Вид на доверие

— Я так не могу, — наконец сказал он. — Давай уедем. Мое имя тут числится и дело с концом. Пусть даже если все отразится в моем резюме. Кто сейчас без черных пятен? — Эштон подошел к любовнику и вопросительно на него посмотрел. — Поехали отсюда. — Если тебя тут не будет, имя твое они вписывать тоже не станут, Эш, — пояснил Виктор, притягивая любовника к себе. Плевать, что кто-то пройти может. — Дело даже не в пятне, хотя с ним, поверь, тебе будет хуже, чем три месяца пробыть тут. Твой отец тогда сдаст тебя насильно и не в такие тепличные условия, понимаешь? — Отец не узнает, — упрямо сказал Эштон. — Мне тут не нравится. Он интуитивно чувствовал, что ему тут не понравится. То ли просто вдолбил себе это в голову. — Давай, Виктор, нечего мне тут делать. Я могу посидеть взаперти и дома. — Если бы он не мог узнать, Эш, мы бы сюда не приехали, — Вик отстранил парня от себя, чтобы заглянуть тому в глаза. — Успокойся и взвесь все. Знаю, что сложно, но попробуй. Эштон отвернулся и поджал губы, отстраняясь совсем от любовника. — Я понял, — хмуро сказал он. Мысль о побеге не казалась ему сейчас просто вариантом. Она казалась ему единственно возможным вариантом. Мужчина хлопнул Эша по плечу. Ситуация была шаткой, но пока вроде держалась. Из-за угла показался Рональд — невысокий, но крепкий, в очках и с рыжеватой бородкой. И ни капли больнично-белого — мужчина был в брюках и кремовой рубашке. — Виктор? — поинтересовался он, будто не был уверен. — Да, — кивнул Хил и показал на любовника, — это Эштон. — А, да-да. Я Роберт Престон... — Рональд. — Что? — Вы сказали, что Роберт. — А! — Престон хохотнул и принялся протирать очки. — Опять оговорился. Рональд, конечно, Рональд. Я... — Я рассказал, чем вы тут заведуете. — Да? Ну и хорошо. Кстати, Виктор, как ваш отец? — Рональд исчез в кабинете, но тут же появился снова. — Пойдемте, покажу, как все выглядит. Вы, Эштон, как, общаться с кем-то планируете? Я имею в виду не врачей, конечно. У вас блок на двоих, есть маленькая кухня, но вообще принято есть в общей столовой на первом этаже. Естественно, принято среди пациентов, а не «постояльцев». Мужчина провел их по коридору к выходу во внутренний двор. Территория была обширной, засеянной разными растениями и цветами, в укромных уголках виднелись работающие группы, а по самому парку прогуливались одиночки и пары, иногда тройки, негромко общаясь, читая на лавочках или что-то рисуя. Формы никакой ни на ком не было, в том числе и помянутой парнем оранжевой робы. Эштону этот тип сразу не понравился. Не из-за того, что ему не нравилось все тут, а именно из-за оговорки с именем. Что за хрень получается? — Я собираюсь повеситься от тоски при первом случае, — хмыкнул Эштон, внимательно рассматривая Роберта-Рональда. — А что вы имя свое запомнить не можете? — спросил он. От Виктора он предусмотрительно отошел, чтобы тот не пнул его ненароком. Виктор ход Эштона оценил, потому просто прожег взглядом, раз пинка отвесить было невозможно. — Не в имени дело, молодой человек, — ничуть не обидевшись, пояснил Рональд, — я был уверен, что сказал "Рональд". Вы никогда не заговаривались? У меня специфика мыслительной деятельности такова, что заговариваюсь я проще чащих... — Чаще прочих, — рефлекторно поправил Виктор. — А, да-да, я хотел сказать "проще простого", потом решил "чаще прочих" и... Мда. Но что же за скука и зачем вешаться? Есть телевизор, есть вай-фай, кто ноутбуки привозит, кто приставки. В двадцать девятой у Зиллер несколько таких... — Рональд пощелкал пальцами, — танцевальных ковриков, со стрелками. Там периодически турниры устраиваются или вроде того. Вы тут, конечно, документов ради, но зачем из-за этого сидеть взаперти и в одиночестве? Общение, молодой человек, важная составляющая жизни любого человека, особенно, если он здоров. — Доктор Престон, — вмешался Хил, — мы решили, что я недельку с ним поживу, там посмотрим режим. — Хорошо, опус я вам оформлю. — Опус? — Виктор не смог уловить замены. — А, да-да, пропуск, не опус. Пропуск. А вы уверены, что выдержите нормально? — поинтересовался Рональд. — Впрочем, нервы у вас те еще, — покачал он головой, — всем бы такие нервы и разум. А что Шон? Как у него фамилия сейчас... — Картридес, вроде, — дернул плечом Виктор, — нормально. Где-то в Италии. — Вот, собственно, корпус, где вы будете жить, — махнул рукой Рональд. — Пойдем блок смотреть или территорию пока осмотрите? — Я хотел бы посмотреть для начала, где я буду жить эти три месяца, — сказал Эштон, хмурясь еще сильнее. Кто такой Шон? И... Виктор явно тут не первый раз. И первый раз был явно не из-за него... Эштон посмотрел на любовника, поджимая губы и стискивая руки в кулаки в карманах джинсов. Виктор просит от него честности и искренности, а сам ничего не говорит. Что ж, доверие в их отношениях явно будет еще не скоро. С обеих сторон. Рональд кивнул и пригласил обоих внутрь пятиэтажного здания. Виктор прошел последним, стараясь с Эштоном взглядом не встречаться. Престона он просил не поминать Шона, но тот, обладая феноменальной памятью на всех своих пациентов, забывал о подобных мелочах. А любовник обязательно спросит, как с чертовой свадьбой. — У вас третий этаж, правое крыло, — тем временем рассказывал врач, — шестьдесят третья квартира. Замок магнитный, по ключу-карте. Чтобы закрыть, нужно карту приложить с одной из сторон, так что дверь можно и открытой оставлять. Рональд подвел всех троих к квартире. — Вот две ваших карты, я Виктору в прошлый визит тут все показал, так что дальше, думаю, справитесь сами. Продукты в холодильнике, чайник — под ним, — снова оговорился Престон. — Если что — обращайтесь. Хил принял карты и коснулся одной замка, чтобы открыть дверь. Рональд попрощался и направился к лифту, Виктор вошел внутрь. — Не набрасывайся сразу с вопросами, — предупредил он, ставя сумки у входа. Две комнаты, совместный санузел, кухня. — Не буду, — Эштон был на редкость спокойным. Его лицо вообще ничего не выражало. Он подошел к окну и посмотрел наружу — ничего особенного. Парк, деревья, все то, чего он и ждал. — Только и ты теперь больше ничего не спрашивай. И не проси. Доверие, искренность и полагаться на тебя во всем? Ну-ну, ты, смотрю, рассказываешь мне все. Виктор вздохнул, усаживаясь на диван. — Эштон, будь добр, скажи мне одно. Ты когда с людьми общаешься, с Мартином тем же, ты в течение первого же месяца выкладываешь все свои скелеты, да? Что кокаин нюхаешь, что вены из-за