Вид на доверие

Эштон спал, как обычно, крепко, но спать вечно он не мог, потому к часам десяти утра — легли они все же рано, — он начал приходить из страны Морфея. Сначала начал ворочаться, по привычке пытаясь уснуть дальше, но не засыпалось и он открыл глаза. Потянувшись, Эш зевнул и взглянул в сторону Виктора. То, что тот еще спал и не проснулся было несколько странно. — Эй, ковбой, — позвал парень любовника. — Тебе кофе в постель не принести? Виктор открыл глаза сразу после обращения и выдохнул, покосившись на Эштона. — В постель необязательно, но если приготовишь к приходу на кухню — буду благодарен. Едва заметно поморщившись, Хил не более заметно погладил гипс и подтянулся, усаживаясь более прямо. — Потом с перевязкой поможешь, — Виктор повернул голову, чтобы Эштону был виден правый глаз — без белой декоративной перевязи, заклеенный медицинской повязкой, — одной рукой будет неудобно резать пластырь. — Ты сразу с приказами, — Эштон вновь потянулся. Вообще, сразу подскакивать с кровати после пробуждения не было его привычкой. Он еще раз зевнул и сел на кровати. — Знаешь, ради тебя мне все-таки приходится кое-чем жертвовать. Тебе повезло, что за рулем был я, потому что теперь я чувствую свою ответственность, — произнес парень, поднимаясь окончательно. Одеваться он явно не собирался, потому на кухню прошлепал обнаженным. Виктор закатил глаза, не сильно солидарный с жертвенностью предложения сделать кофе, и спустил ноги на пол. — Эш, — позвал он парня у самого выхода и добавил то, чего явно любовнику не хватало: — Пожалуйста. Эштон обернутся, закатил сонные глаза и поморщился. А потом совсем по-николсоновски заявил: — Иди нахуй. Это было не грубостью, просто с утра у парня редко было действительно хорошее настроение. На кухне загремела посуда, потом пара ругательств пролившего воду и рассыпавшего кофе Эштона, но следом все стихло. Интонации Николсона прошлись по Виктору волной мурашек. Уж с кем-кем, а с Киром в одной кровати оказаться не хотелось. А в этот момент Хил отстранено решил, что время общения этих двоих нужно бы снизить, а то понаберутся друг от друга, и наверняка перенимут не лучшие черты. Впрочем, опасение было ироничным и несерьезным. Виктор, вытащив из своей сумки домашние штаны и надев их, через некоторое время появился на кухне, рассматривая масштабы проигрыша парня кулинарии, пусть кофе к готовке и не относился. Эштон стоял над плитой, где в турке варился кофе. Он уже умудрился закурить, следя за тем, чтобы кофе не убежал. — Ты уже поднялся? — парень обернулся к любовнику. Взгляд быстро пробежался по его лицу и телу. Отторжение не возникало, но чувство вины все равно свербило. — Я бы на твоем месте валялся целыми днями в кровати и требовал все что можно. — Но ты не на моем месте, — отозвался Виктор, подходя ближе и обнимая любовника здоровой рукой. Притянув Эштона, Хил поцеловал его — протяжно, даже с благодарностью — а здоровая ладонь прошлась по телу: от бедра к шее. Эштон противиться не стал. Он ответил на поцелуй, запрокидывая руки ему за шею, но вскоре оторвался, отвлекаясь на турку. И вовремя — кофе едва не убежал. Подхватив турку, Эш начал разливать кофе по кружкам. — Спасибо, — Виктор перехватил свою, усаживаясь за стол. — Любопытно, — хмыкнул он, прикладываясь к чашке, — м, вкусно, кстати, спасибо. Так вот, любопытно, мы под одной крышей ужились бы в конце концов или все заранее обречено на провал? Не сказать, чтобы это была тема дня, Виктор лишь озвучил одну из болтавшихся в голове мыслей не столько ради конструктивного обсуждения, сколько ради простого утреннего трепа. Эштон оперся на подоконник бедрами, совершенно не смущенный тем, что с улицы его было видно. — Думаю, что нет. Пару дней друг друга с трудом терпим, а продолжительное время так совсем друг друга убьем. Парень сделал глоток кофе, затушил уже совсем истлевшую сигарету и отставил кружку. — Стоп-слово? — хмыкнув предложил Виктор вариант, в теории предотвращающий убийство. — Я не знаю каким оно должно быть, — дернул плечами Эштон. — Ты хочешь жить вместе? — Это не было предложением, — покачал головой Виктор, дотягиваясь до пачки и прикуривая. — Я припомнил последний опыт и попытался прикинуть. — И как было в прошлый раз? Судя по всему, лучше, чем сейчас, верно? — задал новый вопрос Эштон, не сводя взгляда с любовника. — В прошлый раз я тебя чуть не придушил и чуть не рехнулся. Похоже, что лучше? — Я имел ввиду твоего прошлого любовника, — сказал Эштон. — С ним ты жил? — А это тебя почему интересует? — недопонял Виктор. Сказано было без штыков, намекающих, что лезть не стоит, Хил действительно не мог понять, при чем тут его сожительство с Лео. — Просто хочу сравнить насколько все отличается от того, как ты привык, — пожал плечами Эштон. — Думаю, я имею право знать. — Лео был совсем другим, — пожал плечами Виктор, стряхивая пепел с сигареты. — Так что отличается сильно. И да, с ним я жил. — И каким был Лео? — Эш сам не знал, почему вдруг начал задавать такие вопросы. Но почему-то вдруг ему стало это важно. — Азартным, — односложно ответил Виктор, допивая кофе и поджигая новую сигарету. — Это все? — уточнил Эш. Ему начинало казаться, что Виктор все равно сравнивает. Паранойя, конечно, но интуиция подсказывала. — А что тебе еще нужно? — поинтересовался Виктор, затягиваясь и морщась — рука дала о себе знать. — Хочешь узнать, сухарь ли я, или сравнить, насколько вы с ним похожи и насколько отличаетесь? — Я просто хочу узнать каким он был, — Эштон еще раз дернул плечами. — Расскажи. А я расскажу про Барри или еще кого-нибудь, если ты захочешь. — Барри не оставлял тебя одного, чтобы пойти застрелиться, — фыркнул Виктор. Видно было, что это его очень сильно в свое время задело. Фыркнув облачком сигаретного дыма, Хил удобнее устроился на своем месте. — Он был болтливым, но осторожным в словах, никогда не унывал. Как Николсон, только не хамло упертое, — Вик хмыкнул, поджигая еще сигарету. — Я видел, как он в карты играет. Но до сих пор не могу представить его лицо во время рулетки. Небось тоже улыбался, с револьвером в руках. Мужчина явно хотел прибавить какое-нибудь нелестное обращение, но сдержался. Привычное при жизни, это было не очень уместно к покойнику. — И он был каким-то... теплым, — Виктор фыркнул, давая понять, что сам не в курсе, как язык поворачивается давать такую характеристику, но иначе описать он бы не смог. — И домашним. Наверное, поэтому я и расслабился, — пожал он плечами. — Не оставлял, но делал много других вещей, от которых я тоже не был в восторге, — негромко фыркнул на фразу Эштон, а потом внимательно слушал любовника. Да уж, этот Лео явно не был похож на него. Теплый, домашний... Виктору наверняка с ним был хорошо. С Эштоном-то всегда получалось, как на пороховой бочке, тот не умел расслабляться так, чтобы расслабить и партнера. Иногда получалось отпускать себя, но не на постоянной основе. — Наверняка вам было комфортно друг с другом. Тебе очень подходят такие... теплые люди, — поделился задумчиво Эштон. — Подходят? — переспросил Виктор. — Сомневаюсь. Было бы так, я бы его не упустил. Вик дернул плечом. — Это уже исключение. Но тебе хорошо с такими людьми, ты можешь позволить себе расслабиться, — Эштон уселся на подоконник. — Например, мне подходишь ты — ты можешь заставить меня не делать глупости. Исключение — ты сам меня на них и толкаешь. А вот я тебе совершенно не подхожу. — А вот об этом судить буду я, пожалуй, — хмыкнул Виктор. — Я и с тобой расслабляюсь. Но с тобой я и напрячься могу. С такими как Лео — нет. И это выходит мне боком. — Со мной ты всегда на иголках, потому что так и ждешь, что я в любой момент