Пока мы вдвоем, мы точно не будем спать

В комнате сумрак. На закрытой крышке рояля стоит недопитая чашка с кофе, ставшим таким необходимым за прошедшие дни. Нет, ему нельзя сейчас так вот взять и расплакаться – он уже взрослый мужчина, правая рука десятого босса Вонголы. Бывшего босса… Прошло два дня после того, как он не вернулся с переговоров с вражеской семьей Мельфиоре. Хаято сидит за роялем в пустующей гостиной, пытаясь через музыку выразить все те накопившиеся внутри чувства, а иначе он не выдержит. Сейчас ему это просто необходимо, как доза для наркомана. От переизбытка эмоций тонкие пальцы то и дело соскальзывают с клавиш, придавая и без того напряженной мелодии нотки сумасшествия. Гокудере хочется убежать, уехать куда-нибудь подальше, чтобы никто не видел его в таком состоянии, но он не может. Не может оставить Вонголу, лишенную своей основы, своих друзей и союзников – он поклялся в верности Саваде Тсунаеши и не нарушит своего обещания даже сейчас. Гокудера утыкается лбом в сложенные на клавишах руки – инструмент возмущается разносортными нотами, которые медленно затихают, погружая комнату в молчание. Глаза неимоверно щиплет, а к горлу подкатил ком, но Хаято еще держится. До предела обостренный слух различает каждый шорох, заставляя вздрагивать. Рядом слышатся мягкие шаги. — Уходи… — даже не посмотрев на вошедшего, сдавленно шепчет хранитель Урагана. — Хаято… — зовет знакомый голос, а на скамейку рядом садится Мукуро. Пришел поиздеваться? Посмотреть на чужое горе? Внутри все вскипает от гнева. — Я сказал тебе уходить! — изо всех сил выкрикивает Хаято, ударяя по клавишам кулаком. — Посмотри на меня, Хаято, — Иллюзионист не обращает внимания на грубость и вновь пытается обратить на себя внимание. Подрывник прерывисто вздыхает и поворачивается к Рокудо, глядя на него покрасневшими от недосыпа и невыплаканных слез глазами. — Ну чего тебе надо? — вымученно спрашивает он. Сил препираться просто не было. — Не сдерживайся, — просто говорит Мукуро. И Хаято вдруг слушается. Слезы чертят соленые влажные дорожки по щекам – Гокудера наконец-то дает скопившимся чувствам высвободиться. А хранитель Тумана притягивает его к себе, укачивая, словно ребенка и успокаивающе перебирая пряди пепельных волос. — Пожалуйста, не уходи… — просит уже успокоившийся подрывник, но Мукуро даже и не собирался его оставлять. Сегодня они не уснут: один просто не сможет из-за всего пережитого за последние несколько часов, а другой просто будет рядом, чтобы не дать первому сделать того, о чем он пожалеет. *** Мукуро ненавидит кофе. Он бы предпочел ему обычный чай, зеленый или черный – не важно. Но он все же отпивает этот горький напиток, потому что его пьет Хаято. У того в кабинете просто нет ничего другого. Со дня смерти Савады Тсунаеши прошла почти неделя. Гокудера сидит рядом с Рокудо на диване, совершенно забыв про свой кофе. Его лицо ничего не выражает, пустые глаза смотрят прямо, в одну точку. Но внутри у него буря – полученный во время путешествий по шести путям перерождения опыт позволяет иллюзионисту это понять. Для него это как музыка, а он сам, подобно талантливому композитору, распознает все ее тонкости. В мелодии души Хаято есть тихие нотки печали и разочарования, еле слышные - первой любви, давно переросшей в искреннюю верность, более громкие – преданности. Но было что-то, что не вписывалось в общую гармонию звуков. Резкие и глухие аккорды вины будто заглушали все остальные. И иллюзионисту невыносимо все это слышать. — Не бери всю вину на себя, — прерывает тишину он, поворачиваясь к Гокудере. Тот моргает, будто сбрасывая с себя оцепенение, и смотрит на Мукуро. — Хоть ты мне не ври… — вздыхает подрывник, а потом с каким-то странным сумасшедшим блеском в глазах подается вперед, ловя взгляд Рокудо. — Это я должен был обеспечить ему безопасность, понимаешь? А что я сделал вместо этого? Я проглядел, позволил в одиночку уйти на вражескую базу! И теперь его уже нет… По щекам снова текут невольные слезы. Хаято зло стирает их рукавом помятой рубашки и всхлипывает сквозь сжатые зубы, снова стараясь сдерживаться. Не