, что Эштон опасно сольется в окно, но куртку он бы вряд ли оставил. — Эштон? — позвал он, ставя пакеты. Эштон предпочел притвориться спящим. Это, конечно, малодушно, но зато можно пока ничего не объяснять. Он закрыл глаза плотнее и попытался ровно дышать. Не получив ответа, Виктор прислонился к стене, чтобы прямо от двери заглянуть в комнату. В то, что Эштон до сих пор не вставал, не верилось, но вот продолжить потом спать — вполне. Мужчина не мог точно знать последствия пьяной ночи — по его расчетам, с бодуна у парня было не подходящее для сна самочувствие, но доподлинно знать этого Хил не мог. Потому сумка упала на пол, а аптечный пакет Виктор отнес на кухню, где бросил таблетку понятного назначения в стакан воды. — Эш, — снова позвал Вик, ставя на тумбочку воду и укладывая рядом уже высохшее белье парня. Ладонь прошлась по загривку, прихватывая волосы. — Выпей, — мужчина, сев рядом, подсунул любовнику под нос стакан. Эштон понял, что "просыпаться" придется. Он открыл глаза и, щурясь, смотрел на любовника. Потом глянул на стакан и все-таки сел. Теперь он совсем не понимал мотивов Виктора. Тот терпеть не мог наркотики, но сейчас заботливо возится с ним. И это после того как он явился к нему обдолбанный в усмерть и устроил концерт. Взяв из рук Виктора стакан, он залпом выпил его и вновь упал на подушку. Его немного морозило, била дрожь и подташнивало — отходняк от кокаина всегда был такой. Как Эш после такого вообще на работу хотел попасть, Виктор откровенно не понимал. И не понимал, почему капли эйфории стоят все ж закономерных последствий. И не хотел понимать. Мужчина поправил плед, снова накинул одеяло и поинтересовался: — Когда ел в последний раз? Эштон хмуро глянул на него, размышляя о том, что вчера он переборщил и с кокакином, и с виски. И со всем остальным. Такого состояния у него давно не было. Обычно все в меру. — Не помню. Вчера вечером, кажется, — Эш не помнил, чтобы он ел в клубе — кокаин притуплял голод, потому и не удивительно. Впрочем, сейчас есть совершенно не хотелось. — Не стоит пичкать меня едой сейчас, если не хочешь, чтобы она оказалась потом в унитазе, — предупредил любовника парень. — Насильно тебя кормить никто не будет, — пожал плечами мужчина. Помолчав, Виктор поинтересовался: — Ты впервые так накачался? Или в прошлые разы просто до меня не доезжал? Эштон отвел взгляд. — Не впервые. Пару лет назад только в таком состоянии и возвращался, потом немного поумнел, — сказал он. — Больше не повторится, не переживай. — Я был бы не против и даже воспользовался ситуацией, если бы ты не был упорот этой дрянью. В дверь позвонили. Виктор выдохнул, посмотрев на Эштона, и, покачав головой, поднялся, направляясь к двери. — Еда приехала, — пояснил он, выходя в коридор. Эштон все-таки снова сел. Из-за того, что вчера он злился и был на эмоциях, он не смог себя контролировать, а теперь нужно за это платить. По крайней мере, стоит позвонить на работу все-таки. Если его уже не уволили. Парень вновь провел руками по лицу, пытаясь прийти в себя быстрее. Да и таблетка все-таки должна была помочь. Виктор, расплатившись, вернулся с двумя коробками пиццы и уложил их на тумбочку, переложив боксеры любовника на диван. — Полегчало? Есть точно пока не станешь? — Нет, — Эштон покачал головой, глядя на коробку с пиццей. От запаха тут же начало мутить. Он взял свою одежду и натянул ее, окончательно вставая. — Домой поеду лучше. Нужно было еще заехать к Крису за справкой. — И это все? — полюбопытствовал Виктор, проследив за парнем взглядом. — А что еще ты хочешь? — Эштон посмотрел на него. — Спасибо, что не выкинул на улицу вчера и не разбил мне голову. Виктор с легким удивлением склонил голову, меняя изначальную тему на предложенное. — Про голову — понятно, а про улицу... Ты за кого меня держишь, Эш? — Я уже не знаю, за кого мне тебя держать, Виктор, — парень покачал головой. Он сам запутался, запутал Виктора, и никому легче не становилось. — За тупого увальня, видимо, — подсказал он. — По челюсти ты отхватил, соглашусь и извиняться не стану. Мои нервы весьма расшатаны и держусь в некоторых ситуациях я чудом; помню, что многое тебе обещал в этом отношении. Но выбрасывать человека — своего парня, тем более — на улицу, в подобном состоянии... — Виктор дернул плечом, ему не очень нравилось, когда от него ожидали того, чего он сделать бы не мог. Причем, речь не о завышенных ожиданиях, а именно о заниженных. — Это скотство. Даже если бы мы не очень хорошо разошлись до этого, я все равно такого бы себе не позволил. Потом — да, потом больно бы провез мордой по лестничной клетке, чтобы неповадно было, — Хил хмыкнул. — Но я дал время, ты в раздумьях, потому я просто жду одного из исходов. Мужчина качнул головой, подходя ближе — Эша нужно было проводить. — Странно, что ты такого обо мне мнения. Эштон вздохнул. Устраивать сейчас разборки он не хотел — не то состояние. — Да нет у меня никакого мнения, Вик, — устало сказал парень. — Я запутался в себе, в тебе, во всем том, что между нами происходит и уже произошло. В твоих требованиях, в своих требованиях. И я ожидаю уже чего угодно. Парень прошел в ванную, где висела его остальная одежда, и принялся быстро одеваться. Она уже успела высохнуть, так что никакого дискомфорта он не чувствовал. Виктор вытащил из сумки пакеты со сборами и уселся на пуфик, облокотившись на стену и дожидаясь любовника из ванной. — Я тоже в этом виноват, — выдохнул он. — Но я, вроде, уже сделал все, что мог. Надеюсь, хоть не лишнее. Эштон посмотрел на него. Взгляд был какой-то странный, не выражающий никакого определенного чувства. — Да, ты сделал все, что мог, — согласился он, едва усмехнувшись. — Хочешь сказать, я, наоборот, все испортил? — поинтересовался мужчина с такой же усмешкой, как и у Эштона. — Отчасти испортил ты, отчасти я, — пожал плечами Эштон. — Мне пора. Давай обсудим это в другой раз. Мне сейчас совершенно не до обсуждения наших отношений — моя голова и так взрывается. — Да обсуждать, в общем, нечего уже, мне кажется. Решение за тобой. Держи, это чай, для бабушки, — Виктор передал пакет Эштону. — Какое решение, Виктор? — Эштон тяжело на него посмотрел. — Бросить или тебя, или наркотики? Я не смогу сделать ни то, ни другое. Хочешь, сделай сам выбор — жить с наркоманом или никогда его не знать. Я посмотрю на то, как тебе будет легко принять решение. — Я тебе уже сказал, какое решение приму я, — выдохнул Виктор. — Я смогу жить только с завязавшим наркоманом. Так или иначе завязавшим. Либо в конце концов сяду за убийство. Уголок губ дернулся в полуулыбке. — Я не уверен, что смогу завязать, — сказал Эштон, признаваясь уже и сам себе, и Виктору. — Более того, я не уверен, что хочу. Так что прости, — Эштон дернул плечами и обошел Виктора, беря куртку с вешалки. — Видимо, нам все-таки совсем не по пути. — Ты решил отказаться от наших отношений? — уточнил Виктор, следя за парнем посеревшим еще до привоза пиццы взглядом. — Пока я только решил поехать домой, — сказал Эштон, не смотря на Виктора. Он нашел чем себя занять — пересматривал содержимое карманов куртки. Молчание после фразы немного затянулось, и он поднял взгляд на любовника. Виктор нарушил молчание первым, поднявшись с пуфа. — Раз всё пока в силе, — он прихватил Эштона за полы куртки, подтягивая к себе и носом зарываясь в волосы. — Я поеду, — сказал Эштон, отступая назад. У него не было сейчас настроения сопротивляться, не было желания оставаться. Он хотел уехать к себе, забить плохое настроение парочкой бокалов виски и лечь дальше спать. А завтра уже выйти на работу и начать разбираться с проблемами. — Езжай, — кивнул он. — Мне на все понадобится недели две минимум. Максимум — три, — сообщил Виктор. — Захочешь пересечься — пиши. Я навязываться не буду совсем. — Понадобится на что? — Эштон обернулся у самой двери. — На договоры с людьми, поиск и оборудование места, — пояснил Вик. — На тот случай, если выберешь меня. Я говорил. — Ты больной? — серьезно спросил Эштон. — Как ты себе это представляешь? И вообще, меня не стоит запирать, я и так спокойно смогу выдержать. Он сам себя обманывал, но парень плохо представлял, как можно запереть кого-то на неопределенное время. — Я себе это хорошо представляю. А вот ты — не уверен, что сможешь завязать, — Виктор кивнул. — Езжай домой. Не забудь только мобильный включить, я там режим поменял. Справку ты, вроде, на три дня планировал? Значит, хорошо все. Иди. Эштон раздраженно