Подойду я к зеркалу

Когда вокруг тебя пляшут серебряные блики, а лунный свет пробивается сквозь плотно сомкнутые ветви деревьев с совершенно несвойственной ему силой, однозначно стоит ждать беды. Трандуил был глубоко убежден, что во всем виновато чрезмерно развитое чувство долга небесного морехода Эарендила, который считает своей прямой обязанностью присматривать сверху за самыми старшими из выживших. За теми, чей взор замутнен кровавой пеленой прожитых лет. Теми, кто окружен ореолом пыльной трухи и опасности. Кто до хрипоты спорил с Феанаро, кто прижимал истертые гардой меча ладони к сожженному северными ящерами лицу, кто смеялся в лицо создателю Колец. Не так много их таких и было, в общем-то - в любом случае, недостаточно много, чтобы сиятельный герой с проклятым камнем во лбу сильно перетрудился, наблюдая за ними. Предсказуемость. Скука. Провались она к Морготу за Грань. - Это довольно невежливо с твоей стороны, - негромко произнес он, не оборачиваясь, - Игнорировать пространство. Лесная ведьма. - Это меня-то ты называешь лесной ведьмой? - лукаво удивилась ночная гостья, и от ее древнего, безумно древнего голоса, некогда преодоленными ею волнами расходящегося по чертогам, короля пробрала ледяная дрожь на грани боли. Трандуил считал себя старым. Действительно старым, видевшим едва ли не самые яркие истории этого мира и давно уставшим от однообразного течения его существования. Но рядом с ней он был ребенком, и в этой ситуации его волновало не столько собственное достоинство, сколько один и тот же бесконечный вопрос: "Почему до сих пор не скучно ей?" Галадриэль - хотел бы он знать, как на самом деле нарекли при рождении эту всесветлую деву - не коснулась его, но по телу все равно проползла прохладная змейка бесконечной древности, словно бы она положила узкую ладонь ему на плечо. Знала ли эта бесстрастная рука тяжесть меча? Могла ли выпустить стрелу, сильно, с оттяжкой, так, чтобы на черных грубых доспехах врага смертным приговором осталась пробоина? Трандуил опустил веки - медленно, тяжело, как во сне, от которого никак не прийти в себя. Он снова открыл глаза всего через мгновение, что самому ему показалось тысячелетием. Еще одним долгим, очень долгим и очень скучным тысячелетием, полным войн, разрушений и совсем маленьких-маленьких радостей, почти незаметных в водовороте времени. Луна теперь светила иначе, Эарендил ехидно усмехался с другой стороны неба, звезды издевательски плясали польку, путаясь и смешиваясь друг с другом, и даже воздух внезапно ощутился чужим и неправильным, а листья сменили свой запах и цвет, отняв у короля его законную власть. "Добро пожаловать, сын Орофера", - бесстыдно усмехнулась Владычица, совсем-совсем не считаясь с этикетом. - Я в ненадлежащем виде для столь дальнего визита, прекрасная королева. О, каких усилий ему стоило произнести эти слова так спокойно, так равнодушно, как подобает согбенному под тяжестью лет! И если бы его усилия имели хоть какой-то смысл... Ничего умнее в голову не приходило. Король больше не был королем, он был лишь мальчишкой в богато расшитом халате, оставившим корону вместе с королевством далеко, за десятки лиг отсюда.  Галадриэль отворачивалась от него, неторопливо шла прочь, повинуясь шелесту листвы на золотых меллорнах - он знал это, даже не оборачиваясь, слышал, чувствовал всем внезапно полегчавшим телом, будто больше не было прожитых лет, и его самого тоже не было, а было лишь отражение в горном озерце, полном серебряных пород. - Хочешь заглянуть? Легкие словно переморозило на мгновение, и Трандуил, задержав дыхание, все же повернулся к хозяйке этой ночи лицом.  Конечно, он знал о Зеркале. Видел его тысячи раз, являясь к соседям с визитами. Всегда. Даже когда был молод, когда его отец был жив, а мир был в сотни раз чище. Он видел, как беспечно отмахивался от Его видений Владыка Элронд, он однажды своими руками оттаскивал от Него юную Келебриан, с тех пор ставшую лишь бледной тенью самой себя, он и сам не раз тянулся к ровной глади, на которой плясали белые небесные огни, но не осмеливался даже протянуть руки без разрешения Пресветлой.  Теперь разрешение было. А желания не было. - Почему сейчас? - и хотя его голос не дрожит, и хрипота не искажает ровного звучания, и лицо непроницаемо-пусто, они оба знают: король на грани, король в ужасе, у короля ровно, мощно и неудержимо бьется давно замершее сердце. - Загляни и узнаешь, - абсолютно невинно ответила ведьма, - Загляни, мой друг. Не страшись. Одной этой фразы хватило, чтобы рывком привести его в чувство. Трандуил наконец-то распрямил гордый стан, развернул плечи, и звезды сверкнули в его синих глазах отблеском не менее опасным, чем неглубокое дыхание Владычицы. - Мне неведом страх, - сказал он бесстрастно, и в голосе его прорезался суровый металл, услышав который, невольно ежились даже самые сильные его воины. Зеркало было... Равнодушным.  Оно смотрело ввысь, не в небеса, а в бесконечную глубину за ними, выше, дальше, туда, куда даже Творящим нет больше хода. Оно спрашивало, и ему отвечали, и это осознание шло по коже короля опасливым морозом.  Он вовсе не настолько безгрешен, чтобы не бояться заглянуть в лицо Вечности. И вовсе не настолько смиренен, чтобы, поддавшись страху, свернуть с выбранной тропы. - Оно покажет тебе, что было... Он в великом почтении - напускном, разумеется, ведь какое почтение может быть к жалким двумстам годам, что этот гном топчет всетерпящую землю - склоняет голову перед Королем-под-горой. Взгляд же его и мысли направлены лишь на того, кто стоит по левую руку от каменного трона... И невыносимо яркое сияние Аркенстона, прочно укрепленного над железной короной, полностью затмевает взор темно-синих глаз, полных радости жизни и молодости... И сердце дергается сильно и резко. - Что есть теперь... - Я никогда не поверю, что Трандуил, великий король, сдержит данное им слово!- гремит по всему дворцу глубокий низкий голос Короля, у которого нет Горы. - Слово, слово, слово... - отзывается чуткое в этих пещерах эхо. - Никогда, никогда, никогда... - настойчиво бьется в голове назойливая мысль. Да знаешь ли ты, гном, что есть Никогда?! - И то, что еще только может случиться... Он бежит по бесконечным пролетам, убивая так же легко и бездумно, как дышит. Кровь горит и кипит, как давно не горела, и в висках отдается бесконечное, злое, справедливое "Никогда, никогда, никогда", как девиз, как отсчет последних секунд, как чей-то предсмертный крик. Где-то там, высоко, в сотнях ступеней от него из натруженной мощной руки выпадает эльфийский меч. Бездонный темно-синий взгляд скрывают отяжелевшие в великой усталости веки. НИКОГДА. Все закончилось быстро. Быстрее, чем начиналось. Раньше, чем успела запеть первая малиновка. Легкий лесной ветер ударил в грудь не слабее кинжала.  - Ada? - тихонько позвал Леголас от дверей в королевские покои, - Проснись, прошу тебя. Гномы сбежали, нам нужны твои указания. Трандуил медленно и очень осторожно открыл глаза. Эарендил в последний раз подмигнул ему со своего высокого поста и растворился в первых лучах теплого, доброго, живого солнца, не имеющего ничего общего с древними светлыми девами, приносящими на хвосте одни неприятности.