получается – расшатанные за последние дни нервы не выдерживают, а любое упоминание Тсуны словно вырывает из сердца кровоточащие куски. Гокудера утыкается в плечо до сих пор молчащего иллюзиониста, сжимая в кулаках его футболку, и снова дает волю слезам. Мукуро гладит его по вздрагивающей спине, поднимает голову за подбородок, заставляя смотреть на себя, стирает губами со щек соленые капельки. Подрывник прижимается к нему сильнее, обнимает Рокудо за шею. — Не останавливайся… — срывающимся шепотом просит он. Иллюзионист и не собирается отказывать ему. Он целует Хаято в обветренные губы, обнимая его за талию. Хранитель Урагана вкладывает всего себя в этот поцелуй, всю свою страсть, все эмоции, переполняющие его. Это помогает забыться, помогает окончательно не сойти с ума. — Мы можем зайти слишком далеко, — предупреждает Мукуро, глядя в затуманенные глаза подрывника. — Я хочу, — шепчет тот и тянется за очередным поцелуем. Сегодня они снова не уснут. *** Ночь. За окном льет дождь. У не зашторенного окна в своей спальне стоит Хаято и наблюдает за каплями, чертящими по стеклу мокрые дорожки. Через неделю на место своеобразной истерики пришла апатия. Нет, он все еще винит себя в смерти Десятого, но уже эмоционально выдохся. Теперь, казалось бы, погода плачет за него. Ночь манит к себе, и Гокудера хочет прямо сейчас выйти на улицу под ливень. И уже собирается оторваться от окна, но уже знакомые мягкие шаги за спиной не дают это сделать. На подоконник с негромким стуком ставится чашка с привычным кофе, а Мукуро обнимает хранителя Урагана со спины. Подрывник вздыхает, даже не пытаясь вырваться. Они так и стоят молча: один снова глядя в окно, а другой наслаждаясь присутствием первого. — Хочешь снова его увидеть? — вдруг спрашивает иллюзионист, смотря вдаль поверх плеча Хаято. Гокудера вздрагивает от неожиданности и отрицательно качает головой. — Я просто не выдержу еще одного его исчезновения и осознания, что его больше нет, — отвечает он. — Да и тебе, наверно, будет не очень приятно быть чьей-то заменой. Хранитель Тумана неопределенно хмыкает и ослабляет объятья, отстраняясь. — Останься, — просит подрывник, поворачиваясь лицом к Мукуро, и снова первый тянется к нему. Хаято отдается своему любовнику и телом, и душой, как будто в первый раз. Мукуро еще ни разу не встречал подобных людей. Одна только его неприкрытая страсть дурманит не хуже наркотика. Гокудера тяжело дышит, жмуря глаза, вскрикивает от особо резких толчков, выгибается, теснее прижимаясь к любовнику. Пальцы судорожно цепляются за плечи иллюзиониста, оставляя покрасневшие пятна, которые скорей всего завтра станут синяками, и полукружия от ногтей. Внутри подрывника неимоверно горячо и тесно, Рокудо еле сдерживается, чтобы не начать вколачиваться в его тело, а тот, будто специально, еще сильней сжимает мышцы и стонет от смеси боли и наслаждения. Мукуро ласкает подрывника, целует шею, ямочку за ухом, щеки и, наконец, искусанные губы, вовлекая его в глубокий поцелуй. Хаято подается вперед, невольно сильнее насаживаясь на плоть иллюзиониста. Хранитель Тумана не может сдержаться и стонет сквозь поцелуй. Ладонь ложится на пах Гокудеры, гладит, подводя к разрядке. Тот разрывает поцелуй, вторит стону своего любовника, вновь сжимаясь так, что двигаться почти невозможно. А потом в глазах темнеет от накатившего удовольствия, сбившего и без того рваное дыхание. Два хранителя лежат в ставшей общей кровати. Сильные эмоции уже поутихли, и они просто наслаждаются присутствием друг друга. — А знаешь, если очень сильно верить в чудо, то оно исполнится, — ни с того, ни с сего говорит Рокудо. Хаято приоткрывает сонные глаза, непонимающе глядя на иллюзиониста. На лице Мукуро его привычная хитрая улыбка, которую Гокудера не видел с того дня – объяснять свои слова тот явно не собирается. Подрывник задумывается над сказанным, но мозг отказывается соображать, особенно под утро, а глаза слипаются. Минула еще одна бессонная ночь. А слова Мукуро хранитель Урагана поймет, когда, придя к гробу десятого босса Вонголы, увидит его – Саваду Тсунаеши из десятилетнего прошлого.