Барри резал, что стриптизом подрабатывал или, не знаю, подрабатываешь, что-то еще, о чем ты, вероятно, мне еще не сказал? Ты случайно ляпнул о самоубийстве, тебя спалил со стриптизом тот попрыгун из Руно... Давай, может, хоть о чем-то искренне мне сразу скажешь, нет? Нет. Потому что нежелание об этом говорить — нормально. По той же причине я не говорил, что был женат, и потому не упоминал о Шоне. Но я искренен в конкретный момент настоящего. Я рассказываю тебе все. Открыто говорил о намерениях, открыто рассказал, что, как и почему будет происходить здесь, говорил, если что-то не нравилось, и пытался найти компромисс. Но для тебя, видимо, это слишком сложно. И это тоже нормально. Но только тогда я понять не могу, чего ты от меня хочешь? Чтобы я тебе автобиографию вручил с дарственной подписью? — Ничего я не хочу, — Эштон мотнул головой. — Точнее, хочу. Домой хочу. Он скрестил руки на груди и смотрел в сторону. Поза была до смешного упрямой. Признавать то, что сам далеко не все рассказывает, Эш явно не собирался. Да и никогда он не переносил то, что требует от других на себя. — Дело не в том, что ты что-то хотел не рассказывать, — продолжил он все же. — Ты намеренно умолчал. Солгал даже. Я тебя спросил до этого, бывал ли ты тут раньше — ты сказал, что когда приезжал договариваться обо мне. Я спрашивал о твоем неприятии наркотиков — и снова ты мне ничего не ответил. Когда меня спрашивают — я отвечаю, несмотря ни на что. Ты же молчал. — Я действительно приезжал сюда только договариваться о тебе, — выдохнул Виктор. — Престон говорил о другой клинике, в которой работал до перевода в эту. А неприятие наркотиков мне вбивал отец, с детства. Оно к Шону имеет весьма косвенное отношение. Вик наклонился вперед, упираясь локтями в колени и сцепляя руки в замок. — Когда ты сказал, что тебя будут считать наркоманом, а я буду лишь сопровождающим, я сказал, что тебе неоткуда знать, кем и где я был. Сгоряча ляпнул. Но если что, отпираться бы не стал. Мужчина хмыкнул. — Сядь, — похлопал он ладонью по дивану рядом. Эштон не пошевелился и взгляд на него не перевел. У него появился новый повод замкнуться в себе. Он знал, что будет, если он сейчас сядет — Виктор снова его обнимет, будет дышать ему в затылок и Эш отойдет. Но Эштону совершенно не хотелось отходить. Он злился и злился, как считал, вполне законно. Виктор, не дождавшись ответа от любовника, добавил: — Я _знаю_, что такое принимать наркотики. Мужчина снова похлопал ладонью. — Садись. Эштон медленно повернул голову. — Ты сам их принимал? — это было даже не вопросом, почти утверждением с чуть вопросительной интонацией. Садиться он не спешил все равно. — Сядь, — повторил Виктор, но теперь с нажимом. — Эш. — Да что будет с того, что я сяду?! — Эштон все-таки вспылил. — Ты можешь и так со мной поговорить! — Не могу, — невозмутимо отозвался Виктор. — Ты меня не слушаешь. — Я тебя прекрасно слушаю, Виктор! — Эштон только еще больше начинал заводиться. — Ты знаешь, что такое принимать наркотики! Ты сказал именно это! — Хорошо, ты меня слушаешь. Но при этом нихуя не слышишь! — рявкнул в ответ мужчина, фыркнув. — Когда остынешь, тогда и поговорим. Выдохнув, Виктор покачал головой и, подложив под голову диванную подушку, лег, забросив ноги на противоположный подлокотник. Эштон громко и показательно фыркнул в ответ и ушел в другую комнату. Только дверью не стал демонстративно хлопать — обошелся без этого. Его просто бесила манера Виктора перетягивать одеяло на себя. Нет, даже не так. Его бесило то, что Виктор считал себя истинно правым в данной ситуации. Что ж, это был неплохой вариант скрасить Эштону три его месяца. Трахаться либо ругаться, верно? Отличный способ лишний раз сбросить напряжение. Вероятно, в чем-то Виктор был и не прав, но говорить об этом явно стоило не сейчас. Да и тема была не из легких, потребительского "скажи" мужчина бы не потерпел. Эштон к Виктору не возвращался. Он сидел в другой комнате и, распахнув окно, курил. И было плевать, если тут этого делать было нельзя. В позу он уже встал и менять своего положения был не намерен. По крайней мере, в этом разговоре. И плевать, что Виктор был также упрям, когда хотел. И что сейчас первым навстречу вряд ли пойдет. Выждав некоторое время, за которое Эштон должен был бы остыть, Хил зашел к любовнику. Поднимать тему не планировал: если парню будет интересно, тот сам спросит. — Эш, — Виктор положил руки тому на плечи, мягко оттягивая от окна, — пойдем, поешь. Эштон резко повернулся к нему и сбросил его руки со своих плеч одновременно. — Знаешь что, Вик? Иди ты нахуй. — Остыть Эш явно не остыл. — Лучше покорми меня своими очередными байками про то, какие доверительные у нас отношения. — Давай я лучше расскажу байку о двух одинаковых мальчиках, которые однажды поменялись местами, — иронично хмыкнул Виктор, убрав руки. — Хочешь? Очень занимательная история. Сыт будешь по гланды. — Иди ты, Виктор, я тебе уже это сказал, — Эштон скрестил руки на груди, впиваясь в него взглядом. — Можешь не жертвовать своим временем ради меня. Езжай домой. — Я им не жертвую! Я добровольно его тебе отдаю! — рявкнул мужчина, наседая на Эша, упираясь по обе стороны от любовника на подоконник и прижимая парня всем телом. Подоконник явно вдавился парню в поясницу, Виктор чувствовал это. — Хватит. Блять. Истерить. — рыкнул он. — Тебя что именно коробит? Что _обо_мне_ что-то неизвестно или что _ты_ чего-то не знаешь? Эго чешется? Тебе самому не надоел зуд этот? — Да ничего меня не коробит. — Эштон уперся руками ему в грудь, отталкивая от себя. — Все заебись. Меня вообще все полностью устраивает. Я нахожусь в какой-то наркоклинике и там узнаю, что, оказывается, мой любовник, который ненавидит наркотики, сам ширялся. Ты гребанный лицемер, Виктор. — Я начинал ради брата и ради него же закончил! — рявкнул Виктор, едва не побелев от злости. — Я отдал _ему_ полгода _своей_ жизни, плюнув на принципы! И НЕ СМЕЙ, — прошипел он, — считать ЭТО — лицемерием! Мужчина был готов вцепиться Эштону в горло, потому до побелевших костяшек вцепился в подоконник, сверля любовника оскорбленным — вне всякого романтизма в этом понятии — взглядом. — Это то, что перевернуло мою жизнь, — продолжал он шипеть парню в лицо, — это то, через что я ни за что не дам пройти тебе. А если ты, — шипение перешло в низкое угрожающее рычание, — еще раз заикнешься о лицемерии и подобном, я тебе глотку перегрызу. Фыркнув, чтобы не сорваться, Виктор дернул