***
В дверь постучали. Я выключил телевизор, поставил пиво на раскладной столик и пошел открывать. Стук был требовательным и высокомерным. Так, должно быть, стучаться всякие сенаторы и президенты, когда их терпение на исходе, а глупые плебеи не несутся со всех ног, дабы открыть перед их величеством двери. Я глянул в глазок и крякнул от удивления. На пороге моей халупы стояла Клэр Дэйнс с отрубленной головой Дэмиэна Льюис в руках. Стук повторился. Высокомерный и требовательный. Наконец я вышел из ступора и открыл дверь. – Привет, – сказала Клэр Дэйнс. – Привет, – сказала отрубленная голова Дэмиэна Льюиса. – Привет, – сказал я. Ну и денек, подумал я. – Ты Генри Цзы? – спросила Клэр. – Да, – ответил я. – Говорят, ты поэт, – сказал Дэмиэн. – Вранье, я больше ни пишу, – сказал я. – Нам нужен поэт, – сказала отрубленная голова Дэмиэна Льюиса. – Не по адресу, – сказал я. – Но ты писал стихи? – не сдавалась Клэр. – Да, – ответил я. – Чем занимаешься сейчас? – спросил Дэмиэн. – Разговариваю с отрубленной головой и его блондинистой подружкой, – ответил я. – А кроме этого? – не унимался Дэмиэн. – Не пишу, – сказал я. – Нам нужен поэт, – повторил Дэмиэн. – Ошиблись адресом, – сказал я. – Мы хорошо заплатим, – сказала Клэр Дэйнс. – Сколько? – спросил я. Они назвали цифру. У меня отвисла челюсть. Однако. Один – ноль в пользу странной парочки. – Можно войти? – спросила Клэр. Я посторонился и дал им войти. Клэр оглядела мою квартирку и довольно хмыкнула. – Даже не верится, что мы тебя нашли. Такая удача. Правда, Дэмиэн? – спросила Клэр Дэйнс. – Да, милая, – согласилась отрубленная голова Дэмиэна Льюиса. – Пива хотите? – спросил я. – С удовольствием, – сказала Клэр Дэйнс, усаживаясь в моё кресло. Отрубленную голову Дэмиэна Льюиса она поставила на широкий подлокотник. Я угостил их холодным пивом. Некоторое время мы пили в тишине, сосредоточенно присосавшись к бутылочным горлышкам. Клэр пила невероятно изыскано, едва касаясь гладкой поверхности полированного стекла своими прекрасными полными губами. Отрубленная голова Дэмиэна Льюиса тянула пиво через трубочку. И в этом не было ничего необычного. – Итак, – сказала Клэр Дэйнс, – к делу. – Да, Генри, выслушай нашу мысль, – сказал Дэмиэн. – Внимательно, – сказал я. – Нам нужна поэма, – сказала Клэр Дэйнс. – О чем? – спросил я. – Точнее, о ком, – уточнила отрубленная голова Дэмиэна Льюиса. – И о ком же? – спросил я. – О нас, – сказала Клэр. – О Дэмиэне и обо мне. – Ясно, – сказал я. – Название вы уже придумали? – Конечно придумали. За кого ты нас принимаешь? – обиженно сказал Дэмиэн. – Не будь занудой, дорогой, – сказала Клэр Дэйнс отрубленной голове Дэмиэна Льюиса. – Человек имеет право уточнить детали. Поэма называется просто: «Клэр Дэйнс и отрубленная голова Дэмиэна Льюиса». Согласись, красиво звучит. – Ничего, – сказал я. – Но, может, вы всё-таки поделитесь, о чем я должен писать? – Обо мне и Дэмиэне. Я разве не говорила? – удивленно спросила Клэр. – Говорила, – согласился я. – А нельзя поконкретней? – Слушай, хватит припираться, ты согласен или нет? – раздраженно спросил Дэмиэн. – Согласен, – сказал я без всякого энтузиазма. – Вот видишь, милый, он согласен, а ты волновался, – с улыбкой сказала Клэр Дэйнс отрубленной голове Дэмиэна Льюиса. Возможно, это просто сон, подумал я. Реалистичный до безумия сон. И на самом деле я вовсе не поэт, а прекрасная бабочка, что порхает с цветка на цветок, коей снится, что она мужчина, который умеет писать стихи. И когда я, то есть бабочка, проснусь, окажется, что нет никакой Клэр Дэйнс, и отрубленной головы Дэмиэна Льюиса тоже нет, даже этого самого нет не существует, а есть только бесконечное поле цветов, границу которого и представить себе сложно. И перелетая с цветка на цветок, я поведаю другим бабочкам эту глупую, но забавную историю. – Вам для личного пользования, или для широкого круга читателей? – спросил я. – Для личного, – сказала Клэр. – Напечатаем небольшим тиражом. Может, друзьям будем дарить на праздники. Ещё не решили. – Ты не спеши, во временные рамки мы тебя не ставим, – сказал заметно подобревший Дэмиэн. – Это радует, – сказал я. Мы посидели ещё немного. Потом они выдали мне задаток и ушли. Клэр Дэйнс поцеловала меня на прощание. Её губы были мягкими и нежными. А сама она пахла шоколадом и мятой, и я до сих пор не могу забыть этот аромат. Теперь я пишу для них поэму. А сегодня сочинил этот рассказ.***
И ещё. Я всё жду, когда наступит лучший день в моей жизни. День, когда я проснусь.