Житие колдуна

Все тайное становится явным. Евангелие от Марка (гл. 4, ст. 22)

      Дни летели, словно опадающие осенью листья — также быстро, безвозвратно и не оставляя после себя ярких воспоминаний. Все было тоскливо, серо и безрадостно. Весна по праву вступила в наши владения, и теплое солнце вскоре расправилось с последними залежами снега, превратив промерзлую землю в болото, а дороги — в грязевое месиво.       Частая капель сменилась теплым ветерком, средь пожухлой травы стали пробиваться первые зеленые ростки, а на деревьях набухали почки.       Как сказал бы Ники — начался Новый год.       Природа возрождалась после зимнего застоя, только вот в моей душе, будто что-то умерло — во мне больше не было радости, а в сердце безвозвратно утонуло в тоске. Я превратилась в бледную тень. Придворные шептались, что на принцессу наложил посмертное проклятие мерзкий колдун, но только несколько человек на всей земле знали, что произошло на самом деле. Я была в трауре. Я жила прошлым, а не будущим, постоянно пребывала в своих воспоминаниях, пытаясь воскресить в памяти малейшие детали встреч с Ником, вспоминая его лицо, чтобы, не дай Великая, забыть.       Первые недели в королевском дворце далась мне особенно тяжко: я постоянно плакала, порывалась рассказать всем настоящую правду и требовала выпустить меня из комнаты. Да вот только моя правда была никому не нужна, люди, оказывается, не умели слушать, а только следовали толпе. А раз «толпа» сказала, что Ники злодей и его справедливо покарали, то кто будет слушать «жертву»? Ей, конечно, посочувствуют, да и покрутят пальцем у виска, когда та решит высказать свое мнение. «Бедняжка повредилась рассудком», «Что это ирод с ней сотворил, смотрите, бледная тень!», «Где же наше солнце, что озаряло своды королевского дворца?!». Я со всех сторон слышала шепотки, чувствовала на себе взгляды: сочувствующие, злорадные и оценивающие; дворец гудел, как рассерженный улей и нигде не было спасения от сплетен, ведь все только и ждали, чтобы перемолоть косточки блудной принцессе.       Да и слезы быстро высохли — их хватило всего на три дня, пока я не поняла, что больше не могу плакать, хочется — но нечем, выплакала уже все глаза, а лицо опухло и покраснело. На меня навалилась непомерная усталость, а будущее скрылось за непроглядными тучами. Хотелось умереть, чтобы закончить страдания и оказаться рядом с Ники, но что-то не давало сделать последний шаг, и этим что-то был тот самый артефакт.       Слезы Элисень завораживали, порой, я смотрела на них часами и не могла оторвать взгляда, они дарили покой и какое-то болезненное умиротворение. Слезы словно разговаривали со мной, говоря, что все будет хорошо, давая сил держаться дальше, не обращать внимания на злые слухи и сплетни. Реликвия — это все, что осталось у меня в память от Ники и я ими сильно дорожила, помня о просьбе мага их беречь. Да, я буду их оберегать всю жизнь и ждать его возвращения, ведь магистры магии никогда не отдают свои ценные артефакты насовсем, ведь так? Он обязательно за ним придет, даже если это случится лишь во сне, когда я буду лежать на смертном одре и считать свои последние мгновения жизни.       Меня не выпускали из комнаты почти целый месяц, да и я, если честно, никого не хотела видеть, а целыми днями лежала на кровати, невидяще смотрела в потолок или же разглядывала слезы Элисень. Они меня поражали, каждый раз представая передо мной в ином свете: то появлялись новые янтарные пузырьки, то казалось, что внутри словно бушевал вихрь, а порой перед глазами возникали образы, еще не четкие, но до боли знакомые… Ариан заходил редко и ненадолго — отец запретил, да и в редкие визиты я разговаривала с неохотой — после откровенного разговора, когда я очнулась в комнате, мне стало казаться, что он совершенно мне не верит. Да и открывать перед ним душу совершенно не хотелось, пусть и дальше считает меня сумасшедшей, так легче жить…       Почти каждые день приходил Верховный жрец, мялся на пороге, спрашивая разрешения пройти, читал свои проповеди о спасении души и о благосклонности Великой. Я его не слушала. О какой благосклонности и милости Богини Элисень может идти речь, если она не уберегла Ники? В чем он был виноват? В том, что приютил у себя нахальную и глупую принцессу, обогрел и дал ей кров? А может в том, что был добр, сострадателен и не мог пройти мимо того, кто нуждался в помощи? Почему она его не уберегла, почему заставила страдать? Я у него об этом, ради интереса, даже спросила, но, не открывая имен. Верховный жрец задумался и выдал речь о неисповедимых путях Великой, что она, мол, решила вознести на небеса сего доброго человека и сделать его святым. А когда я назвала имя того, о ком, так восторженно отзывался священнослужитель, тот сразу скривился и, пробормотав, что «корни зла засели еще глубже, чем он думал», удалился. Больше его я не видела, а жаль, мне казалось, что еще пара таких душевных бесед и я смогу его убедить в невиновности Ники.       После того, как от меня сбежал Верховный жрец, со мной соизволил поговорить отец. Он долго откладывал встречу с блудной дочерью, видно, чего-то боясь, но я терпеливо ждала. Мне нелегко признаться, но я тоже хотела поговорить с ним и о многом спросить, в тайне робея перед этой встречей. Раньше отец казался кем-то Великим, он по-праву был для меня Его Величеством, но потом, когда тот решил обвенчать меня с Родриком, я жестоко в нем разочаровалась, а после жизни у Ники, даже стала презирать и злиться за то, что приблизил к себе эту падаль — Стефана! И от этого было стыдно.       В кабинет Его Величества меня привела стража, словно арестантку в допросную комнату к дознавателям. В комнате он был не один, Ариан сидел в кресле с книгой и что-то читал отцу вслух, тот кивал, не отрываясь от бумаг, и подписывал документы. Я замерла на пороге, не смея пройти дальше, словно мне вновь десять лет и сейчас будут отчитывать за какую-то провинность.       