плечами, одарив любовника последним злым взглядом, еще раз шевельнул руками, выбивая заклинившие от напряжения суставы, и, отцепившись от подоконника, вышел в соседнее помещение. Плюнув на все, Хил щелкнул картой по замку и вышел в коридор. Не закрыв за собой дверь, он направился на воздух, пытаясь успокоиться. Эштон выдохнул. Он знал про свое умение доводить до бешенства почти всех. Виктор попадался на это чаще всего. И Эш сам был этому не рад — он его боялся, когда любовник был в таком состоянии. Слишком неуправляемым он был, а Эштон всегда оказывался в самом невыгодном положении. Идти за ним Эш откровенно побоялся. Попадать под горячую руку он совсем не спешил. Вместо этого парень еще раз покурил, потом сам хотел выйти, но решил, что лучше сидеть на месте. Он порылся в холодильнике, так как голод все же проснулся. Сунув в себя пару кусков колбасы и сыра, Эш понял, что есть все-таки не слишком хочет — его даже несколько подташнивало от вкуса еды, потому парень завалился на диван, неожиданно вырубаясь — нервное напряжение снова сказывалось. Виктор успокоился часа через два или три. Часть времени он бродил по парку, не слишком выделяясь из общей толпы — мрачные и тяжелые лица тут встречались наравне с веселыми и легкими. Остальную часть — сидел на одной из лавок, забравшись на нее с ногами по-турецки и едва не медитируя. Курить не стал — не хотелось. В квартиру он вернулся, когда уже начали спускаться сумерки. Взгляд скользнул по спящему любовнику. Виктор поджал губы и вышел в соседнюю комнату, где достал из шкафа один из шерстяных пледов; потом вернулся к Эшу и укрыл его. Осторожно коснувшись волос любовника, мужчина уселся у дивана прямо на пол, снова по-турецки, и облокотился спиной, с выдохом запрокидывая голову на сидение. Эштон проснулся моментально, стоило пледу его накрыть — спал он очень чутко в этот раз. — Остыл? — хрипловатым со сна голосом спросил парень, протирая глаза тыльной стороной ладони. Потом все-таки сел, свесив обе ноги по бокам от Виктора, а руки положил ему на плечи. — Мне иногда страшно становится, когда ты выходишь из себя, — поделился он. Виктор вздохнул, сжимая зубы. Но был расслаблен. Он не ответил, вместо этого полез в задний карман и из своего бумажника вытащил сложенную пополам фотографию. Ее он протянул парню. На фото были запечатлены двое юношей, и в обоих из них можно было узнать Виктора — улыбающегося, растрепанного и лет на пятнадцать моложе. — Шон справа, — помог различить близнецов мужчина. Эштон закинул ноги Виктору на плечи — так было удобнее, да и почему-то хотелось сделать именно так. Вик любил телесный контакт — пусть получает. — Ты не говорил, что у тебя есть близнец, — сказал он. — И тебе идет не таким хмурым, Койот, — сказал он, рассматривая фото. — Что случилось с Шоном? Виктор закинул ладонь на колено Эша и привалился к бедру щекой. — Сел на наркотики, — хмыкнув, отозвался он. — Отец очень категорично относится к таким вещам. Я перенял его убеждения, ты заметил, но... — он хмыкнул, — я не мог поступить с родным братом так, как поступил Хил-старший. Догадываешься, думаю, что именно предложила его категоричность? Виктор запрокинул голову, рассматривая любовника. — Ты стал принимать вместе с ним? — спросил Эштон, откладывая фотографию и кладя руку на голову Виктора, вплетая пальцы в волосы и поглаживая медленно кожу головы. — Можно и так сказать, — поморщился Виктор. — Отец, когда узнал, что Шон принимает, весьма однозначно пообещал, что упечет его в больницу. Брат не мешал бизнесу, — помянул Хил Кайла, — просто такие принципы. Никаких наркоманов в семье. Хил снова запрокинул голову, глядя на парня. — Он был слабее меня, Эш. Он бы не выдержал всего, на что обрекал его отец, понимаешь? Я обязан был ему помочь. Виктор покачал головой и снова уставился вперед. — Шон сбежал, но я знал, где его искать. Попросил у отца две недели — он, потрясая тростью, орал, что заявит в полицию, в розыск. Но время дал. Я отыскал брата в первый день. И все две недели ширялся с ним, — Виктор сжал зубы. Вспоминать ему явно было непросто. — От самого себя тошнило, но я... я должен был. Я был сильнее и не был зависим, знал, что ни один приход не зацепит, потому что я считал это мерзким побочным эффектом. Я был уверен; так уверен, что плевал на риски. И настолько боялся, что мне понравится, что... Вик сглотнул. Он тогда буквально переступал через себя. С теми же чувствами чистоплюи на краю голода могли бы поедать тараканов. Главным было — убедиться, что это настолько же мерзко, насколько и представлялось. Чтобы не потерять себя. — Мы всегда были как две капли и никогда, при этом, не разыгрывали никого подменой. Потому, когда ухоженный, как я перед уходом, Шон сдал меня, потрепанного и убитого, отцу, тот и не подумал о подвохе. Впрочем, — Хил сглотнул ком и помолчал, — кому бы вообще пришло в голову, что я... мы пойдем на такое? Безумие. Виктор медленно вдохнул и выдохнул, беря тайм-аут. В общем, все было ясно, но мужчина явно не закончил. Эштон все это время молча слушал. Пальцами он также продолжал поглаживать кожу его головы, словно успокаивая. Эш мог быть иногда чутким. История его удивила, но не потрясла. Наркоманы были весьма изобретательны. — Это был твой план или его? — спросил он. Впрочем, это было явно неважно. Даже если Виктор считал себя инициатором подобного хода действий, это было совершено не так. Способность внушить все что угодно — тоже было отличительной чертой наркоманов. Виктор глухо посмеялся. — Николсона. Эштон потянул за волосы чуть сильнее невольно. — Он каким хером взялся в этой истории? — Мы с ним давно знакомы. Еще до конюшни даже. А Шон вляпался после университета через пару лет. Я уже был разведен. Вик хмыкнул. — Мы отличаемся по важному пункту. Я рационален. А Ник логичен. Когда я пришел к нему и рассказал, что Шон пришел обдолбанным и сбежал, и что отец собрался его на принудительное отправить... Мы много вариантов перебрали. Я уже понял, что Шон двинется в больнице, и потому оставалось немного. Я думал, что можно сделать с другими, — с братом, с отцом — а Кир предложил поменяться. Я обдумал и решил, что согласен. Пояснил все Шону. Он трезво оценивал свои силы, у нас это семейное, и не противился принятому варианту. Это Кир познакомил меня с Рональдом, Ник умеет рассказывать и убеждать, Престон согласился помочь за дополнительную плату. Мы помогли отцу "выбрать" клинику, где был Рональд. И он сдал "Шона" туда. А "Виктор" через несколько дней "уехал" на стажировку. Николсон даже сертификат об ее окончании вылепил. Я провел там полгода, Эш. Я не нуждался в наркотике тут, — мужчина постучал пальцем по виску, — но у меня была натуральная ломка. Это было постепенно, но все же больно. Меня водили на сборища в кабинетах и личные разговоры. Общаться с ними — сложнее всего. А я постигал азы самоконтроля, коротая вечные часы в одиночестве. До сих пор расслабляюсь таким образом. Но ты вряд ли видел. Виктор хмыкнул. В его словах одиночество было простой констатацией и никак не жалобой. Во всем рассказе не было и намека на "поплакаться". Вик делился историей, только и всего. Про выход свой он ничего не сказал — переключился на другую тему. — Я никому не желаю пройти через такое, — поделился он, — проще отвыкнуть, не имея физической потребности. И как сейчас. Но если бы Кайл тебя сдал... Там и без ломки хуево. Можешь поверить. Боюсь, года и стоимость ничего не меняют. Эштон снова долго молчал. Он прекратил гладить Виктора по голове, осмысливая все сказанное им. Да уж, нужно быть полным психом, чтобы добровольно вместо кого-то лечь в больницу. Но зато сейчас можно было окончательно понять, на что Виктор способен ради близких людей. И насколько Эштон ведет себя по-детски эгоистично со своими истериками по каждому поводу. Парень наклонился вперед, съезжая по дивану, и обнял Виктора за шею. Это не было жестом сочувствия или жалости, Эштон просто показывал, что _сейчас_ он рядом. Конкретно сейчас. Конкретно здесь. Виктор благодарно внимал жестам любовника. Мог же ведь, когда хотел. Осталось дело за малым — приучить к такому на постоянной основе. Мужчина извернулся, касаясь губами подбородка Эштона. — Я не хотел ни пугать, ни читать нравоучительные истории, — сообщил он, укладывая ладони на руки парня. — Это не мораль, это просто кусок жизни. Страшный кусок, в котором я ни о чем не жалею. Вик повертел в руках бумажник. — Я на многое готов для тебя, Эш. Но в данной ситуации эти три месяца — лучший выход, и я могу лишь быть рядом и развлекать тебя, чтобы тебе не было тут одиноко. Хотелось, чтобы Эш правильно уловил контекст. Виктор отчасти потому молчал, что не хотел ставить парня в неловкое положение "я вон что вынес, чего ты, три месяца не переживешь?", которое парня бы спровоцировало только на брыкание. Вик никогда не считал произошедшее примером для подражания или предметом гордости, и такого восприятия — на сравнении — не хотел. — Не нарывайся на отцовское решение, родной. Тут лучше, чем там. Эштон вздохнул. Он понимал. Но лучше было бы дома. Клиника, даже в которой надо просто жить, не внушала ему доверия. — Я постараюсь не хотеть сбежать отсюда при первой возможности, — сказал он, не меняя своего положения. — Но не могу ничего тебе обещать. Ты же знаешь — мне как стукнет что-то в голову, так я и начну делать то, что захочется. Виктор откинул голову Эштону на плечо и зарылся пальцами ему в волосы. — То есть теперь можно рассказать, как все было _на_самом_деле? — начал было с энтузиазмом Вик, но сразу издал смешок и хмыкнул. — Шучу, шучу. Пообещать могу я. Сделаю все, что в моих силах. Мужчина забрался ладонью на макушку. — А ты мне ничего не расскажешь? — спросил он и добавил: — Я приму и отрицательный ответ. — По поводу чего? — Эштон нахмурился. Сейчас он не понял, о чем речь. — Очередной скелет из коллекции, — отозвался Виктор. — Откровенность на откровенность. Чего еще я не знаю? — Я не знаю. Все мои скелеты ты сам уже вытащил, — поморщился Эштон. Может, было и не так, но парень до того привык все скрывать, что даже не задумывался о том, что на самом деле что-то оставляет в тайне. — Как скажешь, — не стал допытываться Виктор. — А доверие восстановлено? Эштон помолчал. — Да, пока все в порядке, — сказал он. Никто не мог ручаться за то, что через пять минут кто-то из них не взорвется. Мужчина в полумраке покосился на часы. — Ты поел? — спросил Виктор, продолжая копаться в волосах Эша. — Я пытался, но мой организм против, — Эштон скривился. У него было такое, но из-за кокаина. Сейчас, видимо, из-за того, что он его не принимал. — Понятно. Тогда давай пока в душ, а то грязный весь, — Вик помахал перед глазами любовника блестящей ладонью, которой рылся в волосах, — а я что-нибудь легкое приготовлю. Совсем голодать тоже нельзя. Мужчина за затылок склонил голову парня, чтобы добраться до губ. — Тогда не стоит меня целовать, пока я грязный, — усмехнулся ему в рот Эштон, вставая со своего места и идя в душ. — Тогда зубы почистить не забудь, — вдогонку хмыкнул Виктор. Рассиживаться долго не стал, помня о скорости помывки любовника. Кормить решил свежим салатом и какой-нибудь жидкой кашей, чем-то, что легко есть и переваривать. Среди круп нашлась манка, овощей разных Виктор заказал Рональду достаточно, заодно решил еще яйца сварить. На плиту отправилось греться молоко и вода, сам мужчина начал нарезать салат. Эштон вышел из душа помытый, чистый и гораздо более довольный. Есть ему также не хотелось. Один вид еды заставлял его морщиться. — Может, я беременный? — усмехнулся он, садясь на диван. — Не дай Бог, — с такой же усмешкой отозвался Виктор, сгребая салат и помидоры в тарелку и всыпая манку в молоко. Покосился на любовника, — тем более, тут что-то одно: уж либо беременный, либо с перманентным пмс. Тем не менее, яйца Вик отложил, глядя на кислую мину любовника, и воду для них выключил. — Салат поковыряй хотя бы, — Хил поставил тарелку перед парнем и вернулся к плите. — Кашу делаю жидкой — выпьешь просто, чтобы лишний раз челюстями не работать. — А что, ты не хочешь детей? — Эштон взял вилку и поковырялся в салате. — Или тебе меня хватает? Хотя, судя по еде, ты явно меня в гроб провожаешь. — Судя по тому, что сам ты есть отказываешься, я тебя из этого гроба вытаскиваю, зародыш анорексика, — Виктор покачал головой, помешивая манку. — Как-то не очень лестно, — Эштон отправил в рот кусок помидора и прислушался к ощущениям. Вроде ничего. — И я не настолько худой, чтобы анорексиком быть. Парень демонстративно поднял майку и показал на белый живот — впалый, но к позвоночнику не прилипал. Виктор обернулся, чтобы оценить живот. — Я и сказал — зародыш, — хмыкнул он, выключая плиту и осторожно сливая кашу в широкую чашку. Вышло не гуще томатного сока. — Держи, — поставил он чашку перед Эшем и оседлал стул напротив. — А потом в душ я пойду. — Ты хочешь проконтролировать все ли я съем? — уточнил Эш. — Тоже мне