могу зацепиться за любое слово и сделать из этого скандал, в процессе которого ты потеряешь самоконтроль и вновь начнешь меня душить, — Эштон сделал пару глотков кофе и снова отставил кружку. Сейчас он показывал, что прекрасно осознает свое поведение и его влияние на Виктора. — Так что тоже боком выходит. — Не всегда, — качнул головой Виктор с улыбкой и легким прищуром глаза, — иногда ты спишь. — И только тогда ты можешь расслабиться? — со смешком спросил Эштон. — Да уж, мы с тобой идеальная пара. Мужчина поднялся и подошел к любовнику. Упершись в подоконник между ног парня, Виктор прошелся ладонью по боку Эштона и коснулся губами груди. В данной ситуации жест говорил о многом, и меньше всего о чем-то физическом. — Ты сам замечал во мне мазохизм, — отозвался он, хмыкнув. — И я его не отрицаю. Эштон улыбнулся: — Странный ты, честно говоря. Ты любишь доминировать, но при этом мазохист. Ты уверен, что выбрал правильный путь? — он протянул руку и потрепал Виктора по волосам. — Я не просто так заговорил об этом. Ты в самом деле иногда меня заставляешь слишком сильно удивляться. Я думал, что я нелогичен, но оказывается я не одинок. — Почему нелогично? — хмыкнул мужчина, подставляясь под руку. — Самоедство не мешает доминированию и контролю. Более того, доминирование весьма неплохой для этого путь. Ты очень больно пинаешься, когда отстаиваешь свое место, если переходить к частностям, — Хил издал смешок, хлопая любовника по бедру. — Возможно, именно поэтому, умея заставить тебя не делать глупости, я, как исключение, тебя на них толкаю. Мазохизм ведь тоже разный, — Виктор снова приблизился, целуя грудину. — Обо всем этом, кстати, Лео в курсе не был. — У тебя просто нет выбора не рассказывать мне что-то, если ты хочешь спокойно провести ближайшие пару часов, — хмыкнул парень, отодвигаясь немного назад по подоконнику. Теперь стекло холодило ему поясницу, но внимания парень на это не обращал. Правда, если кто-то смотрел в сторону их окна, то явно был бы поражен видом голой задницы. — Вы долго были вместе? — Три года, — ответил Виктор, чуть отстранившись и шевельнув плечом. Эш не ожидал услышать подобную цифру. Он сам немного отстранился, не зная, что можно на это сказать. У него столь длительных отношений не было. Почему-то хотелось верить, что и у Виктора тоже. Но какое-то иррациональное чувство ревности к прошлому все-таки зародилось внутри. — Когда ты развлекался своими оргиями и бдсм-клубами, если ты полжизни провел в отношениях с Лео? — хмыкнул он, пряча собственную растерянность. — Это были три последние года, — произнес Хил, наблюдая за любовником и будто не заметив преувеличения сроков. — До этого у меня было еще тридцать лет на оргии и бдсм-клубы. Вычитая детство — пятнадцать лет. Мужчина хмыкнул и, коснувшись гипса, вернулся на свое место. — А что о себе скажешь? — перевел он тему, снова закуривая. — "О Барри или еще о ком". — По сравнению с твоими рассказами мои меркнут в своей банальщине. Большинство моих отношений заканчивались сразу после секса. А Барри, — Эштон замолчал на пару мгновений, закусил губу, но продолжил. Обещал все-таки. — Барри, кажется, единственный человек, к которому я испытывал чувства "и в огонь, и в воду". Я не могу сказать, что он был идеальным. Просто он, наверное, никогда не обращал на меня того внимания, которое обращали остальные. Это было интересно, и я так заигрался, что влип по самую макушку, — Эштон отвел от Виктора взгляд. Вспоминать Барри было всегда тяжело, но были и более светлые воспоминания, связанные с бывшим объектом страсти. Барри не всегда был мудаком — временами он превращался во вполне нормального парня. Чаще это было как раз, когда они бывали у Маргарет. Эш улыбнулся и вновь глянул на любовника. — И он охрененно трахался, — хмыкнул он. — Зато он не делал комплиментов твоей шее, — Виктор закатил глаз и почти сразу поморщился, тронув бинты. — Поможешь с перевязкой? Мне нужно глаз закапать. — Он вообще не делал комплиментов, — хмыкнул Эштон, потом подцепил пальцами подбородок Виктора и осторожно покрутил его лицо. — Выглядит не так плохо. Зря ты все-таки отказываешься от операции, — сказал он, осторожно соскальзывая с подоконника и немного отталкивая Виктора назад, чтобы не быть зажатым. — Пойдем, буду твоим медбратом. — Инцеста мне и не хватало, — послышался смешок, и Виктор поднялся, отправляясь следом за парнем. У двери из сумки он достал выданный в больнице пакет со всеми лекарствами и перевязочными материалами. Пакет он передал Эштону. — Думаю, глаз выглядит непрезентабельно. — А ты не думай, — усмехнулся Эштон. Он сел в позу лотоса на кровать, прихватив пакет и поманил Виктора к себе, обдумывая как лучше будет ему сесть. Виктор уселся, подобрав ноги, и повернулся лицом к окну, чтобы на глаз падал свет. — То есть вы с Барри регулярно трахались, но при этом в остальное время ему было на тебя похуй? Найди сразу капли, чтобы потом не рыться. Эштон помолчал, беря спасительную паузу, роясь в сумке. Достав оттуда капли, он снова взял лицо Виктора за подбородок и повернул так, как ему было удобнее. — Не совсем так. Мы трахались, когда ему этого хотелось. Или когда других вариантов у него не было. Поначалу все проще было. Я даже имел глупость думать, что мы встречаемся. Но со временем я ему надоел и он стал развлекаться с другими. А я продолжал бегать за ним. Можно представить, как окружающие забавлялись. Запрокинь голову, — попросил он. Виктор чуть запрокинул голову и подцепил пальцами полоски пластыря, которые удерживали бинт. Кадык подпрыгнул, когда мужчина сглотнул. Одно дело — не видеть из-за повязки, и другое — просто не видеть. Проморгавшись, Хил сдавленно выдохнул, — он все еще был слеп на один глаз. Структура радужки незначительно, но вполне заметно сместилась, потому глаз выглядел косым. На белке проявились сосуды красными ломанными линиями, а правую часть залила кровь из лопнувших от ударов капилляров, которая еще не успела сойти. — Там залить нужно, проморгаться и снова залить. Потом мазь. Как долго это у вас продолжалось? Эштон пересел на колени и выпрямился, чтобы было удобнее. Обхватив голову мужчины, он наклонил тюбик и несколько капель пролилось из него в глаз. Кое-что растеклось по лицу и парень поспешил вытереть пальцами. — Около двух лет, — сказал он. — Я это даже отношениями не могу назвать, херня какая-то была. Проморгался? — Эш снова наклонил тюбик и повторил процедуру. Потом уже опустился на пятки и взял в руки свежий пластырь и бинт. — Я не знаю, как отреагирую, если случайно пересекусь с ним. Тем более, сейчас такая возможность есть. Но... Знаешь, мне сложно признавать это, но я бы хотел его увидеть. Просто чтобы посмотреть, что с ним стало. — Вот и я не знаю, — сообщил Вик, подставляясь так, чтобы удобно было заклеивать, и указал, чтобы не слишком крупная повязка была. — Потому и надеялся тебя вытащить. Тем более, раз ты сам этого хотел. Мужчина качнул головой, когда Эштон заклеил глаз. — Можно не случайно, — предложил Виктор. Сама идея встречаться с Барри ему не нравилась, но противиться он не мог. Оставалось выбрать: присутствовать самому или нарваться на то, чтобы Эш пошел один в его отсутствие. — Мои провожают сегодня одного уезжающего, с бодуна завтра их не будет, так что я тут. Барри должен вернуться сегодня вечером, завтра можно будет с ним пересечься. Или издалека глянуть лучше, чтобы он не узнал тебя. Я буду рядом на случай непредвиденного. И чтобы ясно было, что ты не один тут. По-моему, это будет весомый аргумент в вашем общении. Понятное дело, что сломанная рука была не лучшим видом в такой ситуации, но вестись на это мужчина не стал бы в любом