фыркнул. У него создавалось впечатление, что его никто ни о чем не спрашивал. До дома он доехал без приключений, несмотря на то, что постоянно говорил по телефону. Назначил несколько встреч на следующий день с клиентами и отправил своему боссу сообщение, что завтра будет на работе. В ответ было молчание, и это становилось хорошим знаком. Лучше пусть молчат, чем орут. По пути Эш заехал к Крису и забрал свою липовую справку, и только после этого успокоился окончательно. Дома он принял душ и налил себе виски, правда, услышав один запах, его снова стало подташнивать — он вообще никогда не опохмелялся, так что с виски пришлось повременить. И он просто свалился на диван в гостиной, бессмысленно упираясь взглядом в экран телевизора, переключая каналы каждую минуту. Эштона спрашивали. Виктор спросил его о решении и дал ему приличное на его принятие время. И обозначил все возможные варианты и перспективы. Тому оставалось решить все для себя или колебаться до последнего, пока колебаться не станет бессмысленно. Впрочем, и тогда Эшу придется над собой работать. Первые два месяца очень тяжко, но и потом не легче. Физически — проще, но морально... Если пойдет не радужно, если Эштон захочет, но так и не сможет отказаться... Вик либо прибьет его, либо запрет к чертям собачьим. Если, конечно, постоянного контроля будет мало. В отличие от парня, Хил против виски не имел ничего. И даже против виски с заказанной пиццей. Звонить самостоятельно Эштону Вик не собирался, приезжать без надобности — тоже. Может, дня через три-четыре, когда сгладится, но не раньше. Притащиться к парню по наитию было невозможно: к моменту, когда мозг у Виктора терял все контрольные функции, двигаться он уже не мог. Впереди было много дел. Следующие дни закрутили Эштона в кутерьме событий. Все шло совершенно не так, как он хотел. На работе случился обвал. Он провалил одну из крупных сделок, потому что конкурирующее агентство предложило за те же услуги намного меньшую цену, чтобы переманить заказчика, а Эш из-за своей "болезни" не уследил за этим. — Эштон, — Чарльз, генеральный директор компании, сам приехал в город и вызвал к себе неудачливого больного. — Ты должен понимать, что ты сделал огромную ошибку. — Я понимаю, сэр, — Эштону и самому было не по себе. Это была его первая оплошность таких масштабов, и она совсем не хорошо отразится на его карьере — это он понимал лучше всего. — Мы потеряли несколько сотен тысяч долларов. И я не могу просто пройти мимо этого. Вина целиком и полностью твоя — это были твои заказчики, ты должен знать, что с ними творится и перетягивать их любой ценой. Слишком крупный клиент. — Я понимаю, сэр... Он говорил это несколько раз. Но Чарльз тоже много чего понимал. Тем более, на Эштона ему постоянно поступали жалобы. Словом, к вечеру следующего дня парень был уже без работы. Он был к этому готов еще с дня накануне, потому задело это только его самолюбие. И резюме, в котором теперь было черное пятно. Вечером того же дня, когда он сидел в одном из баров, запивая свою неудачную карьеру, ему позвонила мать. Родители редко ему звонили вообще, да и чаще всего не с самыми хорошими поводами. Потому парень предпочел бы вообще трубку не брать, но Элен была настойчива, набирая его снова и снова, пока он наконец не ответил. Новость его добила окончательно. Маргарет умерла прошлой ночью. Упала неудачно с лестницы... Подумать только, ей было семьдесят. Не болезнь, не старость, а лестница. Дальнейшие события он плохо помнил. Похороны, на которые он явился под кайфом, потому что так было проще держать себя в руках, потом какие-то родственники, сочувствующе пожимающие ему руку и похлопывающие по плечу. Эштона все это бесило. Он ненавидел уже всех их, кто просто пришел для галочки. И родителей. Элен ни слезинки не уронила, хотя она только что лишилась родной матери. Потом снова Руно. Снова много алкоголя, кокаин, алкоголь, кокаин. Эштон понятия не имел, сколько он провел там времени. Иногда в голове появлялись белые пятна и он словно выпадал из жизни, очухиваясь то тут, то там. Пока через несколько дней неожиданно не пришел в себя в туалете того же Руно. Он полулежал на полу рядом с раковиной, лицо было мокрое, а из носа текла кровь. Во рту