мамочка. Парень взял чашку в руки, сделал глоток и тут же оставил. — Нет, манная каша определенно не мое. — Тогда ешь салат, — кивнул он, поднимаясь. Виктор взял чашку и сам сделал пару глотков. — А зря, вообще. Ладно, я в ванную. — Я не люблю молоко. Надо было тебе раньше сказать, — сказал Эштон, выборочно поедая салат. — А манной кашей меня в детстве явно перекормили — в школе, где я учился, первые пять лет ее каждый день давали на завтрак. Парень дождался, когда Виктор уйдет и оставил тарелку. Есть все еще не хотелось. Видимо, вместо депрессии его ждало голодание. Виктор уложился в пятнадцать минут. Из ванной вышел нагишом, вытирая полотенцем голову, потом замотался им вокруг бедер. — Так, — выдохнул он, усаживаясь рядом. — Витамин С не переносишь, молоко не любишь, манкой перекормили. Что еще не любишь? — Не люблю, когда меня запирают в клиниках, а потом дразнят и ходят голыми, — усмехнулся Эштон, кидая на Виктора выразительный взгляд. Окинув им все тело, он задержал его на бедрах и хмыкнул. — Когда я хожу голым, — Виктор с ухмылкой стянул с себя полотенце и похлопал по колену, — я не дразню. — Это намек на то, что чистыми можно и потрахаться? — уточнил Эштон с точно такой же ухмылкой. На колени он перебираться не спешил. — Эш, это даже не намек, — покачал головой мужчина. — И что же это? — издевательски приподнял брови парень, растягивая губы в пошлой усмешке. Взгляд снова скользнул по телу любовника, губы приоткрылись и по ним скользнул язык в явно дразнящем движении. Виктор рефлекторно повторил жест любовника и растянулся в похожей улыбке. — Я мог бы сказать, что это предложение и ты даже можешь отказаться, — мужчина наклонился вперед и уперся ладонями в колени Эштона, вглядываясь парню в глаза, — но тогда я солгу. — Это не предложение или я не могу отказаться? — Эштон продолжал на него смотреть с легким вызовом и усмешкой. Парень явно веселился. Его вообще развлекали все эти "игры" перед сексом — а то, что секс будет, он был уверен. — Оба, — хмыкнул Виктор. Ладони двинулись по коленям вверх, раздвигая ноги, а потом скользнули на внутреннюю сторону к стулу. Вик обхватил пальцами ножки и потянул стул на себя, придвигая его вместе с Эштоном вплотную к своему. — Включайся, — посоветовал мужчина, снова перебираясь руками на колени любовника, которые ему пришлось из-за отсутствия места развести еще шире, — плюс-минус пара минут бездействия, и контроль над ситуацией ты потеряешь полностью. — Но это разве не то, чего ты хочешь на протяжении всех наших отношений? — Эштон наклонился чуть вперед и тронул в легком движении губы любовника. — Тебе нравится, когда я теряю контроль, да, Вик? — он понизил тон до шепота, прикусывая его губу. Виктор с интересом повелся на движение, следуя за Эшем и прихватывая губу в ответ. — Когда теряешь. Да, — ответил мужчина, проглаживая по бедрам к пояснице и начиная втягивать парня на свои колени. — Зачем мне аморфное и пассивное бревно? — хмыкнул он, проходясь языком по губам Эштона. — Разве что занозы в дупле сажать. — Это звучит слишком пошло, — Эштон не стал противиться втягиванию и закинул руки за шею Виктору, уже самолично усаживаясь на его колени. — У меня не дупло. — Ты и не бревно, — резонно заметил Виктор, проходясь носом от ключиц и выше, а потом целуя шею. — Где можно оставить засосы? — со смешком полюбопытствовал он, сминая в пальцах ягодицы. — Раз на шее нельзя. — Тебе нужно их обязательно оставлять? — Эштон поморщился. — Оставляй их на своих руках. Когда я учился целоваться, у меня все руки были в засосах, — хмыкнул он, чуть запрокидывая голову, давая полный доступ к шее. В принципе, какая сейчас разница, если засосы на ней будут — работы нет, знакомые вряд ли будут навещать. — Кто из нас зануда? — покачал головой Виктор, с чувством лаская кожу на шее и прихватывая зубами кожу на кадыке. Спешить он не хотел — слишком соскучился по телу и даже трепу в процессе, чтобы не поддаться искушению и не продлить прелюдию раза в два, а то и в три. Эш, тем более, и не любил совсем быстрого развития событий. — Мне нравится оставлять их на тебе. — Тебе стоит любить что-нибудь более милое. Например, котят. Или кофе в постель и относить меня в ванну после секса на руках, — со смешком проговорил Эш. — А не засосы, ошейники и любовь к ограниченности в движениях партнера. Он скользнул пальцами по позвонкам шеи, надавливая на них и, приподнявшись поерзал немного на коленях, ощущая легкое возбуждение Виктора. — Кофе и руки могу обеспечить, — легко согласился мужчина, поднимаясь выше и втягивая в рот мочку Эша. — И если ошейник и ограничение можно назвать специфичным, то в засосах не вижу ничего такого. Руки Виктора блуждали по телу любовника, считали позвонки и ребра. Удерживая парня за бедра, Хил сымитировал толчок, вжавшись пахом и прикусывая одновременно мочку. Эштон почти сразу отреагировал на толчок коротким выдохом. — Не терпится? — спросил он, наклоняясь к уху Виктора, кусая за хрящик. И снова двинул бедрами. Потом немного отстранился. — Надеюсь, потерпишь во время минета? Я слишком давно это не делал, чтобы отказать себе в такой малости, — он усмехнулся, медленно сползая с его колен. Виктор рвано выдохнул парню в плечо, а потом придержал, не давая отстраниться полностью. — Потерплю, но не тут, — мужчина сцепил руки под бедрами Эштона и, пнув свободный стул в сторону, поднялся, удерживая любовника на себе, — диван или кровать? — предложил он комнаты на выбор, оставляя следом засос на ключице. — Надо же, кто-то дает выбрать. Как жаль, что мне все равно, — Эштон крепче обхватил мужчину. Когда его держали на руках, он чувствовал себя неуютно. Мало ли что он предлагал: душ или нести на руках — это были просто шутки, не более. На чужих руках он чувствовал себя глупо. Словно невеста перед первой брачной ночью. Виктор с усмешкой двинулся в дальнюю комнату, к кровати. С еще большей бы усмешкой он перебросил парня через плечо, просто чтобы оценить реакцию на подобное обращение, но решил как-нибудь в другой раз. Из рук любовника он выпустил у кровати, но ладоней от тела так и не отнял. Места было больше, чем на койке в больнице, но на двухспальную кровать не тянула. Виктор притянул Эштона, кусая губы и целуя, и лишь затем опустился на гладкое покрывало, проследив губами дорожку от ключиц к пупку. — Одним разом не отделаешься, — оповестил он, с явным усилием отрываясь от любовника, — так что можешь захватить презервативы, чтобы потом не сильно белье