случае. А глаз можно белой повязкой закрыть, чтобы не отсвечивать бинтами. Так будет внушительнее, если уж у бывших любовников дойдет до хвастания любовниками нынешними. По крайней мере, в отношении "ты не один" Виктор был уверен — меньше поводов для Барри доебывать Эштона не отпустившим прошлым. Эштон закончил с глазом и отстранился. — Почему ты думаешь, что при виде Барри я буду вести себя неадекватно? — парень потер кончик носа тыльной стороной ладони. — Но все равно спасибо. Я пока не уверен, что мне это надо. Но, в любом случае, думаю, поддержка мне не помешает, — он неуверенно улыбнулся. Когда дело касалось Барри поддержка ему действительно была нужна, а сейчас она могла быть на самом деле, а не так как раньше. Эштон встал и принялся все-таки одеваться — ходить весь день обнаженным, мелькая перед глазами любовника дело хорошее, но становилось прохладно. — Я подумаю над тем стоит ли ему видеть меня. Впрочем, вряд ли он меня узнает. — Я не только о тебе сейчас. Он ведь тоже, если что, будет "смотреть, что с тобой стало", и может начать нарываться. Тем более, — хмыкнул Виктор, спуская ноги и вставая, — он записан с сопровождающим. Я не знаю, кто он для Барри и чего ждать. — Я очень изменился с того времени. — усмехнулся Эштон. — В том числе и внешне. По крайней мере, я перестал красить волосы и носить сережки в ушах. Да даже если и узнает, то не думаешь же ты, что мы на радостях устроим потасовку или еще что? Ладно, я не буду загадывать. — Да ты, я смотрю, в молодости был педиком, — хмыкнул Вик, прихватывая любовника здоровой рукой и притягивая к себе, чтобы зарыться носом в волосы. — В какой цвет красил? — полюбопытствовал Хил. — Блондином был. Это еще ничего. В пятнадцать я красился в черный, ходил с челкой и подводил глаза, — Эштон явно развеселился, вспоминая подростковый возраст. — Это было ужасно. Вот тогда я точно был похож на педика. — Ну-у, — протянул Виктор, оттягивая Эштона к кровати и усаживаясь вместе с ним. — Думаю, что в пятнадцать лет, ты не похож, а именно что был педиком. Возраст же, — хмыкнул Хил, выдыхая любовнику в затылок. — Фотографий не осталось с того позорного времени? — Остались, — Эштон дотянулся до телефона, лежащего на столе. — Выкладывали ж все в интернет. Сейчас покажу, — он подключился к вай-фаю и уже через пару минут показывал Виктору экран телефона. На фотографии был изображен длинный худющий подросток с серьгой в нижней губе и над верхней, идеально прямыми, явно вытянутыми взятым у матери утюгом, волосами. Челка полностью закрывала левый глаз, а глаза были жирно подведены. — Вот, я тоже был одноглазым. Из-за этой челки нифига видно не было. — Прелесть, — одобрил Виктор. — Я в этом возрасте с ирокезом шастал. Зеленым. — Тоже страдал неформальностью? — усмехнулся Эштон. — А это я уже перекрасился в блондина и сменил имидж. На другой фотографии стоял уже более сформированный подросток, менее нескладный и менее угрюмый. Светлые волосы торчали во все стороны. в ушах можно было увидеть серьги-гвоздики, а на лице широкую улыбку, совершенно несвойственную нынешнему Эштону. — На рок-концертах жил, — отозвался Виктор, — но можно сказать, что да. Счастливый какой, — прокомментировал он новую фотографию. — Ну еще бы, я же был влюблен, — закатил глаза Эштон. — И был полнейший идиот без мозгов. У людей без мозгов проблем нет. Он медленно листал фотографии дальше, но просто чтобы чем-то заняться, а не для того, чтобы Виктору показать остальные фото. — Будто бы сейчас у тебя мозга больше, — по-доброму хмыкнул Виктор, наблюдая за чередой снимков с правого плеча любовника. — Тут остались фото Барри? Хоть посмотрю на восхитительного трахаля, покорившего твое сердце. Несмотря на явный сарказм самой фразы, Вик сумел убрать его из интонаций. — Да, вот он, — Эштон указал на следующий снимок. Барри не сильно изменился — по крайней мере, особых различий от того снимка, что показывал Мартин не наблюдалось. Разве что, парень выглядел свежее. На фотографии Барри сидел на бортике бассейна, а Эштон был в воде, держась за ноги сидевшего, а подбородок устроил на его коленях. Барри смотрел в сторону объектива, Эштон же на самого Барри с нескрываемым желанием и обожанием. — Да уж, — фыркнул Эштон, поджимая губы. — Я ему пятки облизывать готов был, судя по моему взгляду. Виктор как-то сразу помрачнел, сжал зубы и шумно выдохнул. — Твой Барри — последняя сука, — с затаенной ненавистью сказал он с новым выдохом, сверля фотографию взглядом. — Ты это понял по одной фотографии? — Эштон принялся листать дальше, но сам даже не смотрел на экран уже. Внимание было направлено на Виктора. — Лео... — начал Виктор, запнулся, сглотнул и снова начал: — Лео смотрел на меня так же. Я бы... Мужчина побагровел; шумно, но медленно пропуская воздух сквозь зубы, он выпустил Эштона из объятия и сжимал и разжимал кулак на левой руке, усиленно игнорируя руку правую. — Не сразу, но... Блять. Виктор снова выдохнул, качая головой. Ему слишком ярко припомнился Лео. Не столько их общие отношения или личность партнера, сколько именно такой взгляд, полный обожания, преданности, любви в конце концов, и одна мысль о том, что этот взгляд можно предать, проигнорировать или послать на хуй, вызывала в натуре Виктора бурный протест и желание свернуть ублюдку шею. Это не было даже желанием мести за Эштона. Это была попранная религия и фанатичное желание сжечь еретика на костре. Хил признавал однодневные отношения или разовый перепих; постоянных любовников, с которыми не было вообще ничего, кроме регулярного секса; он многое признавал и не был адептом морали в общественном понимании. Но подобное отношение было выше всех его порогов. И если раньше Виктор воспринимал преданную влюбленность Эштона как нечто абстрактное, что могло оказаться на деле чем угодно, ведь в то время парня он не знал, то теперь воспринимать Барри просто ветреным повесой, игравшим на чьем-то чувстве, он не мог. Вмешались личные ассоциации и мотивы. Если бы Лео сменил со временем кумира, переключившись на такого "Барри", Хил долго бы отсиживался за семью замками, чтобы не загнать ублюдка в кому. Но Лео не знал Барри и подобных историй в прошлом не имел, потому в конечном итоге у мужчины осталось бы только безграничное презрение к этому парню. Но для этого нужно было отойти. Челюсти заклинило в нервном скрежете, и Виктор судорожно ударил по гипсу, следом негромко взвыв от боли. Ее можно было стерпеть, но не было смысла. Облегченно выдохнув открывшимся теперь ртом, Хил с ненавистью фыркнул, "убаюкивая" на коленях правую руку. — Я бы не посмел так поступить, — резюмировал Виктор свой срыв. Эштон усмехнулся, но без иронии или сарказма. — Конечно, не посмел. Но не все так благородны, как ты. Если Лео был похож на меня в те времена, то ему повезло, что он встретил тебя. Он отложил телефон и встал с дивана, подходя к окну. Просто для того, чтобы не смотреть сейчас на Виктора и не показывать свое лицо. Воспоминания навалились совершенно внезапно и тяжелым грузом повисли внутри. Почему-то подумалось, что встреться ему кто-то вроде Виктора, который принял это всепоглощающее обожание или просто корректно от него отказался, все было бы по-другому. Жизнь, может, сложилась по-другому, сам Эштон был бы другим. Парень повернулся к любовнику, потом вздохнул, подошел к самому дивану и опустился на пол у его ног — так было удобнее заглянуть в лицо Виктора, не дергая. — Знаешь, — Эштон положил на колени мужчины свои ладони и чуть сжал их в успокаивающем жесте. — Бабушка еще в детстве говорила как-то, что каждый человек влияет на нашу жизнь. И что чаще всего наша жизнь зависит от окружающих людей, а не от нас