Это все для тебя

Его бог всегда танцевал. Прохаживался легкими шагами по кромке сумасшествия. Всегда будил самые сокровенные, самые тайные его желания легкими движениями кистей рук, поворотами головы, летящими движениями танца. Он вынимал из груди душу, переворачивал ее, заставляя сделать сальто-мортале, а затем с непосредственностью ребенка оставлял на прежнем месте, чтобы продолжить свое вечное, органичное, как сама жизнь, движение. В тот - первый - день он разрезал толпу на индийской площади, словно луч света, танцуя между задумчивых и серых людей, обливая их фиолетовыми искрами своего волшебства. Танцующе-легко он взошел на эшафот. Порывистым, энергичным движением перерезал веревку, которая канатом соединяла пропасть между человеком, совершившим много зла, и ожидавшим его Адом. Он легко, естественно, подчиняясь какой-то своей внутренней мелодии, не дал этому человеку уйти в огонь, туда, где ему было самое место, туда, куда его так звало собственное имя.. - Агни, - тихий, струящийся голос выбивает мужчину из задумчивости, в которую он впал, наблюдая за тем, как прогуливается по саду его единственный Бог. Даже его походка похожа на танец, словно он родился с ритмом в крови, словно до самого последнего момента он будет танцевать, словно этими ритмичными, искряще-фиолетовыми движениями он — победит Смерть. - Да, мой господин? - Агни старается изо всех сил, и все же не может не пропустить в голос той нежности, которая овладевает им при одном только взгляде на его единственного Бога. - У тебя очень задумчивый вид, - голос Сомы смеется, глаза Сомы сияют ярче лондонского, индийского — всех солнц мира. - Мне кажется, ты что-то скрываешь от меня.. С этими словами принц срывает какой-то цветок, и теперь задумчиво смотрит на своего слугу, ожидая его ответ. Агни же — молчит, потому что просто не может врать своему единственному Богу. Ему, человеку, совершившему в прошлом много зла, кажется, что у него есть только один путь приобщиться к этому танцу, почувствовать это летящее движение, пьянящий ритм и восторг, сорвать в витиеватом полете пару планет с оси, исключительно потому что это вызовет улыбку на губах его Бога. - Я не хочу, чтобы ты что-то скрывал от меня, - Сома деловито вертит цветок в руках, по одному обрывая его лепестки, словно — гадает? Агни не дает ему завершить гадание, делает шаг ближе и сжимает своего единственного Бога в объятиях, ловит удивленно вскинутую руку, чтобы прикоснуться губами к тонким пальцам, начиная чувствовать уже знакомое сальто-мортале души, извержение вулкана на ее дне. Сома не сопротивляется, и отчасти именно поэтому Агни находит в себе смелость продолжить, сжать ладонь принца в своей ладони и провести языком по его призывно полуоткрытым губам, проникая глубже и в этот момент чувствуя, как тишина вокруг наполняется переливающейся, скользящей музыкой. Сердце стучит так, что, кажется, вот-вот поднимется к горлу, его стук уже слышен в висках, его стук удвоен другим сердцем, которое бьется с ним в такт. Через несколько секунд, оторвавшись от губ своего Бога, Агни уже смущенно опускает глаза, чтобы не встретиться взглядом с фиолетовыми искрами, чтобы слова, услышанные им, врезались в память еще отчетливее. - Это так — сладко.. - Сладко, - повторяет Агни в такт Соме. И в этот момент он как никогда более отчетливо понимает, что танец этого Бога — для него.