Король Нагелий был довольно суров, резок и своенравен и эти черты характера нашли отражение в его внешности — густые брови нависали над веками, на лбу и между бровями пролегли морщины оттого, что отец слишком много хмурился, а глубокие синие глаза, словно заглядывали в душу. От взгляда Его Величества веяло холодом, и в нем чувствовалась непоколебимость, будто он был монолитом. В отличие от меня и Ариана, у отца были жесткие черные волосы, унаследованные им от своего деда — короля Рафиуса, а от королевы Элизабет — недоверие к окружающим. Отец постоянно боялся, что против него организуют заговор и искал предателей везде, даже в своей семье, слишком сильны были детские воспоминания, когда на него напали заговорщики. И если раньше он мог хоть как-то контролировать свои страхи, то в последние годы они словно усилились, о чем неоднократно напоминал мне брат, боясь, что неосторожным словом я навлеку на себя гнев короля, и тот увидит во мне заговорщицу. Раньше я пропускала мимо ушей опасения Ари, а сейчас призадумалась.       Ариан оторвал взгляд от книги и, посмотрев на меня, ободряюще улыбнулся.       Молчаливая поддержка брата и его присутствие сделали меня смелее. Я подошла к письменному столу отца и замерла, ожидая его позволения присесть, но король Нагелий медлил, словно и не заметил моего присутствия и спокойно читал какие-то приказы.       Ждать пришлось долго. Я, словно, наказанная, не смея даже пошевелиться и посмотреть в сторону кресел, молчаливо стояла перед отцом. Брат все также читал отцу какой-то философский тракт о добре и зле, и у меня возникло чувство, что Ари читал его мне, словно пытаясь наставить на правильный путь.       На часах минуло больше двух часов. Его Высочество, поставив в очередном приказе точку, наконец-то посмотрел на меня.       — Ну здравствуй, дочь моя, — произнес король. Я дрогнула, только сейчас поняв, как сильно соскучилась по голосу отца, а он у него был особый — бархатистый и обволакивающий, словно дрема. — Мы рады приветствовать вас дома после столь долгого… отсутствия.       — Я вам тоже рада, Ваше Величество, — я сделала реверанс, да только из-за онемевших от долгого стояния ног, получилось слегка неуклюже.       Что сразу, естественно, же заметил отец и недовольно поджал губы:       — Мы видим, что вы разучились манерам или же вам мешает платье? Устали стоять?       — Нисколько, Ваше Величество, — прошептала я, краснея.       — Да? — он удивленно изогнул бровь. — А мы хотели вам предложить присесть в кресло. Ну что ж, если не устали, то стойте.       Монарх замолчал и вновь стал разбирать свои бумаги. Ариан порывался что-то сказать отцу, но так и не решился — у Его Величества был довольно скверный характер и он ненавидел, когда ему перечили, а в гневе мог посадить в темницу даже собственного наследника. Ари как никто другой об этом знал, ибо испытал все на себе — больше недели провел в казематах дворца, после крупной ссоры с отцом. Король даже хотел лишить его титула, но, к счастью, остыв, передумал.        Я тоже боялась гнева Его Величества, и сейчас смиренно терпела эту пытку, чувствуя, как у меня болят ноги. Да, мне было обидно, но эта боль была несравненно меньше той, что я испытывала раньше.       Пролетело больше получаса, прежде чем монарх заговорил вновь.        — Надеюсь, то недоразумение больше не повторится? И не придется искать Вас? Мы волновались за ваше здоровье.       Ну как же, волновались. Да за договора «мы» волновались, а не за собственную дочь! Уж мне-то хорошо об этом известно, ведь, когда я пришла к отцу, чтобы выяснить, почему он продал меня Родрику, тот выставил меня вон из кабинета и просил «больше не беспокоить по таким пустякам»!       — Не волнуйтесь, Ваше Величество, — твердым голосом произнесла я. — Я усвоила урок и больше не сбегу.       Больше не убегу, ибо некуда бежать.       Отец задержал на мне взгляд, словно что-то высматривая. Раньше я бы опустила в пол глаза, но сейчас с вызовом на него смотрела, не желая покоряться. «Да, отец, ты отнял у меня многое, но не сломил».       — Ее Высочество, вы чем-то недовольны? — поднял бровь монарх.       — Отец, — подал голос доселе молчавший брат. Я с надеждой посмотрела на него, надеясь, что он сможет меня защитить. — Зачем вы мучаете Ее Высочество? Она и так много натерпелась, будучи в плену…       — Я Вам давал слово, сын мой? — в голосе отца зазвучали угрожающие нотки и брат замолк.       Видя такое смирение, мне стало неловко за него, за себя и свою робость, покорность. Почему пройдя столько испытаний и ощутив дыхание самой смерти, я до сих пор боюсь отца? На счет Ариана ясно, он мог многое потерять, но чего лишаться мне?       — Да, недовольна! — громко произнесла я, посмотрев королю прямо в глаза. Ари еле слышно охнул и обеспокоенно глянул на меня. Но мне было наплевать! В тот момент, как с моих губ слетели первые слова, появилась невиданная смелость говорить дальше.       Взгляд холодных синих глаз пронзил не хуже острого кинжала. Отец отложил перо и посмотрел на меня так, словно его любимый конь научился говорить и сейчас критиковал его умение держаться в седле.       Сглотнув вставший в горле ком, я, слегка дрогнувшим голосом, продолжила:       — Ваш советник — убийца! Как вы могли приблизить к своему трону эту мерзость, магистра Стефана! По его вине погиб невинный человек! И не просто погиб, а был оклеветан! И вы оставите это злодеяние безнаказанным? Почему мнение вашей дочери стало ничтожно малым, а саму ее чуть ли не признали умалишенной? За моей спиной шепчутся злые языки, перемывают кости королевской семье, да и чтят гнусного убийцу в героях! Я чувствую себя униженной и никого не могу призвать к ответу! Почему ваш фаворит стал по статусу выше вашей кровной дочери?!       — Невинный человек? Дочь моя, вы про Никериала Ленге изволите говорить? — я порывисто кивнула, а отец расхохотался. — А что, если мы приказали убить этого колдуна?       Внезапно сердце кольнули чем-то острым. Приказал отец?       Увидев мою реакцию, король усмехнулся:       — Ваше Высочество, вы наивны и глупы, а еще требуете, чтобы вас уважали.       — Но… он же ни в чем не виноват! — в отчаянье выкрикнула я, сжав кулаки. Почему я никому не могла доказать, что Ник хороший? Почему все свято уверены, что он само порождение Настерревиля?!       — Почему же не виноват? Украл у нас дочь, а, если не украл, а она сама к нему пришла, — он многозначительно на меня посмотрел, — скрывал, не подчинился королевской воли. Это государственная измена, что карается смертной казнью.       — Но можно было отправить к нему посланников!       — А зачем? Он уже давно подписал себе смертный приговор, еще тогда, в годы правления короля Рафиуса.       — А как же Совет магов?!       — В этой стране мы — закон, а они — сборище магов, что тешат себя иллюзией власти. И, дочь моя, если мы захотим, то ваш Совет исчезнет также, как и тот колдун. Здесь наша земля, а мы дали им лишь милостивое разрешение здесь пожить. Вот магистр Стефан понял, кто настоящая власть и верно нам служит.       — Но я сама к нему пришла! И попросила приютить! — ноги, почему-то отказались держать, и я, словно подкошенная, рухнула на пол. Все мое мужество исчезло, как песок на ветру, а душу затопило болезненное отчаянье. — Зачем так жестоко? Он ведь был ни в чем не виноват!       Ариан дернулся в своем кресле, обеспокоенно на меня смотря, но так и не решился встать.       — Жестоко? Нет, дочь моя, это не мы виноваты в его смерти, а вы! Именно из-за вашего безрассудства, глупости и непокорности пострадал тот маг, — я невидяще смотрела перед собой, не веря своим ушам. Я виновата? — И так будет с каждым, к кому вы, Ваше Высочество, побежите искать защиты. Так что не пытайтесь больше сбежать, если, конечно, вы не хотите никому причинить проблем…