самих. Современное общество, говорила она, подстраивается под мнение окружающих. Я думаю, что в чем-то она права. Сейчас я, наверное, даже не злюсь на Барри, я к нему вообще ничего не чувствую. Может быть, мне даже стоит быть ему благодарным. Ведь не случись все, что случилось, я был бы уже не я. Я перестал подстраиваться под мнение окружающих с тех пор, как вышел из больницы тогда. Конечно, меня мотнуло в другую крайность — я стал плевать на чужое мнение, но везде есть свои недостатки, — Эштон слегка улыбнулся. У него было сейчас крайне странное состояние — задумчивое, но мыслил он не внутри себя, а вслух. Виктор прикрыл глаз и мотнул головой. Не из несогласия — просто отгоняя мысли. Ладонью он зарылся в волосы Эштона, взъерошивая их тем жестом, каким это делал сам парень, когда у его коленей был Вик. — Ты все равно был бы ты, — цокнул Хил языком, — просто сложился бы иначе и считал этим "не я" совершенно другое. Тоже плюнул бы на окружающих. Все рано или поздно плюют. Потому для меня размышления "я был бы лучше-хуже-не я" не имеют смысла; никогда не знаешь каким бы стал и уж тем более — вряд ли б променял бы то на нынешнее. И есть некая данность, с высоты которой — конкретной — мы смотрим на прошлое. С которой — конкретной — ты ему благодарен. И с которой — конкретной — я бы попросту уебал, — честно, но немного нервно на последнем предложении, поделился Виктор и поморщился, возвращая ладонь на гипс. — Где-то в глубине души я бы тоже уебал. А где-то еще глубже я бы с ним переспал, — хмыкнул Эштон. — Не потому что что-то чувствую к нему, а... Не знаю. Просто мне кажется, что такое желание есть. Парень положил подбородок на свои ладони и продолжал смотреть на Виктора. Поза была практически такой же, как на фотографии, только взгляд у Эштона совершенно другой. Но сейчас в нем не было извечной усмешки. — А потому что он трахается круче кого бы то ни было, — предположил Виктор с усмешкой. — Будь добр, засунь это желание еще глубже. Хотя бы из уважения к себе. Хил снова переместил ладонь с руки на голову Эштона — на этот раз в своей привычной манере: потягивая пряди и чуть массируя кожу. В просьбе чувствовалась капля ревности, но она была придушена уважением и чуткостью к доверию своих ощущений, так как Виктор сомневался, что в конкретном данном случае его намеренно провоцируют. Вероятно, в иной ситуации он бы прицепился к сказанному, но сейчас тон мужчины был мирный и мягкий. — Пойдем, покурим? — предложил Виктор, планируя заодно съесть обезболивающее для руки. — Ты трахаешься лучше, — Эштон поднялся с пола. — По крайней мере, с тобой я не остаюсь один в кровати сразу после того, как из меня вытащили член, — губы скривила уже привычная усмешка. — И я не собираюсь с ним спать, даже если бы осознанно этого хотел. Это слишком острые ощущения для меня. Пойдем, — он первым вышел из комнаты, направляясь к окну. По пути прихватил сигареты с зажигалкой со стола, и закурил уже на подходе. — Некоторые мысли и желания не обязательно воплощать, чтобы они унижали, — Виктор дотянулся до перевязи, перекинул ее через голову, опуская гипс в тканевый гамак, и только тогда двинулся следом, прихватив с тумбочки таблетки. — У меня в этом отношении планки и категории, так что можешь не обращать внимания. Виктор вытянул прикуренную сигарету из губ Эштона, кивнув ему на пачку, чтобы себе парень взял новую. Возиться с зажигалкой левой рукой желания сейчас не было совсем, хоть это и было достаточно просто. Эштон выразительно посмотрел на любовника и сигарету, взял новую и прикурил уже ее. — Ты думаешь, что меня это унизит? Уже падать ниже некуда в наших с ним отношениях, — сказал парень, опираясь по привычке бедрами на подоконник. — Это если говорить о моем теоретическом желании. — Если сравнивать состояние после произошедшего без желания переспать и с ним, то да, в моем понимании второй случай ниже первого. Даже не ниже. Зависимее. — Ладно, — Эш отмахнулся все же. — Забудем и закроем тему. Никто не собирается ни с кем спать. Если мы начнем развивать эту тему, то точно поругаемся. А у меня нет настроения на ругань в данный момент. Виктор слабо понимал, насколько нужно быть раненым, чтобы после всего иметь затаенное желание переспать. Доказать ли что-то самому себе, переступить ли через что-то, отомстить ли или попросту отдать дань мазохизму — не важно. В основе любого желания лежит некая психологическая причина, и Виктор был уверен, что причина это не сторонняя (как, например, желание насолить третьему лицу), что причина эта — в не закрывшихся до конца отношениях; а сквозить может и из самой маленькой щели. Хил лишь покачал головой, соглашаясь закрыть тему. В него впилась все же заноза этого желания любовника, но она была слишком мелкой, чтобы продолжать тему. В конце концов, после того, чего Виктор бы себе никогда не позволил, Эштону это было простительно. — Забудем и закроем, — повторил за парнем Хил. — Теперь увидеть его хочется и мне. — Да уж, Барри даже не догадывается, как много людей хочет его увидеть в клинике, — усмехнулся Эштон, затушив сигарету. Было странно, что он так долго его обсуждал — до этого тему Барри парень старался вообще не затрагивать. Потому и избавлялся от всех школьных приятелей, менял номера телефонов и не ходил на встречи выпускников, чтобы не пересекаться ни с кем, кто может напомнить ему о том, каким идиотом он был раньше. — У нас весь день впереди. Чем займемся? — А чем ты вчера занимался до моего приезда? — поинтересовался Виктор. — Спал. Нервные деньки были, вот я и отсыпался, — дернул плечами Эш. — Давай пойдем погуляем, а там и обед будет. К этому времени я как раз проголодаюсь. Кстати, ты на работу будешь ездить или пока рука не заживет со мной тут сидеть будешь? — Буду ездить, — кивнул Хил. — Я хоть и поломанный, но все же Мастер. Ник подгонит и согласует расписание так, чтобы я не через день, а например три дня подряд их гонял, а потом три дня имел перерыв. Так проще с дорогой. Народ согласится. А ты начинай искать камеру, — хмыкнул Виктор, туша и свой окурок, а потом двинулся к вещам — если штаны для двора были пригодны, то торс следовало прикрыть. Эштон слабо фыркнул. Камеру он найдет быстро, а вот Виктор станет дееспособным не настолько скоро. Захватив куртку со стула, парень вошел в спальню. — Давай помогу, — предложил он. Виктор кивнул, соглашаясь, и протянул Эшу джинсы, которые на тот момент держал в руке. Но прежде, чем вступить в них, Хил за подбородок приподнял голову любовника, рассматривая потемневшие со вчерашнего вечера метки. — Отлично, — рвано выдохнул он, проводя по засосам парой пальцев. — Не закрывай шею, ладно? Всем похуй, а мне приятно. — Я тебе уже говорил, что ты странный? — хмыкнул Эштон, дожидаясь, пока Виктор решит все же одеться. — Ты думаешь, что люди увидят засосы и решат "ну, все, у него уже кто-то есть"? Думаю, в этой больнице всем не до личной жизни, да и я не секс-символ. — Я так и сказал — "всем похуй", — дернул плечом Вик, вступая в джинсы. — Держу пари, любой наметанный взгляд по закрытой шее определит наличие засосов так, будто она открыта. Так что не в этом дело, ты сам понимаешь. Подставившись под застегивающие ремень пальцы, Виктор придержал довольную улыбку. — У тебя слишком много тараканов, ты в курсе? — со смешком спросил Эш, но вопрос был больше риторическим. Застегнув ремень джинсов, он словно невзначай хлопнул его по бедру, а потом потянулся за рубашкой, расстегнув пуговицу на манжете правого рукава предварительно. — Я могу выдать и, например, дохуя романтичное объяснение, — хмыкнул Виктор, снимая перевязь, чтобы надеть рубашку. — Но тараканов от него меньше вряд ли