постельное пачкать. Нам на нем еще спать сегодня. Тут Виктор немного недоговаривал. Блок двухместный, рассчитанный на двоих. Второй комплект белья — для раскладывающегося дивана — был замечен в шкафу под пледом. Вот только заниматься этим потом будет лень, скорее всего, потому не сильно-то мужчина и слукавил. — Где я найду тебе презервативы? — Эштон приподнялся на локтях, глядя на любовника, едва хмурясь. Обещание ему и нравилось, и не нравилось одновременно. — У меня нет привычки таскать их с собой с тех пор, как я начал спать с тобой. Да и какой идиот носит с собой презервативы в наркоклинику? Кстати, минет обещал тебе я, — закончил он. Вообще, Эштона немного напрягало это все. Секс в больнице... Конечно, лучше секса в клубном туалете, но слишком уж не в тему. Потому и возбуждение было пока только эмоциональное. — В правом кармане моей сумки, — сдержанно ухмыльнулся Виктор, признавая себя тем идиотом, который их в наркоклинику все-таки берет. В конце концов, секс он в планы ставил, а через день пачкать белье спермой тут было не очень рационально. — И в программе у нас не только минет, правильно? Ладно, — Вик поднялся, снова привлекая Эштона, широко целуя шею и проходясь пальцами между ягодиц, оглаживая подушечками сфинктер. Не того окраса был треп парня, Хил не мог точно определить, что там было не так, но не сомневался: место давит. Для самого Хила квартира была гостиничным номером, в сравнении-то с больничной одиночкой. — Расслабься, — потому попросил он, выходя к двери и влазя в сумку. Лента презервативов улеглась на тумбочку по возвращению. — О, да ты настроен на бурную сексуальную жизнь, — Эштон сразу заметил количество презервативов, хмыкая — совсем не сдержанно. — Интересно только, с кем? — это уже было явной издевкой. Других кандидатов помимо себя парень не видел, но выпендриться стоило. Он сел на кровати и поманил к себе Виктора, смотря на него с легким прищуром. — Ну, иди сюда, мачо. — Давай-ка лучше сначала я, — хмыкнул мужчина, вцепляясь Эштону в плечи и силой опрокидывая того на кровать спиной. Сначала нужно было выбить из любовника левые мысли, а для этого еще как-то перебить сопротивление, к которому тот наверняка прибегнет. Не теряя потому времени, Виктор одновременно с опрокидыванием сомкнул пальцы на члене Эштона, начиная активно его стимулировать. Предплечьем второй руки надавил на грудь парня и навалился весом, чтобы не дать нормально брыкаться. — Полегче, ковбой, — Эштон на несколько мгновений замер, но потом все же взбрыкнул, протягивая руки вниз и пытаясь стряхнуть ладонь Виктора со своего члена. — Я хочу в этот раз быть первым, кто доставит удовольствие. Потому что потом у него будет время помучить Виктора до тех пор, пока тот будет в состоянии "только что кончил". — Я не буду доводить до конца, — пошел навстречу Хил, упрямо продолжая дрочить Эштону и пытаясь делать это наиболее чувствительно. Языком было бы эффективнее, но удержать любовника для этого пока было проблематично. — Просто расслабься. Языку Вик нашел иное применение — попытался отвлечь Эштона, пропихнувшись им парню в рот. Эштон попытался говорить и с чужим языком во рту. Получалось не слишком эффективно, и он сдался. В этот раз активно побрыкаться не вышло. Расслабиться окончательно, впрочем, тоже. Пусть член и твердел, а возбуждение медленно наполняло все тело — Эш сейчас не мог отдать всего себя сексу. Не тот случай, когда можно было расслабиться совсем, до конца. Парень положил руки на плечи Виктора, сжимая их пальцами, дыша ему в рот более часто, чем до этого, но в остальном лежал достаточно смирно, пытаясь отвлечься от обстановки. Не будь Вик занят поцелуем — похвалил бы любовника. Хорошо, что все же был занят. Через некоторое время он все же прервал поцелуй и убрал руку с груди, чтобы сместиться ниже. Вцепившись в Эштона, Хил потянул его по кровати и развернул, чтобы тот лежал вдоль, а не поперек, и можно было спокойно расположиться над членом, не извращаясь и не отдавливая колени об пол. Виктор склонился над уже возбудившейся плотью, прихватил губами головку, прошелся языком по всей длине и вобрал член полностью. Эштон коротко выдохнул, закусил губу и вцепился в волосы любовника. — Кажется, презервативы понадобятся мне, — сказал он. Сопротивляться он совсем перестал, да и смысла уже не было. Пока что презервативы не были никому нужны — Виктор не считал глотание чем-то сверхъестественным или зазорным. Зато воспринял фразу как призыв все же начатое закончить, и потому продолжил минет немного активнее и помогая себе руками. Эштон сплел пальцы в его волосы сильнее, выгибаясь на постели со стоном. — Ты потом не боишься, что придется иметь бездыханное тело, впавшее в спячку? — спросил он, двигая бедрами в такт движениям рта любовника. Это было уже лучше, много лучше. Виктор выпустил член, снова лаская лишь головку, а потом передавил, на всякий случай, основание, отрываясь от плоти. — Без дыхания не останешься, — Хил продолжал массировать член пальцами, проходясь по отверстию. Снова припав к органу, Виктор чувствительно, с посасыванием, принял его полностью и почти сразу выпустил. — Но я могу и прерваться, — хмыкнул он. Просто так дать кончить парню он не планировал. Без колец в этом плане не очень удобно, но можно. Хотя и уступить инициативу мог бы, если Эш попросит. Извести его можно будет и во время продолжения. Эштон вновь немного выгнулся, двинув бедрами так, чтобы глубже протолкнуться в рот Виктора — инстинкты, с ними ничего не поделаешь. — Так ты даже душить меня не будешь в процессе? Теряешь сноровку? — выдохнул он, сжимая волосы Виктора в кулак — тоже в инстинктивном движении. Поняв, что еще чуть-чуть и он кончит, Эштон снова сел, отстраняя от себя любовника, потягивая за волосы назад. — Не в сноровке дело, — хмыкнул Виктор, отстраняясь, перебираясь губами на живот, потом на грудь и выше — к губам. Хил любил отдававшееся ему тело — эта любовь была атрибутом большинства актов, извращенным, порою, до бондажа разных степеней "запущенности" атрибутом, но не в этот раз. — Даже связывать не стану, — поведал он, проходясь ладонями по изгибу боков, а затем отлип от тела любовника и откинулся на кровати, давая доступ к своему члену. — О, да я должен быть благодарен, что теперь не буду ограничен в действиях, — улыбнулся Эштон, склоняясь сразу к паху любовнику и широко проводя языком по его члену, прихватив яйца губами. — Откуда такая щедрость? Неужели действительно соскучился? Виктор