***

       Держась за стену, я брела по коридору дворца. Хотелось умереть. Так значит, я виновата в смерти Ники? Это из-за меня его убили, лишили жизни лишь за то, что он пожалел и приютил у себя сбежавшую принцессу?       Придворные оборачивались, шептались, сбившись в группки, провожали меня заинтересованными взглядами, но никто не смел, даже подойти к блудной принцессе. Я чувствовала себя, словно прокаженной, проклятой всеми и самой собой. А ведь раньше я была как они, ходила со своими фрейлинами-подружками, сплетничала, кокетничала с аристократами и смеялась над теми, кто впал в немилость государю. Мне тогда казалось, что я никогда не окажусь на их месте, буду по жизни порхать как бабочка с бала на бал, принимать знаки внимания ухажеров и слышать завистливые вздохи придворных дам. Но все изменилось в один миг — отец решил выдать меня замуж за этого нарцисса и самодовольного индюка Родрика. Жизнь перевернулась с ног на голову, отец из понимающего и любящего, но занятого человека, превратился в холодного незнакомца. А теперь он отнял еще и того, кто был мне дороже жизни, лишь для того, чтобы подчинить себе и морально сломать своенравную дочь. И у него это прекрасно получилось. Руки опустились, жизнь превратилась в нескончаемую черную полосу. Он даже не поставил караулить меня стражу и решил больше не запирать в комнате, правильно рассудив, что деваться мне уже не куда. Может, наблюдатели и были, но я их не видела и, если честно, мне было все равно.       Внезапно кто-то дернул меня за руку, оторвав от тяжелых дум. Это оказался брат, приближение которого я, похоже, совсем не услышала. Выглядел Ари как-то странно: прежде идеально зачесанные в хвост золотые волосы, растрепались, а взгляд синих глаз был какой-то испуганный и обеспокоенный. Он вцепился мне в локоть и зачем-то всмотрелся в лицо, словно что-то пытаясь там обнаружить.       — Пусти, — безнадежно дернула рукой я и безразлично заметила. — Мы привлекаем внимание.       И вправду придворные заинтересованно на нас смотрели, даже те, кто шел по своим делам, остановились и уставились, словно ожидая представления. Уже сейчас было ясно, какие слухи поползут по столице к вечеру — их королевские высочества поругались.       — Пускай смотрят, — отмахнулся брат и силком куда-то меня потащил. — Нам нужно поговорить. Наедине.       Я даже не стала сопротивляться — не было ни моральных, ни физических сил. Пошли мы не так далеко — до первой комнаты, в которой оказалась парочка аристократов. Ари посмотрел на них, повелительно прошипел: «Вон!» и их словно сдуло ветром, только пара бокалов, да игральные карты говорили о том, что здесь недавно кто-то был. Брат плотно закрыл двери и повернулся ко мне. Еще никогда я не видела его столь рассерженным.       — Ты что творишь, Ирен! — шепотом воскликнул он. — Совсем ополоумела и лишилась не только выдержки, но и здравого смысла? Зачем нагрубила и перечила отцу!       — И что? — с вызовом произнесла я, да громко, чтобы все слышали. Удивительно, меня еще он будет отчитывать! Мало мне одного отца!       Ариан невольно дернулся, оглянулся на резную дверь, словно ожидая, чтоб она сломается, не сдержав толпу подслушивающих зевак, и шикнул на меня:       — Ты еще на весь дворец заяви, что воля короля для тебя пустой звук!       — А если так?!       — Тогда ты полная идиотка! — тоже разозлился он. — Да от его слова зависит твоя судьба, ты это понимаешь? Сделаешь ошибку и все, даже я спасти не смогу! Ты же знаешь, какой у отца суровый нрав! — он подошел ко мне обхватил за плечи, словно намереваясь вытрясти всю «дурь» из сестры. — Тебе, сестренка, сейчас ниже травы, тише воды надо себя вести, а не показывать свой характер!       — А ты трус! — я сбросила его руки со своих плеч. Как же мне надоело его лизоблюдство при короле, особенно, сегодня. Я чувствовала, что ему словно наплевать на свою единственную сестру. — Не можешь высказать свое мнение при отце? Ведешь себя при нем как пай-мальчик, такой правильный, хороший, — я поморщилась. — А по ночам играешь в свою «Тайную канцелярию»! Ты, думаешь, я не знаю, что это ты виноват в исчезновении аристократов, которые были недовольны отцом?! Лицемер!        Брат задохнулся от возмущения и порывисто отвернулся, чтобы я не увидела истинных эмоций. Видно он искренне верил, что смог скрыть от меня свою двойную жизнь. Но почему? Ведь я сама ему помогала при нахождении компромата на некоторых личностей и ведь после этого, те аристократы чуть ли не прислуживали брату, хотя раньше вели себя нагло и вызывающе! А еще все, почему-то, боялись Ари, хотя он никогда ни на кого не кричал, не угрожал, а открыто улыбался. Кровавый принц… он был похож на отца больше, чем мне этого хотелось, но я старалась этого не замечать. Ведь он же не продаст любимую сестру за дурацкие договора?       — Ирен… — еле слышно выдохнул он, упав в ближайшее кресло. — Открытость и прямолинейность первый шаг к тому, чтобы стать глупой марионеткой. Все жаждут власти и ради нее переступят через мою, твою голову, Макса, отца… Нельзя никому верить, кроме своей семьи, хотя… даже и ей нельзя до конца доверять, с этим я полностью согласен с отцом, но вот только не доводить до крайностей, как делает он… Мир политики скрыт за вуалью лжи, лицемерия и каждый готов вцепиться в другому в глотку, если тот даст слабину. Он словно партия в шахматы — есть пешки, короли, ладьи… и мы, Ирен, фигуры крупные, от которой зависит исход игры, цена которой не только жизнь, а целое королевство.       — Но я не фигура и не хочу играть в ваши игры! Ты же знаешь, Ари, как я не люблю эту политику, интриги, — я села во второе кресло и взяла в руки позабытые карты аристократов. С меня на них смотрел шут, дама и валет, но взгляд я задержала на последних. — Мне бы только найти свой уютный уголок под крылом любимого, свить уютное гнездышко, да жить с ним счастливо до самой смерти.       — Тогда тем более, будь сдержанной! — вернулся к нотациям брат. — Ты же Ее королевское Высочество! Будь примером выдержки и хладнокровия! Когда отец наказывает, поблагодари за должное внимание, а не устраивай скандал! Да, признаюсь, раньше я был таким как ты. Говорил, что мне плевать, что со мной сделают, что лучше высказать все в лицо, чем держать в себе! И знаешь что? Мой собственный отец выдвинул против меня обвинение в государственной измене и не дрогнувшей рукой подписал смертный приговор! Мальчишке, которому не стукнуло и четырнадцати! Знаешь, что чувствовал себя принц, которого вели на казнь? Нет, не вели, а волокли, потому что меня ноги не держали. Палач как раз занес топор, когда отец меня помиловал. Я тебе об этом не рассказывал, боялся расстроить…       — Но… как он мог…       — Легко, — горько усмехнулся брат. — Хотел показать, что бывает за неповиновение его королевской воле. Научил меня молчать… Так что и ты терпи. Он ведь не накажет тебя сильно, все же невеста наследника трона соседнего государства, да и единственная дочь… но вот если сделка сорвется…       Ари многозначительно замолчал.       Разговор с братом меня вымотал еще сильнее, чем беседа с отцом. Я заперлась в своей опочивальне, легла на широкую постель и так лежала до самой ночи. Мне не хотелось спать, я все думала, думала о своей жизни, о выборе, который мы делаем под гнетом обстоятельств, о том, как нас ломает жизнь, а родители старательно пытаются вылепить из детей подобие своего идеала. О том, что пришлось вытерпеть старшему брату, чтобы доказать отцу свою состоятельность как наследника престола, о том, как он старательно уберегал меня и Макса от проблем, гнева отца, дал почувствовать вкус счастливого детства, хотя сам его лишился. Я думала о Нике, но теперь воспоминания о нем вызывали лишь тупую боль в сердце, а чувство вины жгло огнем горло. Чтобы было, если бы ему повезло и он не нашел в лесу раненную принцессу? Был бы он жив, счастлив и, например, сейчас сидел около потрескивающего камина в библиотеке, делая заметки в очередном фолианте? А я? Лежала погребенная под толстым слоем снега или же примеряла подвенечное платье? Что такое судьба и почему она так жестоко шутит с людьми?       На следующее утро я подошла к брату и сказала, что буду сдержанной. Ариан улыбнулся и предложил съездить и поведать моего младшего брата Максимилиана, что уже пару недель жил в загородной резиденции. Жизнь потихоньку текла в новое русло…

***

      Прошлое напомнило о себе не сразу, а только через несколько дней, когда я дала себе и Ариану обещание вести себя хорошо. Это оказалось на удивление просто, да и, похоже, потому, что ко мне редко подходили придворные, даже бывшие подруги старались держаться подальше, опасаясь, что если я вновь исчезну, у них будут проблемы. Я, наверное, стала живым дворцовым приведением — таким же молчаливым, страшным и незаметным, пока на него не наткнешься. Моим любимым местом стала библиотека, хотя раньше я обходила ее стороной. Нет, сейчас я ходила в нее не читать, просто она мне напоминала о Нике. Я здоровалась с нашим стареньким библиотекарем, брала книгу, обычно старую, чтобы чувствовать незабвенный запах ее пергамента и садилась в удобное кресло около окна. Закрывая глаза, я видела образ читающего мага, слышала, как он лениво переворачивает страницы, чувствовала его незримое присутствие всей душой, и мне становилось легче, словно и не было тех долгих недель разлуки. Порой, я даже разговаривала с миражом, спорила и ругалась, но… но на душе моей было так спокойно, что расставаться со своими иллюзиями совершенно не хотелось. Мир стал вращаться вокруг старинных книг…       Я как обычно, после завтракала в одиночестве — Ари был занят, а отец никогда с нами не ел, направилась в сторону библиотеки, сжимая в руке слезы Элисень. И вдруг, увидела его. В первый раз за все это время! Магистр Стефан хрипло смеялся, ведя беседу с какими-то аристократами, живо разговаривал, постоянно улыбаясь, и выглядел таким счастливым, что я задохнулась от возмущения. Как он посмел явиться сюда! Как он посмел радоваться, смеяться и вести себя так раскованно, словно безнаказанный убийца! Библиотека вмиг забылась, как и мое прежнее самообладание, я, не колеблясь и секунды, пошла за этой группкой аристократов следом. Нет, я не стремилась их догнать, воззвать к справедливости, к совести этого человека, просто шла поодаль, сверля взглядом эту падаль.       Он меня заметил и широко улыбнулся, легонько качнув головой в знак приветствия. Придворные тоже обернулись и поприветствовали свою принцессу должным образом, но мне было наплевать на них, я не сводила глаз со Стефана.       — Ваше Высочество, — он растянул губы в сладкой улыбке, — как ваше самочувствие? Слышал, что у вас был нервный срыв, надеюсь, теперь все в порядке?       Я очаровательно улыбнулась, хотя внутри меня все кипело от гнева, и подошла к аристократам. Маг выглядел довольным и счастливым — в последнее время он купался в лучах славы, теша свое неуемное эго, а придирчивые придворные приняли его в свое сообщество. Новое светило королевского двора собирало вокруг себя мух и мошек, обещая всевозможные блага, и чувствовало себя хозяином положения. Вот только новая звезда бомонда еще не знал, что благосклонность монарха вещь очень переменчивая…       — Магистр Стефан, я тоже весьма рада вас и видеть и знать, как сильно вы обеспокоены моим здоровьем, но право, не стоит вам… — я замерла на полуслове, и, поморщившись, принюхалась.       — Миледи, что-то случилось? — поинтересовался один из лизоблюдов магистра.       — Вы чувствуете, чем-то воняет? Да еще так мерзко и противно! — аристократы и Стефан тоже принюхались, ища источник «аромата». — Не может быть… — неверяще протянула я, найдя виновника, и укоризненно посмотрела на Стефана. — Магистр, я, конечно, все понимаю, вы занятой человек, но… время для приведения себя в порядок у вас должно быть?       Морщась и стараясь не дышать в его сторону, я отошла от мага, как от прокаженного.       — Чт-то?! — слегка покраснел он, когда вдохновившись моим примером, от него отшатнулись и аристократы, вдруг резко почувствовав себя неуютно в его обществе.       — Ох, Великая, — я прикрыла надушенным кружевным платочком свой нос, — только не дышите в мою сторону! Вы приверженец учения отшельника Ильге, который утверждал, что мытье это страшный грех? Не верьте этому абсурду! И ради Пресветлой, пожуйте хоть еловых веточек, дабы перебить ваше амбре!       Магистр неосознанно прикрыл рот ладонью и слегка ошалело глянул на своих бывших соратников. Аристократы нашли крайне интересными свои кружевные платочки. Я торжествовала — маленькая месть свершилась и улучшила мое настроение. Ничего, о подлый убийца, раз уничтожить тебя одним махом я не смогу, то буду выкорчевывать потихоньку, и ты сам сбежишь из дворца, моля Настерревиля забрать тебя к себе.       Внезапно придворные и Стефан согнулись в поклоне. Я обернулась, и невольно дрогнула — к нам приближался магистр Филгус, о чем-то разговаривая с братом. Стало вмиг неловко, а вкус первой победы над мерзким Стефаном рассеялся, словно утренний туман. Как я смогу посмотреть в глаза лучшему другу Ника? Но деваться было некуда, а уйти — означало выказать свое неуважение не только к присутствующим, но и к брату с магистром Гоннери.       Член Совета магов остановился, равнодушно окинув присутствующих взглядом, хотя от меня не укрылось то, как он задержал взгляд на Стефане и в глубине его глаз промелькнул холод. Почему-то в широком и свободном коридоре на миг стало жутко тесно, и как-то неуютно — по моей спине даже прошелся холодок, и захотелось сжаться в комочек, лишь бы на меня не обрушился гнев мага.       На краткий миг в коридоре замерла звенящая тишина.       Первым, как не странно, начал говорить Ариан. Он, показано окинув взглядом присутствующих, с легкой иронией, спросил:       — Господа, вы не изволите ответить, чем вызвано это внеплановое собрание? Миледи, — он обратился ко мне, — а вы на него были тоже приглашены? Интересно, в качестве кого?       В качестве главного дознавателя.       — Мы обсуждали проблемы личного характера, Ваше королевское Высочество, — неожиданно для себя ответила я и улыбнулась Стефану, показывая тому, что не выдам его «страшную тайну».       — Вот как? — удивился принц. — И какие же личные дела могли быть у советника и принцессы?       Стефан заметно побледнел и решил перевести разговор в другое русло, обратив внимание присутствующих на доселе молчавшего и сверлившего его недружелюбным взглядом, Филгуса Гоннери.       — Магистр, какая приятная встреча!       — Не сказал бы, — еле слышно произнес член Совета магов. Голос у него был почему-то хрипловат, словно после долгой болезни и, видно, поэтому он не мог говорить громко. Только сейчас, внимательней рассмотрев магистра, я заметила, что выглядел он как-то неважно: под веками залегли темные тени, он осунулся, похудел, а в светлых волосах появились седые пряди. Душу кольнуло чем-то острым — это из-за меня?       Известие о гибели лучшего друга так пошатнуло здоровье магистра? Хотелось обнять и утешить мага, забрать часть его боли себе, ведь я как никто другой понимала его, но… что-то держало меня на месте. Слава Великой, что после всех испытаний, что выпали на его долю, маг держался хорошо, излучая уверенность, я так боялась, что известие о Ники сломает не только меня…       — Вы так долго не появлялись в Совете, что я стал беспокоиться, — мерзко улыбнулся Стефан. — Вы больны?       — Мне так приятно, что вы обо мне заботитесь, магистр, — процедил Филгус. — И я должен обязательно вернуть вам эту услугу. Не беспокойтесь, моя забота вам будет не в тягость, потому что это будет последнее, что вы увидите в своей жалкой жизни.       — Угрожаете? — нахмурился советник. — Да еще и так открыто? А, мне все говорили, что вы дипломат.       — Дипломат, — усмехнулся член Совета магов, — но с людьми, а не подстилками. Считайте, что я вас предупредил, так что, — он окинул взглядом замерших аристократов, застигнутых врасплох откровенностью магистра, — советую вам смотреть по сторонам. Прощать то, что вы сделали, я не намерен.       — Посмотрим, магистр.       — Посмотрим. Вот только, знаете, магистр Стефан, дешевая слава так быстро сходит на нет, как и благосклонность монарха… Боюсь, я даже не успею начать с вами эту занятную игру, как вы же сами поставите себе шах и мат, — внезапно друг Ника посмотрел на брата. — Ваше Высочество, мне кажется, но мы уже задержались, не пора ли покинуть сию компанию? А то, чувствую, пахнет здесь неприятно…       — Вы правы, магистр, нам пора, — сказал Ариан и внимательно посмотрел на меня.       — Миледи, вам тоже лучше не задерживаться. Вы же спешили в библиотеку? Пройдемте с нами, мы как раз идем в том направлении.        Отказать, естественно, я не могла. Коротко попрощавшись, я поспешила за братом. Шли мы молча. Я робко смотрела на пол, боясь поднять глаза и наткнуться на осуждающий взгляд Филгуса Гоннери. Мне было неловко в его присутствии, казалось, что еще немного и маг будет кричать, обвинять меня в смерти друга, говорить, что я сгубила такого доброго и хорошего человека! Но магистр молчал, он, даже за весь разговор со Стефаном не посмотрел в мою сторону, словно меня для него не существовало, и от этого было еще больнее. Нет, лучше бы он кричал, чем молчал, в глубине души презирая и ненавидя. В том, что магистр Гоннери испытывал такие чувства, я не сомневалась — если раньше я чувствовала исходящее от него тепло, то теперь мне было неуютно и холодно. За что мне досталась эта пытка молчанием?       А вот брат был невозмутим, и словно не замечал неловкости, что царила между нами. Интересно, а зачем пришел магистр Гоннери? К брату? Тогда, зачем Ариан сказал, мне следовать за ними?       Прошли мы не так далеко. В Библиотеку. Я сперва даже опешила — они и вправду решили меня всего-навсего проводить, и в их поступке не было никакого умысла? Но тут же засомневалась в своей гипотезе — Ари кивнул выглянувшему из стеллажей Хранителю Библиотеки, и худосочный старичок резво скрылся с наших глаз, словно у них с братом была какая-то договоренность. Мы прошли вглубь сокровищницы знаний, Ари повернул какой-то светильник и один стеллаж, который стоял возле стены, отъехал, открыв потайную комнату.       Спрашивать, хочу ли я туда идти, никто не стал.       