Язычник.

Юноша устало прилег на разогретый мягким вечерним солнцем камень, тяжко вздыхая. Сегодняшний день ноющей болью отдавался во всем теле, пробуждая в Абди желание избавиться от тяжелой одежды и всем телом прижаться к ковру из шелковистой горной лаванды. Самонадеянно полагая, что карта местности больше ни к чему, юноша, чуть нахмурив лоб от усердия, складывал из желтоватой бумаги птичку, обиженно бурча себе под нос: - Познать настоящий языческий дух, как же. И что, черт возьми, мне делать дальше? Следом были произнесены десятки обидных высказываний, поражающих воображение, в адрес его учителя, который и послал Абди на эту богами забытую гору, к полуразрушенному храму, увитому дикими плющом и виноградом, дабы познать истинную сущность своего божества. Пустив бумажную птичку в воздух, Абди провожал ее взглядом до тех пор, пока не почувствовал на щиколотке приятного покалывания, согревающего, словно воды горячего источника. Инстинктивно отдернув ногу, юноша оглядел камень на наличие опасности и, ничего особенного не приметив, вернулся в прежнее положение, зевнув во весь рот. Вид, открывающийся с горного обрыва, был воистину прекрасен: вся деревня, в которой жил Абди, будто помещенная в большой снежный шар, утопала в мутном розоватом киселе туманного зарева; мягкий ветер трепал цветочный ковер и тонкие деревца, мужественно вгрызшиеся в черствый камень горы; где-то поблизости пел родник, почти не заглушаемый никакими посторонними звуками. Эта идиллия совсем не сочеталась с тем, что творилось бы в это же время в деревне и ее округе. Совсем не сочеталась с безумными плясками у костров шумными компаниями, с повизгиванием мягкотелых деревенских девушек, подминаемых работящими мужичками в темных проулочках между параллелью деревянных домишек, с горланящими выпивохами, толпами вываливающимися из единственной на всю округу таверны. Все же Абди не мог привыкнуть к вечерней жизни деревни, сколько бы ни пытался... Юноша все больше погружался в какое-то эйфорическое состояние. Сознание медленно угасало, в глазах мутнело и расплывалось; земля задрожала, а воздух вокруг начал пульсировать, словно Абди накачали наркотиками. Прикосновения возобновились, теперь они ощущались уже не только на щиколотке, но и на запястье правой руки. Юноша откинулся на камень, запрокидывая голову и высовывая язык, чуть влажный от внезапно накатившего возбуждения. Чуть прикрыв глаза, Абди изогнул спину, покачивая бедрами из стороны в сторону и мыча что-то невразумительное. Небольшие склизкие щупальца, отдаленно напоминающие змей, появлялись будто ниоткуда. Их становилось все больше и больше, с каждой минутой они все крепче и крепче обхватывали конечности юноши, отвоевывая все новую и новую территорию. Сам же Абди изгибался, хныча и громко сглатывая, лоб и шея его покрылись крупной испариной, солеными каплями, скатывающимися на грубую шероховатую поверхность камня. Юноша совсем потерял разум, даже не успев осознать, что же произошло: токсины, выделяемые влажными щупальцами, проникли в кровь гораздо быстрее, чем можно было бы предположить. Несколько существ заползли в волосы, буквально накручивая последние на себя и прижимая голову Абди к тому же камню, ставшему едва ли не символическим алтарем для жертвоприношения. Пара щупалец пробрались под холщовую рубаху, обвивая уже привставший член юноши, парочка более мелких и тонких щупов забрались под крайнюю плоть и в устье уретры, заставляя Абди буквально захлебываться волнами наслаждения. Его тело горело, жар прибрежными волнами набрасывался на него, словно оголодавший дьявол на грешные души. Из покрасневших, распухших глаз юноши брызнули слезы, когда существо обхватило сначала одну плоскую грудку, а потом и другую, кончиками присасываясь к одеревеневшим соскам и жестко потягивая в стороны. Из уст Абди вырвался короткий возглас, его бедра взметнулись, сфинктер раскрылся, внезапно принимая прямо в себя толстое щупальце. Боли не было, лишь концентрированный сгусток наслаждения и пошлый звук от резкого вхождения слизкого щупальца. Рот Абди распахнулся так, что челюсть свело, чем тут же и воспользовалось существо, заняв собой еще и его. Найдя внутри юноши точку наслаждения, точку окончательной потери здравомыслия, точку, которая окунула Абди в поток похоти и разврата, оно, будто издеваясь, лишь слегка поглаживало его. Это ужасное чудище заставляло человека молить о продолжении, об окончании этой сладострастной муки, о желанной разрядке гениталий. Абди все больше распалялся и извивался, страдая от щупалец; слезы текли по его нежному юному лицу, капая на испачканную смазкой тентаклей поверхность камня и скатываясь на мягкую траву. Стоны эхом уносились вниз, с обрыва, к жителям деревни, но растворялись, смешиваясь с ветром, где-то на четверти пути, однако это, казалось, совсем не устраивало тентакли, поэтому вскоре они заставили юношу едва ли не кричать от удовольствия. В анальное отверстие постепенно вошло еще одно щупальце, и еще одно, и раз за разом они задевали простату, извиваясь в чреве, скручиваясь в клубки и двигаясь внутри Абди с бешеной, изнуряющей наслаждением до потери сознания, скоростью. Вздрогнув всем телом, руками и ногами вцепившись в камень, пленник изогнулся, издавая громкий гортанный крик и выплескивая свое семя на собственный живот. Разрядка была сильной, мощной, и, казалось, должна была избавить юношу от мучителей, но тентакли только удвоили напор, подводя Абди к такой высоты вершине, что падение с нее было бы бесконечно долгим полетом. Щупальца начали двигаться в чреве юноши взад–вперед, имитируя примитивные движения мужчины, скручиваясь между собой и снова распадаясь. Подобное трение доводило юношу до блаженства, окунало его в сладкую, ядовитую негу. Абди, совсем потеряв контроль над своим телом, начал подмахивать бедрами навстречу существу, с удовольствием поглощая все пошлые звуки, издаваемые соединением щупалец и его заветной дырочки. Языком он начал поигрывать с одним из тентаклей, посасывая его, словно свое любимое лакомство, словно язык своего умелого любовника. Одной рукой он сжал свой свободный сосок, пощипывая его, что приносило острую смесь боли и удовольствия, относя разряд импульсов к паху, а другой свою мошонку, перекатывая яички по ладони. Ресницы юноши трепетали от удовольствия, лицо приобрело похотливое выражение, по всему телу выступили блестящие маленькие капельки пота. Член его почти касался живота, замерев от пупка в паре сантиметров, и все время покачивался, ласкаемый ненасытным монстром. Одно из щупалец массировало устье уретры изнутри, а другие, столь же изобретательные, копошились под крайней плотью. Именно Абди, именно в этот момент, был и соблазнителем и жертвой. Находясь почти на грани, Абди с силой сжал свои яички, принося себе боль, соседствующую с пропастью в ничто, и стал сам насаживаться на тентакли, что скользили и двигались внутри него, принимая их полностью, до конца. Зажмурившись, юноша задрожал всем телом, словно окостенел от напряжения, сорвался с обрыва в мир порочного наслаждения. И в тот же миг тентакли, словно наваждение, исчезли, оставив после себя лишь белесую струю, извергающуюся на живот юноши, который, разрядившись, со счастливой улыбкой смотрел, как луна приветливо подмигивает ему.