gone away

Блейн не помнит, когда Себастьян из мимолетного увлечения превратился в нечто большее. В нечто значимое, до краев заполняющее разум и душу. Когда касаясь губами спины, мысленно пересчитывая родинки, он стал чувствовать себя правильно, словно недостающий кусочек паззла в его жизни встал на свое место. Не помнит, когда звонки от Курта перестали быть столь желанными и долгожданными, а обычное «любимый, я так сильно скучаю по тебе» превратилось в «да, Курт, у меня все в порядке». Сейчас, прижимаясь горячей грудью к спине, проводя ладонью по предплечью, переплетая длинные пальцы со своими, оставляя влажный поцелуй на усыпанном родинками плече, Блейн осознает, что с Куртом всегда было не так. С Куртом все сумбурно/быстро/молниеносно, словно у них нет вечности впереди. Хаммел, одержимый идеей скорее покинуть Лайму, бежал впереди планеты всей, забывая о том, что на Нью-Йорке свет клином не сошелся, и совсем не учитывал тот факт, что Блейн, возможно, не может – не хочет – поспевать за ним в вечной погоне за ускользающим временем в смешивающемся в размытое пятно городе. Для Себастьяна не существует такого понятия как «время». Он лишь живет моментом, и Блейн пытается наполнить эти мгновения чем-то запоминающимся, чтобы когда Смайт отправится в солнечную Калифорнию, а Андерсон – в вечно спешащий Нью-Йорк, Себастьян мог воспроизвести в памяти что-то – даже совсем не значительное, - о нем. Теплые ладони, тяжелое дыхание, длинные ресницы, легкие касания. Он не хочет, чтобы Себастьян его забывал. Потому что сам он не сможет. — Все хорошо, Би? Выглядишь обеспокоенным, — Себастьян сонно моргает, пытаясь сфокусировать свой взгляд на Блейне. Он становится еще более очаровательным, что Андерсон не может удержаться и прижимается к нему губами, медленно целуя. И Себастьян совсем не против: он сдвигается чуть влево, растягиваясь на спине, тянет Блейна на себя, позволяет улечься на грудь, углубляя поцелуй. Его сердце бьётся так сильно, что Андерсону кажется, будто его удары эхом разносятся по комнате, громко ударяясь о стены. Все, что он может чувствовать — лишь горячее дыхание и теплые ладони на его спине. И ведь так не должно быть, правда? — спрашивает себя Блейн, но его губы перемещаются ниже, легко касаясь шеи; он проводит кончиком носа вдоль ключицы, проводит ладонью по чуть выпирающим ребрам. У Курта при виде Блейна перехватывало дыхание. У Блейна при виде Себастьяна останавливается сердце. Всегда, но особенно так, как сейчас, когда Себастьян ожидающе смотрит на него этими своими расширившимися зрачками и с приоткрытыми губами – настоящей пыткой для своего терпения. — Давай же, Би, - Блейн толкается глубже, возвращаясь к губам. Себастьяна мало, так чертовки мало, что Блейн пытается урвать больше кусочков его души, чем это положено любовникам – людям, которые лишь спят друг с другом, а потом расходятся. Которые, вроде как, ничего не значат друг для друга. С покрасневших губ Себастьяна срываются рваные стоны, растворяющиеся в симфонии тяжелого дыхания, поцелуев и шума из приоткрытого окна. Движения становятся быстрыми, хаотичными, легкие давят на грудную клетку от нехватки кислорода, и Блейн хватает воздух ртом, словно рыба, выброшенная на берег злыми волнами огромного океана. Он и есть рыба, затерявшаяся в глубоком море неразличимых ему чувств к Себастьяну. Андерсон неуклюже скатывается с него, забавно пыхтя, и Смайт не может сдержать улыбку. — Что, кажусь тебе забавным, Смайт? Просто замечательно! — Блейн недовольно морщится, передергивает плечами, словно это помогло бы ему избавиться от зудящей боли в оставленных шатеном царапинах на спине. Голова Себастьяна покоится на руке Блейна, и лежа так можно увидеть еле заметные веснушки. Он проводит по ним пальцем, говорит: — Ты всегда забавный, Би. И это делает тебя сексуальным. Блейн улыбается и закрывает глаза. Морфей укутывает его своим одеялом, погружая в мир снов, пока он на периферии сознания не слышит мелодию. Поначалу парню кажется, будто это все еще сон, но мелодия становится громче, вырывая его в реальность из мира грез и теплых объятий любовника. Резко сев, Андерсон хватает телефон с высвечивающимся именем его парня на экране. Четыре пропущенных вызова. Курт волнуется. Себастьян внимательно наблюдает за парнем с недовольным выражением лица. Находясь за тысячи миль от Лаймы, Курт умудряется доставать его, не имея при этом с ним никаких точек соприкосновения. Рождество вообще