станет. — Ну-ка выдай, мне даже стало интересно, — Эштон дождался, пока мужчина закончит с перевязью и просунул здоровую руку в рукав. Потом обошел его со спины и стал аккуратно проделывать то же самое с правой рукой. — Предположим, что я так счастлив, что вынужден оставлять засосы. Ибо только так весь следующий день могу убеждаться, что восхитительная ночь не была сном. Виктор фыркнул. Для него романтики в таком объяснении было слишком много. Тем более, когда речь шла о любовнике, а не о любовнице — некоторые женщины обожают такие сказки, это Хил знал доподлинно и это было нормой, но с парнями, которые западают именно на подобную чушь, Вик предпочитал дел не иметь. Пользуясь случаем, Виктор с ухмылкой вернул Эштону шлепок по бедру, чтобы хоть как-то опошлить и тем приблизить объяснение к их реалиям. Зацикливаться на образах не очень хотелось. Эштон скептически выгнул брови и с огромной долей сарказма во взгляде посмотрел на любовника: — Неужели кто-то покупается на подобную чушь? Он фыркнул, рефлекторно двинул бедрами, стараясь уйти от шлепка, и сказал: — Пошли, романтичный мой, расскажешь мне еще что-то столь же абсурдное, пока мы будем гулять по тихим аллеям нашего пристанища. — Покупается, и еще как, — хмыкнул Виктор. — Обычно текут. Но у некоторых стояк. Повязку на меня надень, — попросил Хил, кивая на белую перевязь на глаз. — Так я буду более лиричным героем, когда стану читать тебе сонеты Шекспира. Эштон фыркнул. Романтичные речи он никогда не воспринимал, даже в подростковом возрасте. Надев повязку, он отошел от любовника. — Все, герой-любовник, для выхода в свет ты готов. — Ага. Бутерброд только захвачу. Мне без завтрака тяжко. Виктор двинулся было к кухне, но покосился на Эштона. — Если в холодильнике нет готовой нарезки, мне придется просить тебя. Резать одной рукой сложно. Хил как-то виновато дернул плечом — напрягать других своей беспомощностью ему не нравилось. — Не парься. Бутерброды я делаю прекрасно, это мой кулинарный талант. Единственный, к слову, — фыркнул Эштон, первый подходя к холодильнику и доставая оттуда колбасу и сыр. Быстро нарезав продукты, он обмазал хлеб майонезом, сверху положил колбасу, потом сыр. — Держи, — протянул он бутерброд Виктору. — Спасибо, — отозвался Виктор со смешком, приняв еду, — теперь пошли. И не забудь карту, как в прошлый раз. — Ну, со мной в этот раз ты,так что в коридоре точно спать не будем, — пожал плечами Эш. -Ты же решаешь любые проблемы. — Ага. Влезу в окно по водосточной трубе, — фыркнул Виктор, подходя к двери и притираясь к замку задним карманом, в котором лежал ключ — обе руки были заняты. — А меня попросить никак? — закатил глаза Эш. — Хотя так намного сексуальнее. — Ну вот видишь. И у безрукости есть плюсы, — кому и было об этом говорить, то вряд ли Хилу. Виктор пихнул бедром дверь и вышел в коридор, бодро поедая хлеб. Эштон шел за ним, запирая дверь. — Я еще не все успел рассмотреть, — сказал он. — На улице в смысле. А территория тут большая, судя по всему. Так что нам предстоит долгая прогулка. Надеюсь, что с приключениями. — Это какие, например? — поинтересовался мужчина, не скрывая в голосе настороженности. Не на все приключения он был бы согласен. — Не знаю, — Эштон развеселился. — Может, клад найдем. Эта же клиника старая, территории тоже старые. Всегда мечтал найти клад, — улыбнулся парень. Он явно снова перешел в свою стадию нормального парня. — Слышал я интересную идею для романтичного свидания с девушкой, — подхватил с ухмылкой тему Виктор. — По которому где-то закапывается коробка с фруктами, вином и бокалами; девушка ведется под луной в нужно место, ей вбалтывается красивая история о кладе, потом все раскапывается и распивается. Пожалуй, главным комментарием против такого свидания было: "да, дорогая, мы идем в темный парк, сейчас только лопату захвачу, а ты ничего не бойся", — мужчина хмыкнул. — Ты бы пошел, если б я стоял на пороге с лопатой и звал тебя в темный лес? — Я бы пошел, — сказал Эштон. — Но только из-за того, что я тебя неплохо знаю, и такой банальный способ убийства не для тебя. Но по поводу лопаты я бы прошелся. Правда, в байку не поверил бы. Если про клады все знают, то почему их еще не нашли? — Не там искали? — предположил Виктор. — Или специально сказали, чтобы искали там. Лично если бы я знал, что где-то зарыт клад, я бы не стал говорить про это место. — Это же легенды, — хмыкнул мужчина. — Как истории о затонувших галеонах с серебром, например. Когда человек знает, что "где-то там" находится клад, но не знает, где именно, он хочет заработать хоть как-то. И начинает продавать ее. А потом история расходится так широко, что смысл покупки отпадает, а мысли о кладе остаются. Но часто — попросту искажаются. — И все равно клад я хотел найти, — усмехнулся парень. — Пусть даже какую-нибудь ерунду, не сундук с золотом. Это все равно круто, как мне кажется. Я не романтик, но найти спрятанную кем-то очень давно вещь было бы неплохо. В этом есть своя атмосфера. — А письма? Пачку писем? — спросил Виктор, покосившись на любовника. — Письма — это личное, от этого еще интереснее. Может, ты не заметил, но я люблю лезть в чужие дела. — Тогда как-нибудь покажу целую пачку, — пообещал Хил. — Они очень старые, но неплохо сохранились. Правда, я их уже лет семь не доставал, наверное... Но не думаю, что они развалились за это время. — А у тебя откуда письма? — с уже явным интересом посмотрел на любовника Эштон. — Ремонт делали в родительской квартире, — охотно пояснил Виктор. — Она, знаешь, из старых, которые еще каминами отапливались. Потом дымоход закрыли, отопление провели, а камины в квартирах сносить не стали. Их даже некоторые использовали, предварительно получив разрешение и пробив дымоходы. И мы, когда туда переехали, оставили декоративной деталью такой. Потом, правда, камин посыпался, пришлось что-то делать. Думали снести и заменить на что-то более полезное. Но за декоративным плинтусом рабочие тайник нашли, представляешь? — Хил явно вернулся в весьма давние времена, когда был еще подростком. — И что там написано? — спросил оживившийся Эштон, не отрывая взгляда от Виктора. Сейчас его выражение было почти такое же восторженное, когда Виктор выпускал огонь изо рта в гостиной у Мартина. — Письма жене от промышленника. Он на фабрике пива работал, судя по содержанию, на заработок уехал. Жене о жизни своей писал, о любви. Там целая пачка их, присланных. Но точного содержания я уже не помню. Но угадай, какая дата под ними, — предложил Виктор. — Как думаешь? — Видимо, очень давняя, раз дом старый, — хмыкнул Эштон. Они вышли уже на улицу и направлялись по совершенно нелюдной аллеи. Погода вообще не слишком располагала для прогулок — оросил небольшой дождь и дул несильный, но промозглый ветер. — 1933-1935-е года, — самодовольно поведал Виктор, не сильно обращая внимание на погоду. Эштон сунул руки в карманы джинсов, но на этом пока ограничился. — Они два года только переписывались и не виделись? — Понятия не имею, — покачал он головой. — Были только эти, а по содержанию уже не помню. Но сам факт. Им больше семидесяти лет. — Привези мне их потом, — попросил Эштон. — Надо же себя чем-то занимать, пока ты будешь тренировать своих учеников. Или как вы их называете? — Ученики, — кивнул Виктор. — На следующей неделе снова можно будет в город выбраться. Снова в клуб? — Не думаю, что со сломанной рукой тебе захочется в клуб, — Эштон хмыкнул, кинув быстрый взгляд на Виктора. Не то чтобы он внезапно вдруг стал ценить его мнение настолько, чтобы жертвовать своим, но чувство вины никуда не ушло. Просто притупилось. — Буду пить в баре, — пожал плечами мужчина, — и