глубоко вдохнул, стараясь выровнять сбитое дыхание и не кончить совсем уж скоро. Пальцы вплелись в волосы, второй рукой Хил гладил плечи и шею. — Трудно в подобное поверить? — хмыкнул он на выдохе, тут же чуть прогибаясь под губами любовника. — Очень, — Эштон пропустил на мгновение член до основания в горло, расслабив его, и тут же выпустил. — Я обведу красным этот день в календаре. Обведя головку языком по кругу, парень дразняще спустился до мошонки, а потом все же снова вобрал член полностью, начиная медленные движения. — Не перестарайся, — фыркнул Виктор, мерно выпуская воздух сквозь зубы и чуть продавливая затылок любовника. — А то допрыгаешься. До мягких игрушек. В годовщину события. — В какую годовщину? — Эштон отвлекся и поднял голову, рефлекторно облизывая губы. — Обведенную красным, — пояснил Вик, притягивая Эштона обратно к паху. — Такое событие не грех отмечать ежегодно, — мужчина хмыкнул. — А в остальное время ты будешь меня связывать и давать мне волю только в этот день? — успел сказать Эштон перед тем, как снова вернуться к ласкам члена. В этот раз он не дразнил сильно, но заглатывал член до упора, явно желая, чтобы Виктор сдерживал сам себя от оргазма. Виктор и сдерживал, получая удовольствие от умелых движений. Пальцами поглаживал голову, корректируя темп любовника, сокращая мышцы живота и стараясь не очень активно подаваться навстречу, оттягивая разрядку. Но незаметно со временем мужчина начал покачивать бедрами и быстрее вбиваться в рот любовника — долго сдерживаться во время минета Эштона вряд ли кто-либо смог. Эштон придержал бедра любовника, давиться членом он не планировал. Но глотательные движения делал успешно, доставляя еще больше ощущений. Виктор позволил себе глухой стон, сильнее вцепляясь в волосы любовника. Он сдерживался из последних сил, выходя на финишную прямую, млел от ласки любовника и еще через несколько движений кончил, крепко вцепившись пальцами в шевелюру Эша. Эштон был готов к этому, но все равно дернулся, когда в горло ударила горячая струя спермы. Сглотнув все, он подался назад, вытирая губы пальцами. Виктор двинулся следом, как только Эш снялся с плоти и отстранился. Он поднялся, прихватывая парня за плечи, и притянул к себе, целуя и сжимая в ладони пах любовника. Оргазм прокатился по телу и еще не полностью его оставил, Виктор скользнул свободной ладонью по шее Эша, обхватывая пальцами горло и чуть его сжимая — по привычке, по желанию, не сильно. Хил двинул рукой по все еще возбужденному стволу и чуть сильнее сдавил пальцы на горле. — Хочешь еще раз? — шепнул он, предлагая осторожно придушить его, повторяя недавний опыт. Эштон сглотнул, чувствуя ладонь на шее. Ему с одной стороны хотелось, но с другой он опасался этого. Слишком уж он не хотел умереть в оргазме. Несмотря на то, что Виктор уверял его в собственном контроле. — Хорошо, — сказал он. — Давай. Желание острых ощущений было сильно. Виктор кивнул. Сейчас он контролировал все еще более тщательно, чем в прошлый раз. Сейчас мужчина доводил Эша руками, без непосредственного участия, сейчас можно было придушить чуть сильнее, поймав нужную грань. Хил, коснувшись губ парня, перебрался ему за спину, чтобы сменить положение руки на его члене. — Откинься, — предложил он, удобнее укладывая пальцы любовнику на горло и запрокидывая его голову себе на противоположное плечо. Легче было бы зажать его в локте, но Виктор не хотел Эштона пугать. — И расслабь тело. Хил ткнул Эша в пару мест, чтобы тот опустился на кровать, усевшись на колени и оперся лопатками на грудь Виктора. Тогда Вик снова сжал член, массируя, возбуждая и одновременно чуть сжимая пальцы на горле. Он притерся щекой к щеке Эша, контролируя его дыхание. Эштон старался не нервничать. Он глубоко вздохнул, прикрыл глаза и постарался не думать о том, чем это могло грозить ему. Но дыхание Виктора рядом успокаивало — оно было спокойным и ровным. Люди, которые не могут держать себя в руках, так не дышат. Эштон, по крайней мере, на это надеялся. Бедрами он незаметно для себя подавался в руку любовнику, переключаясь на эти ощущения с руки, давящей на горло. Виктор продолжил массировать член, прихватывая пальцами мошонку, проходясь по отверстию уретры и лаская головку. Нажим на горло он постепенно увеличивал, внимательно слушая начавшиеся негромкие сипы. — Дыши, — шептал он, увеличивая интенсивность фрикций и осторожно удерживая горло, чтобы Эштон в ответных толчках не сорвался из-под пальцев, — не задерживай. Молодец. Эштону много сил требовалось, чтобы не вцепиться руками в давящую ладонь. Стоило воздуху поступать меньшим потоком, как Эштон понял, что все же начинает паниковать. Но не в его правилах было идти назад. Два глубоких вдоха с хриплым задыхающимся звуком, и он снова переключился на подступающий оргазм. Виктор попытался подстроиться, нажим давая медленнее, а движения на члене — чаще. Внимание в первую очередь на удовольствие, не давая панике захлестнуть мозг. Потом проще, потом привычнее и доверительнее. Вик, ловя момент подступающего оргазма, замедлился, оттягивая его и придерживая Эштона от встречных движений. Чуть покачав парня на грани, мужчина сдавил горло сильнее, а затем в несколько размашистых движений довел любовника до оргазма, снимая одновременно давление с горла и не давая тем Эштону провалиться в удушливый обморок. Эштон кончил с хриплым стоном, цепляясь таки в уже отпустившую руку пальцами в рефлекторном порыве. Оргазм чувствовался острее — его выгнуло в руках любовника, — но отпустить себя окончательно и довериться мужчине он не мог. Дыхание было сиплым и частым, а сам Эштон лежал на плече Виктора с закрытыми глазами. Удивительно, но сонная истома была не такой сильной — наверное, из-за испуга. Испуга не самого факта удушения, а из-за того, что в этот раз он добровольно на это согласился. Виктор мягко прогладил бока любовника, не спеша вытирать капли семени, попавшие на запястье. Мужчина снова притерся щекой к щеке Эштона и коснулся губами его плеча — успокаивая после резкой хватки парня. — Это ярко, — подтвердил Вик, оглаживая внутреннюю сторону бедер и возвращаясь ладонями на ребра, — но это не максимум, чтоб ты знал. Эштон приоткрыл глаза, искоса поглядывая на любовника. — Думаю, с меня и этого хватит, — пробормотал он. Парень с трудом переносил чужой контроль над собой. Нет, даже не так. Он вообще не переносил контроля над собой, и Виктор был исключением их всех правил. — Я еще предложу, — пообещал