никогда не являлось его любимым праздником, Смайт считал это лишь пустой тратой времени и денег, чем люди разбрасывались, будто этого у них было с лихвой. Под его елкой никогда не было подарков, а печенье для Санты он съедал сам, не желая делиться с Отцом Рождества прекрасным лакомством его матери. Себастьян не хочет отпускать Блейна к Хаммелу. Его тошнит от мысли, что вместо него тот будет смотреть влюбленным взглядом на Принцесску, застенчиво опуская взгляд от тупых комплиментов. И пусть Себастьян знает, что Андерсон никогда не будет кидать в его сторону эти приторно-сладкие взгляды, и что у него нет ровно никаких прав на Блейна, его съедает дикое чувство ревности, сдерживаемое изо всех сил внутри, готовое вырваться наружу при упоминании Розовых Щечек. — Тебе обязательно ехать? — Смайту хочется быть Куртом. Хочется всегда утыкаться носом в живот Блейна, целуя местечко чуть левее пупка, гладить ребра, обвивать руки вокруг талии. Хочется быть тем, кто сделал бы его счастливым. Вторя своим мыслям, он легко целует живот и поднимает взгляд, заглядывая в большие зеленые глаза. — Хочу, чтобы ты остался, — как можно тише говорит Себастьян, но в звенящей тишине слова пеплом оседают в разуме Блейна, что тот невольно вздрагивает. — Я обещал… И я соскучился, к тому же ему нужна моя поддержка. — Ему не нужна твоя поддержка. — Ты ведешь себя как ребенок! — взвинчивается Блейн, отталкивая руку; тянется за одеждой. — Откуда тебе, черт возьми, известно об этом? У него есть проблемы, и я должен помочь! — Ты ему ни черта не должен! Какого хрена, Блейн?! Ты приходишь ко мне, когда тебе плохо, когда Принцесска вновь и вновь напоминает тебе о твоих ошибках, не подпуская ближе, в то время как ты готов бежать к нему в любое время, независимо от обстоятельств. Я не хочу быть жилеткой, в которую ты можешь плакаться, трахать, а потом выбрасывать на помойку! — Себастьян, это не… — Это так, — затыкает его Смайт, — всегда было так, есть и будет. Взгляд Блейна утыкается в пол и он не смеет его поднять. Он может сказать, что все сказанное Себастьяном имеет точно противоположный смысл. Что Смайт значит для него больше, чем он думает, но его губы плотно сомкнуты, а язык словно прирос к нёбу. — Блейн… — пальцы прикасаются к скулам брюнета, обхватывая лицо, — давай ты оставишь все это? И мы вместе уедем в Калифорнию. Лос-Анджелес, Сан-Франциско – куда захочешь! И у нас будет квартирка, из которой будет виден океан, мы поступим в Калифорнийский Университет, а вечерами ты будешь играть в пабе неподалеку, собирая кучу зрителей. Или смотреть с Купером футбол, или гулять по пляжу, — Себастьян целует его в уголок губ. – Пожалуйста, — умоляюще смотрит, и соблазн так велик. — Я… — слова не успевают сформироваться в предложения, прерываемые звонком. Курт. — Мне нужно ответить, — тихо говорит Блейн. — Слушаю. Привет, Курт, прости, собирал вещи, а телефон был в сумке. Да, я тоже не могу дождаться момента, когда увижу тебя. Это замечательно, милый. Я тебя тоже. Пока. Себастьян с минуту смотрит на парня, а после: — Проваливай. — Что? — Я сказал, чтобы ты проваливал, Андерсон! Что именно тебе не понятно? Блейн быстро хватает рюкзак, направляется к двери. Сейчас он выйдет, а Себастьян больше не пустит его в свою жизнь. И это будет правильно. Когда Себастьян слышит шорох закрывающейся двери, он готов завыть, словно раненое животное. Кожа неприятно горит, вызывая желание расцарапать все тело, содрать с себя толстым слоем чужие прикосновения. Себастьян знал, что не станет для Блейна «больше, чем другом» (да и друзьями они были не очень). Он знал, что никогда не займет место Хаммела. Ему должно быть все равно. Он должен плюнуть в след Андерсону, крикнуть ругательства на прощание и выкинуть его из своей жизни, словно мусор в корзину с его второсортными любовниками. Вот только они все – грязные, как и сам Себастьян. А Блейн – чист и невинен. И Смайт не может позволить ему замараться. У Блейна есть будущее в Нью-Йорке вместе с парнем – будущим женихом, у Себастьяна – пустая комната и разбитое сердце, которое он собирет по кусочкам через некоторое время. Но после не подпустит к нему никого, не позволит вновь разрушить хрупкое равновесие. Блейну не хочется любви Себастьяна. Не хочется обременять себя лишним грузом. В четыре пятнадцать утра телефон Смайта вибрирует, уведомляя о новом сообщении. «Прости». Себастьян тонет в глубоком море неразделенных чувств и непередаваемой боли.