Это не больно

— Выходите с поднятыми руками! Вы окружены! — голос, усиленный громкоговорителем, бил по ушам. Судорожно вздохнув и с силой кусая губы, девушка сдержала готовые вырваться из горла рыдания. — Не приближайтесь, — ее усталый голос не дрогнул, — у меня боевая граната, клянусь, я взорву ее! Отчаянно хотелось жить. Вопреки всему! Оставить эту глупую, уже ненужную борьбу и сдаться. Пусть заламывают руки. Пусть ставят на колени. Пусть! Внутренний голос так настойчиво уговаривал ее отложить гранату, зажатую в руке и закричать: «Не стреляйте!» Упрямо помотав головой, она крепче стиснула снаряд в своей ладошке и чуть сильнее прижала к себе мужчину. Он глухо застонал — даже это небольшое движение выдернуло его из спасительного забытья. Прохладное дыхание мужчины коснулось шеи девушки. — Пить, — еще в полубреду скорее выдохнул, чем произнес он. Вместо ответа она коснулась его лба сухими губами. Как бы ей хотелось выполнить эту просьбу, но воды нет. Здесь вообще нет ничего. Это просто иллюзорно-безопасный угол старого ржавого автобуса. Пятачок призрачного спасения, на который никак не решатся ступить десятки вооруженных людей. Он нужен им живым. А она не отдаст его. Мужчина приоткрыл глаза, встречаясь с ней взглядом. Она жадно ловила бесценные мгновения, понимая, что это последняя возможность увидеть свет его глаз. Слишком далеко все зашло, слишком серьезны его раны и дальше нет ничего кроме смерти, дышащей в затылок. В разбитое окно проржавевшего автобуса заглянул высокий клен и, словно насмехаясь, над девушкой, коснулся ее волос разлапистой веткой. — Не надо, — голос, еще совсем недавно бархатный и мягкий, нещадно царапал его горло, — для меня… уже все… — едва слышные слова заглушило очередное громогласное «Выходите с поднятыми руками…» и ей пришлось почти прижиматься ухом к его губам, — живи, детка… — Ш-ш-ш, — успокаивающе зашептала она, — не выдумывай глупостей, слышишь! Помнишь Ривьеру? — тень улыбки на бесконечно дорогом лице заставила ее заговорить чуть быстрее, — ты обещал, что мы вернемся туда. А ты… — Никогда… Не нарушаю обещаний, — пробормотал он и, убаюканный ее голосом, прикрыл глаза. Ей стало страшно. Так страшно, как не было никогда в жизни. Ее пугали звуки: совсем тихое, сиплое дыхание умирающего — сейчас она осознала это совершенно четко — мужчины, шорох осторожных шагов штурмовой группы за пределами ржавой развалюхи, по сути своей ставшей странным гробом для нее и него тоже, шелест ветра и карканье ворон. Проклятые птицы, испокон веков считающиеся предвестниками смерти, кружили где-то там, наслаждаясь своей свободой и, будто издеваясь над ней, без конца и края издавали насмешливый клекот. Она вдруг перестала слышать самый главный звук и, мгновенно все поняв, с силой зажмурилась, не позволяя пролиться слезам. Вновь распахнув глаза, девушка с нежностью поглядела на его спокойное и расслабленное лицо. Такое, словно он просто заснул. Совсем бездумно она вытащила чеку гранаты, продолжая зажимать предохранительный рычажок. С настойчивостью граммофонной пластинки, в голове вертелись его последние слова. В противовес реальности, он выговаривал их так же мягко, как тогда признавался ей в любви: «Живи, детка… Живи…» — Без тебя? — в пространство спросила она. Игнорируя усиленное громкоговорителем «Это последнее предупреждение», девушка покачала головой: — Что ждет меня, любимый? Я старалась, я… — она шумно вздохнула, пытаясь найти в себе силы, чтобы продолжить, — я спасла тебя. Спаси и ты меня… И прости за эту последнюю слабость. Прости. Она прижалась губами к его еще теплым губам и, одновременно отпуская рычажок гранаты, обняла мужчину так, словно хотела раствориться в нем. «Это не больно»…