залипать в пространство. — А потом смотреть, как меня мучает совесть? — Эштон скептически приподнял брови. — Впрочем, когда я пришел к тебе вусмерть пьяный и упоротый, ты сказал, что был бы совсем не против, если бы я не был под кайфом, верно? — Ты еще и подробности помнишь? — поинтересовался Виктор. — Ну, в общем-то да, не против. Если ко мне, а не к кому-либо другому, — хмыкнул он, прихватив Эштона здоровой рукой за талию. — У меня есть проблемы, но не с памятью, — усмехнулся Эштон. — Так почему не против? Ты думаешь, когда я пьяный, то готов на любое твое предложение? — он повернул голову в его сторону и хитро улыбнулся. — Давай зайдем с другой стороны, — предложил Виктор. — Почему я должен быть против? Хочешь, чтобы я, по возвращению, тебя опять под холодный душ подсунул, а потом посадил на цепь, не выпуская на улицу вообще? Другой вопрос — какого хуя ты напился, почему я не в курсе и не встречал тебя; но то, что после этого ты ко мне пришел, а не куда-то там, то я только "за". — Я не помню зачем к тебе вообще поперся. Так бывает — под кайфом приходит какая-то вещь в голову, когда выходишь из этого состояния не все помнишь. Но ты тогда снова поставил мне условие, — пожал плечами Эштон. — Видимо, я хотел предложить какой-то выход. Но не успел — ты меня потащил в душ. — Интересно, какой? — скорее, риторически спросил Виктор, передергивая плечами — не столько от непогоды, сколько от воспоминаний того "радужного" утра. — Понятия не имею. Но передоз я не планировал, и того, что ты меня засунешь в клинику тоже. Вообще, я не планировал бросать. Тем более, я до сих пор считаю, что у меня нет зависимости. Уже почти неделя прошла, а у меня даже руки не потянулись, — хмыкнул Эштон. — Потому что тебе детокс в клинике провели, потому болезненной ломки нет, — ответил Виктор. — Хм. Ты ведь обычно в клубе принимал? В последний наш заход руки не потянулись под музыку не только выпить, но и вынюхать ради стимула и по старой привычке? — мужчина поднял голову, рассматривая небо, а потом покосился на любовника. — Честно и положа руку на сердце. — Я не каждый свой поход в клуб принимал, — покачал головой Эштон. — Из пяти походов четыре — да, принимал. Но мог обходиться без этого. Но в последний наш заход руки не потянулись. Потому что повода не было, — Эштон глубже протиснулся руками в карманы и тоже посмотрел наверх. — Я был расслаблен, мне было и так неплохо. — Если вдруг все же потянутся, вспомни, пожалуйста, что ты не зависим, — фраза должна была быть ироничной, но у Виктора она вышла уж слишком искренней и просящей. — Ты мне стриптиз обещал, кстати, — в который раз вспомнил мужчина, и тон был не напоминающий — мысли вслух, не требующие быстрого воплощения. — Я смотрю, у тебя тоже проблем с памятью нет, — хмыкнул Эштон. Потом внимательно посмотрел на любовника и чему-то удовлетворенно кивнул. — Будет тебе сегодня стриптиз. Но с одним условием — ты до меня не будешь иметь право коснуться с того момента, как мы начнем. Как тебе? — Да я и возможности иметь не буду, по сути-то, — с каплей горечи хмыкнул Виктор, качая головой. — Одной рукой дрочить, другая сломана, куда уж тут касаться тебя? Эштон поморщился и с укоризной посмотрел на Виктора. — На стриптиз не дрочат. Он должен вызывать эстетическое удовольствие. Ты же не дрочишь на фильмы с эротическими моментами? Ну ладно, — вздохнул парень, потом чуть подумал и высказал еще одно условие. — Себя тоже не трогаешь. — А потом? — безнадежно поинтересовался Виктор. — Снова лежать пластом, пока ты будешь "оттанцовывать" сверху? По всему было видно, что Хилу это не столько не нравится, сколько попросту его угнетает. Быть в сексе настолько пассивным Виктор не привык. Но отказываться из-за этого тоже было бы неправильно — впереди целый месяц, да и настрой должен смениться, как только любовник начнет танец. Виктор подозревал, что зрелище будет то еще. — Ладно, — выдохнул он. — Тогда с меня тоже два условия. Первое: повторим это после снятия гипса. Второе: предварительно ты снимешь с меня всю одежду выше пояса. — Идет, — легко согласился Эштон. На эту уступку он пойти мог совершенно просто. В конце концов, активная роль снова будет его. Именно этого ему не хватало в сексе с Виктором. Конечно, связывание и прочее тоже было довольно неплохо, но Эштон не привык так всегда вести себя. И лежать, просто раздвинув ноги, тоже не было его привычкой. — Тогда с тебя достать бутылку вина и.. — он снова задумался, потом посмотрел на Виктора с многообещающей улыбкой. — И несколько свечей. Свечи еще куда ни шло, но протащить вино было сложнее. Реабилитация страдающих алкоголизмом тут тоже проводилась, потому алкоголь входил в разряд табу. Периметр был двойным и контролировался камерами, на входе... Сумки проверяли, конечно, но учитывая фиктивность положения Эштона, с парой извращений устроить все было можно. — Бутылки не обещаю, а вино будет, — кивнул Виктор. — Свечи тоже. Какую музыку возьмешь? — полюбопытствовал он. — Надеюсь, не пошлые саунды под стать дешевым кабарэ. — Сразу видно, что ты не видел стриптиза в моем исполнении. Я эстетик, Виктор, — Эштон продолжал довольно улыбаться. — Больше я ничего не скажу. Жди вечера. Думаю, равнодушным не останешься. — Эстет, — поправил Виктор и хмыкнул, — эстетик, тоже мне. После обеда пойду, значит, добывать вино и свечи. Фастфуд, может, захватить какой? Или пиццу? — И я плохо учился в школе, так что не придирайся, — Эштон и сам понял свою оплошность, но проигнорировать не мог. — Добудь лучше фрукты. Фастфуд к вину не подходит. Впрочем... Нет, — тут же передумал он. — Пошли туда, — он показал в сторону крытой беседке. — Я замерз. — Так что "нет"? — спросил Виктор, кивнув и двинувшись следом за любовником. — Все же фастфуд? Фрукты и так есть, а гамбургеры не обязательно есть под вино, — пожал он плечами. — Нет, не хочу гамбургеры, — качнул головой Эштон, уже успевший с головой удариться в планы вечера. Мысленно он все планировал, расставлял по полочкам, потом смахивал и расставлял обратно. Одного он не учитывал — по полочкам он не умел расставлять никогда. Импровизация и только импровизация. Сев на скамью, он задумчиво глянул на Виктора, но смотрел сквозь него. Но опомнился, тряхнув головой, — Но если ты хочешь, то бери, что заблагорассудится. Аппетит приходит во время еды. — Понял, — хмыкнул мужчина, поставив мысленную галочку взять еды все же на двоих — не пропадет, в любом случае. — Может, тебе еще смазку какую пахучую прихватить? — с каплей иронии, но весьма серьезно поинтересовался Виктор, придвигаясь ближе и приобнимая за плечи замерзшего любовника. Эштон наградил его уничтожающим взглядом. — А потом мы вместе примем ванну с пеной, займемся сексом на шелковых простынях и поженимся на следующий день, — сказал он. Он не стремился делать вечер романтичным. Во всем была своя практичность. Вино — расслабляло, свечи правильно приглушали свет до интимности. — Окей, то есть я покупаю еще и клубничную пену для ванн, — серьезно кивнул мужчина. — Простыни беру черные или лучше атласно-красные? — Кольца не забудь, — закатил глаза Эштон. — Обязательно с огромным бриллиантом, чтобы я руку поднять не мог. — Тогда, полагаю, нужно и платье. Белое, — хмыкнул Виктор. — А женить нас Барри будет? — Эштон откинулся на спинку скамейки. Разговор не казался ему смешным или просто забавным, но признать то, что шутки по поводу его подготовки немного зацепили не мог. Виктор стиснул зубы и выдохнул. Шутка ушла в ту степь, в какой могла перейти в ругань. — Отмотаем лучше назад, — предложил он, притягивая Эштона на свое плечо. — Возьму хавки на двоих, а там — как пойдет. Эштон слегка насупился. Он