тоже чувствовался железный привкус крови. Над ним мельтешило испуганное лицо Мартина, его глаза взволнованно блестели на абсолютно бледном лице. Сердце стучало как бешеное, и Эштон почему-то отчетливо понял, что теперь может с уверенностью сказать, что это передоз. В голове больше не было никаких мыслей. Все плыло перед глазами, его снова подташнивало и хотелось утихомирить это дурацкое сердце, грозившее прорваться сквозь грудную клетку. — Найди мой телефон и позвони Виктору, скажи, что я тут, — сказал Эштон, перебарывая себя. Соображал он крайне плохо. Просто в голове билась одна разумная мысль — единственная на данный момент вообще, — Вик обязательно приедет и поможет. Он его вытащит отсюда, вставит мозги обратно и он, блять, будет жить. Умирать совершенно не хотелось, если честно. Только понимание этого пришло как-то слишком поздно, когда одной ногой уже в могиле. Мартин, не менее нетрезвый, но более адекватный, потому что не засыпал в себя все что можно в течении последних дней, вытащил из кармана джинсов друга телефон и быстро нашел нужный номер. Нетрезвый мозг никак не мог осознать, что нужно вызывать скорую, а не любовника. — Привет, — быстро сказал он, стоило услышать на той стороне голос. — Это Мартин. Ты меня, наверное... Впрочем, неважно, — голос срывался. Мартин боялся. Ему действительно было страшно, когда он смотрел на Эштона. — Эш в Руно сейчас и, кажется, у него передоз. Он просил позвонить тебе... О, черт, — Мартин с еще большим испугом посмотрел на закатившиеся глаза Эштона, когда тот снова выпал из реальности. — Эштон! — парень откинул трубку, кидаясь к раковине, чтобы плеснуть водой в лицо приятеля. Но это уже не помогало. Когда дня через четыре Виктор не смог дозвониться до Эштона, а потом не мог застать его дома еще пару дней подряд, Николсону он сказал только одно: "Он может наворотить дел". Виктор понятия не имел о случившемся. Знал, что уволили; знал почти доподлинно — Кир, с непринужденной легкостью потрепавшись с барменом клуба и людьми, рассказал, что парень не вылезал из излюбленного Руно несколько дней. Вик был несказанно рад, что этот клуб был единственной любовью парня, потому найти его и запрячь Ника труда не составило. Николсон все с той же улыбкой предлагал выволочь Эштона за шкирку, на что Хил скрежетал зубами и едва не был готов выбить кулаками кирпич из стены ближайшего здания. Кир оставил лучезарные шутки, оставил попытки постичь эфемерный кодекс чести и оставил Виктора на посту, перекроив расписание в конном клубе так, чтобы суметь сменить мужчину. — Как дети малые, ей-богу, — все улыбался он, качая головой. — Шпионские страсти во благо людей. Юмор к концу вечера утолщился, растраченный на флирт с барышнями у барной стойки. Виктор молчал, сверля приятеля взглядом, но Николсон молчать не любил и все цокал языком, поражаясь «сложности замутов». Для Виктора все было просто. Он пробивал варианты легального 'отпуска' на длительный срок, хотя и подозревал почти точно, что это не понадобится за отсутствием работы; он уже договорился о палате в нарко-клинике, оговорив неустойку, если Эштон открыто откажется; он прикидывал варианты отмазок от посещения Маргарет так, чтобы она и не подумала ехать в город сама. Накопления таяли, но их вполне хватало на весь задуманный комплекс мероприятий. Спасибо вездесущему Николсону со связями и дружбами. Звонок Виктора застал врасплох. Мужчина не думал, что Эштон позвонит, тем более ночью, в разгар веселья. В Руно "дежурил" Ник. Еще больше Хил не ожидал ни голоса Мартина, ни выданной им информации. Виктор знал, что может быть передоз. Но не принял никаких к тому мер. Как и Николсон. С другой стороны, держать рядом наряд неотложки они бы все равно не смогли. — Ник! — рявкнул Виктор в трубку, пулей вылетая из квартиры. — Где Эш?! Ищи его! У него передоз, скорую я вызвал, но его нужно вытащить на улицу! БЫСТРОБЛЯТЬ. — Да он же просто в туалет вышел... Николсон говорил это недоуменно и в уже молчавшую трубку. Сорвавшись с барного стула, он протиснулся сквозь толпу к уборной, где нашел полубессознательное тело и неадекватного Мартина. Мартин был бесцеремонно оттиснут, тело — выволочено на горбу на воздух. Скорая приехала раньше Виктора.