Потайная комната была довольно светлой — у нее даже было свое окно, и заставленной всевозможными полками с древними книгами. Нет, она не была большой, да вот было чувство, что можно потеряться среди всех этих стеллажей. Неужели здесь хранились все запрещенные и нежелательные к прочтению фолианты? А, может, это был тайный кабинет Ариана? Тогда почему он так захламлен? Мой брат решил стать ученым?       Около окна стоял массивный дубовый стол, заваленный свитками и кособокий стул, даже не обитый бархатом, с прямой деревянной спинкой.       Брат поставил передо мной единственный стул, а сам, присев на стол, командно повелел:       — Садись.       Я села. Стул подо мной опасно затрещал.       — Ну и что это было за представление? — начал с нотаций любимый родственник, сверля меня недружелюбным взглядом. — Ирен, ты же обещала вести себя благоразумно и что я увидел? Решила устроить советнику вендетту?       — Конечно же, нет! — Я даже задохнулась от возмущения от таких безумных домыслов брата. За кого они меня воспринимают?!       — А кто недавно кричал, что советник — зло?       — А я и не отказываюсь от своих слов! И однажды, с помощью Великой, выведу этого мерзавца на чистую воду, но ведь у меня есть здравый смысл! Я не буду же на весь дворец кричать, что покараю советника, прикажу страже заковать его в колодки или же прилюдно отхлестаю веером! Я присмотрюсь, найду его слабое место и ударю, когда он не будет ожидать!       Ариан скептически на меня посмотрел, видно сильно сомневаясь в моем благоразумии. Я даже слегка обиделась — родной человек и мне не верит!       Но он не стал продолжать этот разговор и почему-то глянул на магистра Гоннери, который, прислонившись к ближайшему стеллажу, с интересом наблюдал за нашей перепалкой. Мне стало неловко — что обо мне мог подумать друг Ника?       — Филгус, — обратился к магу брат. — Ты же о чем-то хотел поговорить с Ирен?       Я удивилась. Ари так хорошо знает магистра Гоннери, что называет его по имени?       — Да, хотел, — не стал спорить он. Наедине магистр стал выглядеть еще хуже: лицо стало казаться, словно вылеплено из воска, теплые, цвета шоколада глаза потускнели, а сам он, словно осунулся, стал меньше и грозная внутренняя сила, которую я испытывала, когда маг разговаривал со Стефаном, куда-то исчезла, оставив после себя пустоту.       — Вы хотели со мной поговорить? — с ноткой обреченности произнесла я, готовая принять кару за то, что сгубила Ника, из рук его лучшего друга. Да, может, так и должно было случиться, все равно эта жизнь после смерти Ники больше напоминала нескончаемый кошмар.       — Миледи, — грустно улыбнулся магистр. — Я должен был убедиться, что у вас все в порядке… ради друга.       — Простите меня, — тихо прошептала я, пряча в пол глаза. — Я… так… сожалею.       Я давно хотела извиниться за то, что втянула хорошего человека в свои проблемы, заставила страдать, но Ника уже нет в живых, и перед кем мне каяться? Перед Великой в храме? Уже молила у нее прощения, да только сердцу стало не легче, а наоборот, труднее. Тяжкий груз вины давил не хуже надгробной плиты и тянул к земле в могилу. Может, если я извинюсь перед лучшим другом Ника, станет легче?       — За что вам, Ирен, просить прощения? — удивился Филгус.       — Но из-за меня умер Ник!       — Вы не виноваты, — отрицательно качнул головой он, но я чувствовала, что он не до конца откровенен со мной. — А тот, кто виноват, скоро поплатится. Обещаю вам.       — Ты нашел что-то против Стефана? — поинтересовался Ариан.       — Возможно, — уклончиво произнес друг Ника. — Все очень шатко. Нельзя рисковать.       Я даже обрадовалась — Ари и магистр Гоннери объединились, чтоб вывести на чистую воду Стефана! И если я знала, почему волшебник хотел убрать с политической арены этого убийцу, то какую выгоду искал мой брат? Хотел оградить отца от такого советника, пока тот не укрепил свое влияние?       — А Совет? — спросила я, решив поддержать этот заговор против одного мерзавца. — Совет магов не может призвать к ответу этого человека?       Член Совета магов горько усмехнулся:       — Нет. Он весьма искусно нашел брешь в нашем законодательстве, точнее, воспользовался одним древним законом, который гласил, что нападение на родовое гнездо мага, имеющего к другому магу существенные претензии, не карается законом, то есть, правомерно, ибо это право свободного мага, также как и право другого мага убить нападавшего на свой родовой замок. Совет не имеет право вмешиваться в… ссору двух взрослых магов, если только они в ходе своей дуэли не разрушат город, нанеся непоправимый ущерб обитателям и королевству. Ник никогда не ладил со Стефаном, даже когда тот был членом Совета, можно сказать, что из-за него Стефан и лишился своей успешной карьеры. Право мести у советника короля было.       — Но как вы можете это говорить?! — поразилась я. — Ведь Ник был вашим другом!       Филгус еще сильнее осунулся, а его голос стал тише:       — Я еще член Совета магов, миледи, а Председатель не хочет лезть в это дело и ссориться с королем. У Стефана очень могущественный покровитель, и если я необдуманно проявлю инициативу, то пострадает не только моя семья, но и Совет. У нас и так сейчас натянутые отношения со светской и религиозной властью, нельзя конфликтовать с одной стороной, а то другая с радостью воспользуется возможностью испортить нам жизнь…       — Ирен, — поддержал магистра брат. — Ты же знаешь характер отца. Он не привык идти на уступки или же прощать промахи. И, насколько мне известно, король очень недоволен Советом за то, что те оправдали Никериала Ленге на недавнем суде. А Преосвященство только и ждет, чтобы объявить Совет магов вероотступниками и тварями Настерревиля. Конечно, до резни не дойдет, но притеснения и санкции неизбежны. По спине пробежался холодок, а в душе заскреблось нехорошее предчувствие:       — На каком суде?! Ника недавно судили?       Мужчины переглянулись. Вмиг вспомнилось то, как Никериал больше чем на неделю уезжал в столицу, оставляя меня в замке одну. Неужели его тогда судили? Но за что?!       — Это из-за меня? — мой голос, несмотря на все старания, дрогнул, а по неловким взглядам брата и магистра, я поняла, что попала прямо в точку. Неужели уже тогда я причиняла столько проблем Нику? — Но… почему он мне ничего не сказал? Они молчали, а я повторно убедилась в том, что во всех бедах одного несчастного мага была виновата я. Теперь понятно, почему он никогда не воспринимал меня всерьез — я же доставляла ему столько проблем! Пальцы невольно сжались в кулаки, да так, что ногти впились в ладони — не прощу, никогда себе этого не прощу! Я была так слепа, так наивна! Почему не замечала лжи и лицемерия, что поселились в нашем дворце? Почему считала, что интриги и распри придворных меня не коснутся, а Его Величество непогрешим? А в истории с Ником до последнего отказывалась верить в факты того, что он невиновен, потом, влюбившись, решила, что маг должен пасть к моим ногам, как любой другой, который узнал, что на него обратила внимание принцесса. Но меня отвергли, и все так быстро закрутилось, завертелось… Может, я его не любила, а прониклась ореолом загадочного колдуна? Но почему же, несмотря на все страдания, что я пережила в этот месяц, мне до сих пор больно, словно ныла незаживающая рана на сердце, а чувство вины стало солью, которую щедро на нее сыпали.       — Это был выбор Ника, — после тягостного молчания все же произнес Филгус Гоннери. — И я все же склонен думать, что он поступил правильно, не став посвящать вас в эти проблемы. Все же мужчина не должен заставлять волноваться даму…       — Но это же из-за меня!       — Ирен, — впервые за весь разговор немного насмешливо улыбнулся член совета, — из-за дам, порой, бывают и войны, а тут обычный суд. Да и никто не сомневался, что Ника оправдают — он же не приносил вас в жертву и даже не удерживал в замке, а судить за гостеприимство — это просто смешно. Тот суд был просто фарсом и, если так можно говорить, представлением специально для короля Нагелия. Не корите себя ни в чем, вы… — Филгус вздохнул и обеспокоенно вгляделся в мое лицо. — Как вы себя чувствуете? Ариан говорил, что вы почти ни с кем не общаетесь, целыми днями проводите в библиотеке и… Ирен, я вас не узнаю. Где та яркая неунывающая девушка, которая могла свернуть горы в поисках правды? Где та непоколебимая уверенность в своей правоте? Моя жена отзывалась о вас как о довольно живой, интересной собеседнице, но сейчас вы похожи на тень себя прежней!       — Умерла, сгорела заживо в том пламени Преисподней. Раньше… — я горько улыбнулась, говорю, словно, прошло много долгих и мучительных лет, — я знала точно, где добро, где зло и закрывала глаза на многие вещи, но сейчас во мне словно что-то надломилось, и… Скажите, магистр, как можно исцелить сердце, которое уже устало болеть и хочет просто остановиться?       — Я не тот человек, кто может вам помочь, — он покачал головой.       — Да, знаю. Тот, кто мог меня исцелить, давно покинул этот мир. — А я ведь его любила и только сейчас поняла, как сильно.       Ари молчал, не перебивая и давая мне выговориться. Я давно хотела это сделать, но до сих пор не находила достойного собеседника, который мог меня понять. Не к брату же идти, плачась в жилетку, что страдаю от любви и корю себя за то легкомысленное поведение? Он меня просто не поймет, а магистр Гоннери может, ведь Ник был ему дорог как брат.       — Ирен, — Филгус подошел и положил свою руку на мое плечо. Сразу стало легче. — Не думаю, что Ник был счастлив, увидев, как вы себя изводите. Отпустите его с миром и живите дальше, ведь вы так молоды. Зачем ставить на своей жизни крест и добровольно подводить себя к миру мертвых? Постарайтесь забыть эту зиму и… вам станет легче.       — Вы говорите забыть, но я не могу… это словно предать его, себя… Вы сами сможете его забыть?!       Филгус Гоннери замолчал, убрав свою руку с моего плеча. Забыть, это же значит предать, ведь так?       — Простите, — прошептала я. — Вы его знали намного дольше, чем я, и вам тоже сейчас очень плохо, я чувствую. Я не хотела вас обидеть, просто… — я подняла голову и посмотрела магу в глаза. В его взгляде плескалась такая невысказанная боль, что мне стало не по себе, словно я покусилась на что-то святое, сокровенное. — Я порой веду себя глупо, как маленький ребенок и очень эгоистично. Простите…       Он ведь просто хотел мне помочь. Наверное, для магов, которые разменяли уже сотню лет, я казалась неразумным ребенком и одна зима для них была несущественным сроком, чтобы начать тосковать по человеку, но я ведь обычная девушка. Да, мне еще не было и восемнадцати, да, я так мало повидала в своей жизни, но впервые за все время я чувствовала себя по-настоящему живой в замке Ника и эта зима перечеркнула за собой всю мою прежнюю жизнь.       Магистр Гоннери провел рукой по волосам, словно приглаживая сбившуюся прическу, скривил губы в неумелой улыбке, которая чуждо смотрелась на его осунувшемся лице и с неохотой произнес:       — Я познакомился с Ником будучи мальчишкой — его привел учиться к нам отец, оставил на пороге, словно бездомного щенка и исчез. Ник был таким робким, испуганным, зажатым, что пожалев, я невольно взял его под свою опеку и обрел в его лице самого верного друга и брата. Он… всегда пытался всем что-то доказать: сперва учителю, который относился к нам с пренебрежением, потом в Парнаско, стараясь не уронить себя в глазах магистра Гарриуса, затем Совету, стремясь привнести в магическое искусство что-то новое, а после — себе, заперев себя в замке и упорно твердя, что сможет выдержать все. Я всегда поражался тому, что он никогда не просил помощи, даже когда ноша казалась слишком тяжелой, все сносил молча и улыбаясь. Наверное, в том, что случилось, была моя вина. Я много думал об этом и понял, что за всей этой мирской суетой я так от него отдалился и Ник, наверное, чувствовал себя одиноко, хотя я считал иначе. Никто даже не поспешил ему на выручку… и… знаете, Ирен, это я должен был у вас просить прощения, а не наоборот.       — Но…       — Ирен, — перебил меня мужчина. — Я же пришел к вам не просто так. Хотел отдать то, что, возможно, подарил бы вам сам Ник, если бы не то несчастье. Я удивилась. О чем он? На миг внутри все похолодело — может, он о слезах Элисень? Но я сразу опровергла эти мысли — раз магистр сразу о них не спросил, значит, не знает, что они у меня есть. Все же я берегла их как зеницу ока, выполняя последнюю просьбу Ника, и никому их не показывала, даже брату.       Кстати, Ари тоже выглядел слегка огорошенным этой новостью, видно магистр Гоннери его об этом не предупредил, когда попросил организовать со мной встречу. Брат вообще себя вел странно — он слушал наши откровения и даже не вмешивался. Почему? Но думать об этом сейчас совсем не хотелось.       