уже успел потерять приподнятое настроение и теперь просто смотрел в сторону улицы. Правда, отодвигаться от Виктора не стал, укладывая ему голову на плечо удобнее. — Уверен, мы со стороны сейчас выглядим именно так, как ты собирался провести вечер. Сопливо. — Тебе удобно? — полюбопытствовал мужчина. — Тогда и не дергайся. Как все выглядит со стороны, Хила интересовало мало. Изнутри романтики было не очень-то много — в одном спальнике с Николсоном было явно по-романтичнее, не считая холода, от которого они так спасались — скрываться ни от кого тут тоже нужды не было. Ну и похуй, дел-то. — Но можно вернуться и переодеться, если тебе все равно холодно. — Здесь ветер не дует, так что нормально, — дернул плечами Эштон. От тепла, исходящего от тела Виктора, действительно становилось теплее. Да и не настолько он замерз, чтобы идти переодеваться, потом возвращаться обратно. — Смысла не будет потом возвращаться обратно — обед скоро. Послушай... — он сейчас и сам не знал, зачем снова заводил эту тему. — Почему ты не соглашаешься на операцию? Мужчина ответил не сразу, не столько обдумывая ответ, сколько просто подвиснув и коротая те секунды, которые ушли бы на тяжкий вздох, которого Вик не сделал. От Эштона тоже не отстранился. — Я не знаю, что это за операция и чем она кончится. Не считая просто выброшенных денег, если я не начну видеть, глаз после этого может воспалиться с последствиями, или я могу попросту не выйти из-под наркоза. Что тогда? Николсон был прав — Виктору нужны были факты. Вместо мужчины вздохнул Эштон. — Хорошо. Я понимаю, что ты не хочешь рисковать лишний раз, да еще и такими вещами. Но если я соберу тебе достаточно информации, ты обдумаешь вариант операции? Вик только пожал плечами. — Обдумаю, — все же сказал он. — Но это не значит, что я соглашусь или позволю потом ебать мне мозг, беря согласие измором. На всякий случай предупреждаю. Спустя несколько секунд, Виктор добавил: — Спасибо. — Да пока вообще не за что, — дернул плечами Эштон, не понимая за что его тут можно благодарить. Разве что за не функционирующий глаз и нерабочую руку. — Все равно спасибо, — хмыкнул Виктор. — Согрелся? — Да, — снова дернул плечами парень, который успел уже и пригреться. — Пойдем дальше мерзнуть? — Еще можем остаться тут или пойти в корпус, — предложил варианты Виктор. — Ты бассейн со спортзалом посмотрел или так и не добрался? — Я не слишком похож на любителя спорта, так что спортзал меня мало интересует. А вот бассейн — это хорошо, — отозвался парень. — Так что пошли смотреть. И все-таки сколько ты отвалил за все это? — Много, — пожал плечами Виктор, поднимаясь и отправляясь в сторону главного корпуса. Потом все же полез в карман за телефоном и откопал в почте присланный счет, который потом пересылался отцу Эштона. — Вот, — мобильный перекочевал в руки парня, — вот полная стоимость, вот половина, которую вернул мне Кайл. Оно дешевле раза в два, если по-настоящему, но ты ж тут «на отдыхе». — Охуеть, — выдал Эштон. — Надеюсь, ты не ограбил банк ради моего отдыха? Он снова глянул на экран, потом в уме прикинул свои сбережения и понял, что сможет отдать только половину. — Ладно. Отцу деньги я отдам позже, — хмыкнул он. — Я же говорил, что давно копил и не тратил. Половину твой отец возместил, так что у меня действительно была возможность выкупить чисто документы, не заставляя тебя торчать тут полный срок. Мужчина бросил взгляд на корпус интенсивной терапии через дорогу. Поморщился и выдохнул. — Я не собираюсь принимать у тебя деньги. Я и сам могу все заработать. В крайнем случае, пойду дальше танцевать стриптиз в Руно. Неплохой доход, между прочим, — Хмыкнул парень, снова засунув руки в карманы. — Да, но на _данный_момент_ плачу в любом случае я, — отозвался Виктор. — Ладно. Ты все равно решил остаться, а уж с этой суммой мы как-нибудь разберемся. Проходи, — Виктор открыл дверь корпуса. — Налево. Эштон повернул, куда сказали. Ему не очень нравилось сидеть на шее у любовника. Конечно, до этого ему неплохо помогал отец, но это воспринималось словно так и надо. — Все равно я не считаю, что это правильно. — Давать друзьям в долг — нормально? — полюбопытствовал Виктор. — Нормально, — не очень уверенно отозвался Эштон. — Но я не твой друг. И это больше похоже на содержание. — Слушай, — выдохнул Вик, понимая, что проще пояснить, чем парировать прицепки любовника, — в мои планы никогда не входило держать на своей шее иждивенца. С клиникой я все устроил из лучших побуждений; считал это лучшим из имеющихся выходов. И если все "похоже на содержание", то как раз потому, что ты воспримешь все правильно, не как данность и на шею затем и не сядешь. Хочешь потом вернуть деньги — можешь вернуть. Только не акцентируй на этом внимание и не превращай меня в банк, выдавший тебе кредит с бешеными процентами. Я _тебе_ помогал, а не долгосрочные вложения делал. — Что ж, пусть будет так, — дернул плечами Эштон. — Если тебе так больше нравится думать. Он не мог относиться к этому так просто, но пообещал себе, что не будет обращать внимания. — А как нравится думать тебе? — спросил Виктор. — Что я пытаюсь сделать тебя себе обязанным или что? — Нет. Что ты совсем не подумал о том, как буду себя чувствовать я. Понимаю, ты хотел как лучше... Но что бы ты делал, не согласись бы я на клинику? Если бы не было угрозы попасть под надзор отца я бы и не согласился. — Я оплатил все тогда, когда ты уже согласился, — сказал Виктор. — Если бы ты не пошел, я бы выплатил "неустойку", место отдали бы кому-то еще. Вот здесь, — мужчина кивнул на дверь и открыл ее. Там по правой стороне коридора шли окна и на ярус ниже виднелся бассейн, — бассейн. — То есть ты хочешь сказать, что насильно бы ты меня не тянул? — Эш скептично выгнул брови — в этом он очень сильно сомневался. В конце концов, он бы просто стал лгать, что перестал принимать, как это может делать и сейчас, в принципе. Даже если Виктор будет торчать с ним в Руно — он все равно большую часть времени собирается проводить на крыше. Просто пока действительно не хотелось. — Жаль, что я не взял плавки, — хмыкнул парень, переходя на другую сторону от Виктора, чтобы лучше видеть. — Плавки привезу тебе. До передоза — тянул бы, — невесело хмыкнул Виктор. — Но тогда, сам понимаешь, ты бы не в клинике прохлаждался. А потом... Потом я понял, что тебя максимум можно уговорить. Что, закрой я тебя в подвале, толку бы от того было... Но я предупреждал, что это сделаю, а ты не отказался, значит, где-то в глубине, ты хотел этого. Правда, после детоксикации... — Хил подвис, понимая, что сказал слишком запутанно. — В общем, после детокса, отказаться от которого ты не имел возможности, необходимость решительных мер с мой стороны отпала и появилась реальная возможность договориться. Я бы не примирился, если бы ты принимал, — покачал он головой. — Я бы смог тебя уверить, что я не принимал, — усмехнулся Эштон. — Что перестал принимать. И не давал бы повода усомниться. Как твой Лео. Эш снова сунул руки в карманы, слегка поджал губы и продолжил: — Какая тебе разница вообще была? При тебе я не употреблял, под кайфом ты меня не увидел бы, если б я тогда к тебе не приехал. А подвал был не выходом, действительно. Слишком много проблем, времени и уголовной ответственности. А толку — ноль. Едва бы я оттуда вышел я бы назло упоролся. Виктор пропустил мимо ушей выпад с Лео, хотя губы упрямо поджал и помолчал немного. — Тогда почему ты не отказался от меня, когда я сказал, что пойду на это? — спросил он. Говорить о том, что "уверил бы, что не принимаю" весьма бы подошел, Вик не стал. Тем более, что Эштон и сам это знал. А отвечать на его вопрос смысла не