мужчина. Доверие — вещь сложная, но результат, по мнению Вика, того стоил. Возможно, Эш со временем решит так же. — Пока отдышись, — Вик, переложив парня на другое плечо, поднес к губам руку и слизнул одну из дорожек спермы любовника. — Спасибо за разрешение, — Эштон скривился, уже, кажется, окончательно приходя в себя. Но двигаться не стал. Приятная усталость после оргазма наполняла все тело и производить лишние движения совершенно не хотелось. — Что-то мне не хочется на еще один заход, — поделился он. — Я и так не слишком активен, а ты бревна не любишь. На самом деле, Эштон не хотел сейчас снова заниматься сексом из-за того, что понятия не имел, что еще в процессе может придумать Виктор. — Тогда завтра, — не стал настаивать Виктор, касаясь губами виска любовника, а следом слизывая с руки оставшуюся жидкость. — Ты не вспомнил обо мне за все произошедшие события, — поинтересовался Хил слишком утвердительно для вопроса. Тем не менее, никаких обвинений. Вик констатировал, оставляя место для опровержения. А пальцами чистой руки привычно зарылся в волосы Эша. — Ты хочешь еще один минет? — Эштон все-таки развернулся к нему лицом и кинул взгляд вниз. Ладони легли на внутренние стороны бедер и Эштон чуть надавил, раздвигая их. — Или какие события ты имеешь ввиду? — Я о более дальних событиях, — не сдержал улыбки Виктор, упираясь о ладони любовника на своих ногах. И пояснил: — Просто обращаю внимание, что после всего в ближайшую пару-тройку дней мое внимание будет повышенным. Но вряд ли взаимным: тебе было не до меня, — мужчина хмыкнул, — так что терпи. — Да-да, я помню. Когда ты переживал обо мне — я вис на Мартине и каждом встречном, закидываясь попутно кокаином, а потом провалялся пару дней в отрубе, — Эштон скривился. — Совсем необязательно мне об этом напоминать. Виктор не сдержал смешок. Его самочувствие плавно переходило в состояние блаженства, логично завершающее отходняк от нервов. Он через это уже проходил. В разных ситуациях это проявлялось, но чаще всего — при долгом, но временном отсутствии партнера, к наличию которого Вик уже привык. Мужчина отыгрывался за отсутствие, а в данном случае еще и за волнение, наверстывая упущенное, и первым звонком к началу послужило удушение, вместе с которым Вик психологически вернул себе контроль над ситуацией в целом — Эш добровольно позволил это сделать. Хотя по сути Хил начал немного раньше — с самого секса. — Я делал акцент на другом, — покачал Хил головой, рефлекторно поглаживая пальцами тыльную сторону ладоней Эштона. — На том, чтобы ты не спрашивал "что на меня нашло" и имел совесть не отбиваться, когда я буду распускать руки. Или язык. Эштон улыбнулся, не усмехнулся и не ухмыльнулся, а именно улыбнулся: — Когда ты предупреждаешь подобным образом, оказывается, что у меня действительно есть совесть, — сказал он. — И я вдруг начинаю чувствовать себя виноватым даже за то, что еще не делал. Парень выпрямился и тут же растянулся поперек кровати, прикрывая глаза. — На самом деле радует, что до полноценного секса мы так и не дошли. Мне не надо моментально вскакивать и бежать в душ. Виктор лег рядом на живот и поднялся на локтях, с интересом разглядывая Эштона. — Я презервативы брал и для этого тоже, — кивнул он на тумбочку, а потом чуть сместился, в очередной раз припадая губами к шее. Без намека на домогания и все же еще один заход — лишь та самая компенсация, о которой Вик упоминал. — А сильно потеть не обязательно. — А разве с тобой можно сильно не потеть? — Эштон даже с закрытыми глазами умудрился саркастично выгнуть брови и даже почти получилось закатить глаза — по мимике и искривленному лицу это было понятно. — Ты же как танк прешь обычно. Ты еще больший кролик, чем я, — он усмехнулся. — Стоит напомнить, что предлагаешь секс, — Виктор сомневался, что обычное поведение Эштона, приводящее к сексу, можно было назвать предложением, — обычно ты. Я инициатором стал лишь в последнее время. Да и у танков есть свои плюсы, — добавил Хил, закончив развлекаться с шеей и улегшись рядом с любовником. — Очень длинный и мощный ствол? — Эштон перевернулся на живот и с усмешкой посмотрел на Виктора. Усмешка была крайне и крайне пошлой. Метафора парню явно пришлась по душе. — Именно, — кивнул мужчина, попытавшись повторить концентрацию пошлости в ухмылке. Точно так же не вышло — у Эштона опыта явно имелось гораздо больше, тут Виктору с ним было не тягаться. Зато "ствол" был длиннее и мощнее, это ведь Вик танк, а не Эш. С такими мыслями пошлости в ухмылке прибавилось, хотя до любовника все равно было далеко. Эштон дернул бровями: — От скромности ты точно не умрешь, танк, — он зевнул, не подумав прикрыть рот ладонью. — Впрочем, можешь радоваться, что твой ствол обслуживают по высшему разряду, — парень вновь упал на кровать, теперь уже с намерением заснуть без лишних разговоров. — А ты не умрешь от недосыпа, Медведь, — прокомментировал Виктор с ироничной усмешкой. Оставлять любовника в покое он пока не планировал — тот лежал поперек кровати, что мужчину совсем не устраивало. Хил сначала слез с постели, потом дернул покрывало со стороны ног парня, приподняв их за щиколотки, а потом, не обращая внимания на комментарии любовника, перетащил Эша на открытую половину, чтобы откинуть покрывало полностью. В конце концов, как Эштон однажды правильно заметил, Виктору нравилось перетаскивать его с места на место. А еще так было проще, чем препираться с сонным телом. — Теперь можешь выбрать половину кровати, — смилостивился Вик и предупредил: — Развалиться по центру не выйдет. Эштон издал пару невнятных, но явно не очень довольных комментариев, потом снова зевнул и вытянул ноги — в нынешнем положении это было гораздо удобнее. — А если я хочу быть морской звездой и половины кровати мне явно не хватит? — спросил Эштон, переворачиваясь на живот и подтягивая к себе одну из подушек, придвигаясь к противоположной стороне. — Там еще диван есть, если что. Признаться, ему было совершенно все равно, спать одному или с кем-то, но промолчать он просто не мог. — Пошел нахуй, — миролюбиво, но не совсем в шутку отозвался Виктор, который за настойчивый посыл на диван в подобной ситуации мог бы и зубы посчитать. Но Эштон настойчив не был, потому мужчина без особых препятствий лег рядом, натягивая на обоих одеяло и, как обычно, загребая Эштона в свои объятия. На все протесты ответ был бы один: "спи". Виктор с каким-то странным облегчением выдохнул парню в затылок и прикрыл глаза.