Кошка тихо мурлычет у него на коленях

POV Гарри: «Привет. Давно не виделись, кошка». Я давно не встречал твоих глаз под капюшонами мимо проходящих прохожих. Я никогда не забуду то небо, что подарила мне ты. Мы разделены. Нас разделяют не километры и города, а чёртов мерцающий экран монитора. Он всегда мешал мне быть к тебе ближе, кошка. У тебя на страничке девять новых фото. Ты такая пафосная, красивая, на фоне дорогущего клуба, рядом с тобой высокий парень. Ты всегда таких любила. Рядом с ними ты чувствовала себя защищенной. Ты же такая у меня хрупкая, кошка. Снова куришь, кошка? А как же наши обещания друг другу? Забыты? Растоптаны? Нет. Просто нас уже нет, и нет ничего с нами связанного. Ни клятв, ни обещаний. А сигареты... Они же всегда тебе помогали. Ты сидишь у него на коленках и тихонько мурлычешь в такт тихому, спокойному, бархатистому голосу твоего нового парня. Ты думаешь о том, как уйдешь. А он, когда ты уйдешь в очередной раз, даже не задумается, ведь ты часто так уходишь. Ты же кошка. Часто гуляешь по ночам, под сводами мрачного неба, смотришь на то, как разводят мосты. Он даже и не подозревает, что на этот раз все серьезно. И что твоих вещей в шкафу больше нет. Только тоненький аромат твоего парфюма витает между его рубашками, которые ты так любила носить. Ты всегда уходишь. После первой ночи или после многих ночей, когда тебе просто не захочется встать и приготовить ему завтрак. Наверное, так умирает любовь. А ты в который раз уходишь, забывая у каждого из них маленькую частичку своей любви. Вот почему полюбить тебе все сложнее. Может, однажды, тот, кого ты оставила, будет сидеть, вот так же, перед экраном мерцающего монитора, смотря на твою страничку, и писать тебе письмо. А в нем называть тебя нежно и с тягучей тоской: "Кошка". Ко-о-ошка. Такая тягучая грусть в этом слове, безумная свобода и тепло. Кошки ведь гуляют сами по себе. А пока ты сидишь у него на коленках и тихо мурлычешь в такт его голосу, пока он даже и не подозревает, что завтра тебя может не стать, и его планы на дальнейшую жизнь рядом с тобой будут разрушены. *** Изгибы тела. Мягкие губы. Покатые плечи. Легче забыться, чем обсудить то, что с нами происходит. Ты вернулась. Так никогда не делают похожие на тебя. А все из-за одного моего ответа. — Что бы ты сделал, если бы я вернулась, Гарри? — нелепый вопрос, но я, кажется, знаю на него ответ. Он, наверное, слишком прост, но ей и не нужно было формул, теорем и доказательств. Ей нужно было просто то, что я мог ей дать. — Я бы любил тебя. Звонок в дверь. Около часу ночи. Она заснеженная и холодная-холодная, только из зимы. С маленьким красным чемоданом. — Люби же... Бросает чемодан на пол и прижимает мою грубую руку к своему сердцу. Оно сбивается с ритма, стучит наперебой. — А знаешь, мое небо без тебя все равно, что любое другое. Я улыбаюсь. Просто, а главное — ей нравится. Не лживо прижимаю хрупкое тельце к себе. — Ну, заходи. Долго же я ждал. Она заходит на знакомую кухню. Наливает нам чай и садится привычно в кресло. Будто бы только вчера я ушел на работу, а она не собирала чемоданов и никуда не уезжала. Будто бы и не было этих четырех с половиной лет, разделяющих нас. Она замечает бумажку на столе. Это мое письмо ей, написанное год назад. Она читает, судорожно хватая то чашку чая, то мою оледеневшую от холода из форточки руку. Прозрачная слеза катится по раскрасневшейся щеке, и она шепчет: — Я никуда больше не уйду, Гарри. — А я никуда больше тебя не отпущу, — обещаю я.