было — Эш прокололся, и Виктор взялся за дело. Все просто. — Потому что я не могу просто взять и отказаться от человека... С которым... С которым мне комфортно, — чуть замявшись, но он все-таки ответил. Виктор наклонился, опираясь локтем на поручень, проведенный вдоль всей стены под окнами, и вздохнул. — Тогда давай искать компромисс, Эштон. Я не просто так ставил условие, у меня есть на то причины, и ты их теперь знаешь. Я не хочу, чтобы ты снова взялся за наркотики. И хочу, чтобы ты был со мной честен. Но у тебя всегда есть в запасе второй вариант: "делать как Лео". Виктор хмыкнул почти обреченно, будто где-то в глубине был уверен, что рано или поздно Эштон перейдет к этому второму варианту. Не сможет, не удержится, сорвется, но будет скрывать до последнего. И вся честность, которой вечно не хватало Виктору, снова уйдет псу под хвост. Впрочем, если мужчина не будет об этом знать, вариант был удобоварим. В противном случае, все пойдет по кругу. — Я не хочу делать как твой бывший любовник, — поджал губы Эштон. — И я совершенно на него не похож, если основываться на том, что ты мне о нем рассказал. Он был домашним, а я слишком дикий, как ты однажды сказал. И я не люблю, когда мою свободу выбора ограничивают — мне всегда хочется сделать все наоборот, — он встал рядом с ним , смотря вниз. — То есть мне нужно макнуть тебя головой в мешок наркоты и орать "нюхай, сука!", чтобы ты послал меня и зарекся нюхать на всю жизнь? — Виктор хмыкнул, не скрывая саркастичности вопроса. — Или все же воспользуешься случаем и с фразой "раз ты разрешил" отправишься развлекаться? Хил подозревал, что было бы все по второму сценарию. И в этой связи "всегда хочется сделать все наоборот" теряло это свое "всегда" и теряло в цене. Это не было тогда принципом, это было детским капризом, избалованным тем, что ему запрещали обычно именно то, чего хотелось больше всего, заставляя делать то, чего не хотелось вовсе. Стоило заставить делать как раз то, что хочется, и натолкнуться на принцип уже не придется — все равно сделает, ведь это именно то, чего хотелось, а аргумент "ты разрешил" весьма здесь удобен. По крайней мере, так полагал Виктор. Эштон повернул голову к нему и выгнул бровь: — Разрешил? Ты забываешь, что мне вовсе не надо разрешать что-то. Мне не пять лет уже очень давно. Парень отвернулся и фыркнул. Виктор все еще пытался строить отношения по своему сценарию, так и не поняв, что Эштон вовсе не из тех, кто довольствуется чужими планами на ход событий, а строит свои. Да, он готов был иногда идти на уступки, но не прогибаться целиком под человека, как бы комфортно с ним не было. — Ты не понял... — начал было Виктор пояснять, что в приведенном примере он вовсе ничего не разрешал, а попросту принуждал к определенного рода поведению, на что у Эштона, в его теории, реакция была бы негативной, а в теории Виктора — положительной, но аргументированной так, чтобы этого не было заметно. — Забей, — вместо этого покачал он головой. — Как на разных языках говорим. Вскидываешься на каждое слово так, будто я не разговариваю с тобой, а уже ультиматум ставлю. — Потому что твоя натура все контролировать совершенно не подходит моей. Потому я и сказал, что я тебе не подхожу. Тебе нужен кто-то спокойный, а меня перевоспитать не получится, — Эштон выпрямился. В том, что Виктор подходил ему самому он не сомневался. Мужчина умел в подходящий момент удержать любовника от глупых поступков, пусть и с трудом. Мало кто мог влиять на Эштона. — _Я_ тебя перевоспитывать не стану, я тебе не нянька, — оскорбился Виктор. По его мнению, что-то исправить в человеке мог все же только он. Голос мужчины звучал напряженно. — Ты это делаешь _сам_. Либо _не_делаешь, но принимаешь вид, будто сделал. Либо не принимаешь, и в этом случае, степень _моего_ комфорта рядом с тобой уйдет в минус, сведя к нулю и _твой_ комфорт, а я попросту самоустранюсь, потому что иначе будет еще хуже. Это не шантаж, это расклад — простой как дважды два. Никакого давления: _ты_ выбираешь то, что _тебе_ больше нравится. И я не понимаю, почему объясняю тебе это уже второй или третий раз, дожидаясь, когда _ты_ примешь _свое_ решение. Фыркнув, Виктор выпрямился и, не дожидаясь Эштона, направился обратно по тому же пути, по которому они пришли. Иных выходов из ситуации Вик не видел, потому не видел и смысла продолжать разговор. Эштон вздохнул, закатил глаза и догнал быстрым шагом Виктора. Обогнав его, он встал перед ним, скрестив руки на груди. — А если я не хочу ничего решать, не хочу перевоспитываться и не хочу расставаться с тобой? И не дам тебе самоустраниться? Что тогда, Виктор? — ответа он дожидаться не стал. Только фыркнул, кинув. — Ты сбегаешь от любых трудностей, как и все. Или пытаешься их решить. Но не пытаешься их понять. Теперь уже Эштон увеличил скорость шага, явно не собираясь дожидаться любовника. — Что понимать, Эш? — развел руками Виктор вдогонку любовнику. — Что есть люди, которые без наркотиков не могут? Я это _по себе_ знаю. И не собираюсь мириться с наркотиками в моем окружении. И знаю, что "будет тогда": _пиздец_ будет, Эштон. Либо тебе, либо мне. Хмыкнув, Виктор замедлился, переходя на прогулочный шаг, и сам себе добавил: — ...а скорее всего — нам обоим. И "пиздец" этот мог принять совершенно разные формы. Эштон рефлекторно тоже стал идти медленнее. — И ты предлагаешь себе просто сбежать, чтобы было меньше проблем? Если так, то сбегай сейчас — уже пора, — фыркнул парень. Он говорил несерьезно, но в каждой шутке, как говорится. — Я не просто сбегаю! — рыкнул Виктор. — Я сбегаю оттуда, где я одновременно бессилен терпеть и бессилен что-либо изменить! Мужчина прихватил здоровой рукой Эштона за плечо, дернул, разворачивая, и толкнул к стене. — А что предлагаешь ты, прости?! — рявкнул он, припечатывая Эша. — Ты хоть что-то предложил? Хоть что-то попытался сделать, или тебя хватает только на упрямое "я. так. хочу."? Ты хочешь нихуя не сделать и иметь все разом! Так _не_бывает_. — Если ты знаешь иной выход, то предлагай, блять, — уже пора! — продолжил он рычать. — И попробуй сделать это _не_ под кайфом! Ну?! Я слушаю тебя! Предложение года, которое разом решит ВСЕ ПРОБЛЕМЫ. Предлагай, гений! Эштону не нравилось такое поведение, не нравилось, когда на него рычали и требовали что-то. — Не собираюсь я тебе ничего предлагать, — с ледяным спокойствием сказал он. Спокойствие было напускное, силой воли удерживалось раздражение. — В данный момент, у меня нет предложений и желания их делать. Эш его оттолкнул, идя дальше по коридору, теперь уже не замедлив шаг. Виктора сейчас не боялся — тот не так был активен, как с двумя руками, пусть и швырнул его о стену не так уж и слабо. — Тогда не говори, что _я_ сбегаю ото всех проблем, — раздраженно фыркнул в спину любовника Виктор, не пытаясь его нагнать. Хватит с него беготни на сегодня. И вообще — хватит. Эштон еще раз фыркнул и направился прямиком в их палату. Там он зашел в спальню, забрал пепельницу и уселся на кровать, закуривая и открывая крышку ноутбука. Требовалось отвлечься. Виктор назад не вернулся. Он сразу двинулся к выходу, решив перекусить где-то за территорией и заодно купить вино со свечами — не сегодня, так завтра они понадобятся, не для стриптиза — так для чего-то другого. Нельзя было сказать, что Эштон злился. Он просто был раздражен упрямством Виктора что-то поменять, когда все наконец устаканилось. Парень просто бессмысленно лазал по сети, даже не особо вникая в смысл тех страниц, где лазил. Мысли занимало то, что стриптиз явно придется отложить — настроения не было. С другой стороны, можно было и не откладывать. Просто повернуть все по-другому.