Внезапно, за панелью, которая закрывала вход в эту потайную комнату, послышались чьи-то громкие голоса. Мы обернулись и замерли, в напряженном ожидании. Я даже забеспокоилась, что нас обнаружат, словно мы сейчас обсуждали заговор против короля, но прошло почти полминуты, и ничего не произошло. Голоса и посторонние звуки стихли, я заметно расслабилась и шепотом спросила у брата:       — А нас никто не услышит?       — Нет, — твердо произнес он, буравя взглядом злосчастный проход. — В Старом архиве стоит «Полог тишины», — и, видя, что я слегка не понимаю что это, пояснил. — Мы их слышим, а они нас нет. Сестренка, на многих комнатах во дворце есть эти руны, наш прадедушка был зациклен на своей безопасности и постоянно думал, что его кто-то подслушивает …       — Но почему именно здесь? — все же не удержалась от вопроса я. Все было слишком неожиданно. — И откуда ты знаешь так много? Эти… магические… штучки. Брат улыбнулся своей особенной снисходительно-приветливой улыбкой, отчего у меня по спине пробежал неприятный холодок и промурлыкал:       — Иреночка, архив появился меньше десяти лет назад, а раньше здесь хранилось кое-что другое. Не отвлекайся и не позорь меня перед этим уважаемым человеком.       Уважаемый человек сделал вид, что совсем не слышит нас и полностью поглощен полками, заставленными пыльными томами с подшивками. Мне стало неловко, и вправду, задавать вопросы можно будет и потом, когда я останусь наедине с братом, а сейчас это звучало мало того, что не культурно, так еще и глупо. Естественно, Ари знает много о магии, все же он сотрудничает с Советом и по долгу своей службы должен знать очень много…       — Простите… — совсем тихо произнесла я, понурив головой. Брату, наверное, было неловко из-за меня.       Филгус Гоннери, не говоря и слова, присел на корточки и словно ощупал рукой воздух возле пола. Миг — и на нем появился большой тяжелый сундук, разукрашенный непонятными символами. Магистр ловким движением рук сорвал бумажки, что запечатывали обшитую блестящими свинцованными пластинами, крышку и открыл ее. Я, задержав дыхание, наблюдала за его действиями, не смея даже шевельнуться. Сперва ничего не происходило. Вроде, сундук и сундук — ничего необычного, как вдруг из него выпрыгнул большой пушистый белый зверь! Кот, распушив хвост, ошалело осматривался вокруг и был явно недоволен способом его доставки в руки хозяйки. Не знаю, как это получилось, но я со счастливым визгом — по-другому мой восклик было не назвать, — оказалась на коленях возле Ларсика и крепко сжала его в объятьях. Кот, который еще не до конца пришел себя, даже не сопротивлялся, лишь глубоко и тяжело дышал, открыв рот, да слегка дрожал от перенесенных потрясений. Я его тискала, целовала, в милую мордочку, приговаривала, как я его люблю и как рада, что он снова со мной, при этом беззвучно глотая слезы счастья. Мой милый котик, хоть и редко давал себя поласкать, благодушно внимал моим ухаживаниям и смиренно терпел.       — Ирен, — отвлек меня от нежностей голос магистра Гоннери. Похоже, он уже не впервые пытался до меня дозваться, но я его просто не слышала.       Не говоря и слова, я опустила Ларсика, встала с колен и порывисто обняла Филгуса. В душе зародилась щемящая благодарность этому прекрасному человеку, которую было просто не выразить словами. Мужчина на несколько секунд в нерешительности замер, но потом все же обнял меня в ответ, успокаивающе погладив по спине.       Впервые за долгое время мне стало хорошо и спокойно, словно вновь оказалась в замке у Никериала. Да и веяло от кафтана мага чем-то родным: травами и целительским спиртом. Так пахло от Ника, когда тот засиживался за своими опытами…       — Держать его у себя дома я не могу — у меня маленькие дети… затейники, — сбивчиво проговорил магистр. — Да и этот непутевый женишок Петры — истребитель окрестных голубей… А жена не слишком любит животных. Вообщем, я решил, что у вас коту будет намного лучше. О, и за Милену не волнуйтесь, с ней все хорошо.         — Спасибо, — только и прошептала я и, посмотрев в его теплые шоколадные глаза, искренне улыбнулась.

***

      Отступление.       — Кот? — наследный принц изумленно посмотрел на светловолосого магистра, не понимая подоплеки его действий. Его Высочество Ариан давно знал магистра Гоннери и был точно уверен, что тот никогда ничего не делал просто так. А тут такой странный поступок. Напрашивался вопрос: «Зачем?».       — Ей нужно отвлечься, прийти в себя, а домашняя зверюшка отличное средство от тоски, — Филгус едва заметно улыбнулся, но от принца не укрылось то, что магистр что-то недоговаривал. Да, Филгус Гоннери славился свой проницательностью, но и наследник трона тоже был не лыком шит и научился разбираться в людях, положение требовало.       Сколько он себя знал, член Совета магов всегда улыбался, скрывая за ней свои истинные чувства и намеренья. Он был одной из тех загадок, которые любил разгадывать Ариан и, может, поэтому они сблизились. Да и молодому человеку нужен был верный союзник в Совете, а магу — во дворце. У них были общие интересы.       — И все же, — настаивал принц.       — Глава Парнаско был очень недоволен, когда увидел кота в палате, — вздохнул маг, присаживаясь на скрипучий стул. — Мне пришлось подчиниться…       — А мне кажется, он просто хотел выгнать оттуда вас, магистр, — усмехнулся Ариан. — вы в ней проводите дни и ночи.       — Следите? — насмешливо произнес Филгус.       — Охраняю, — подправил его принц. — Я же должен удостовериться, что ни отец, ни его новый советник не узнали, что некто магистр Никериал Ленге жив. Мы же с вами так договаривались?       Глава Тайной канцелярии тяжко вздохнул, протерев слипающиеся глаза — он вновь всю ночь просидел над отчетами. Но сейчас было не время расслабляться и давать себе право на отдых, и так многое было потеряно, когда он уехал из столицы, дав этому прохвосту Стефану приблизиться к его отцу.       Принц понимал, что Ирен стала всего лишь пешкой в этой игре. Его сестра была довольно милой особой, которая никогда не лезла в дворцовые интриги и жаждала лишь тихого семейного счастья. Да, отец нашел ей подходящего жениха, да, Ирен он не понравился и она высказала свое недовольство по-поводу замужества, но сбежать… Ариан был уверен, что эти мысли появились в голове его сестры не случайно и к этому был причастен новый советник отца, но вот только доказательств у него не было. Пока не было.       Он и помчался искать сестру, боясь, что с ней может случиться что-то плохое, все же Ирен не была приспособлена к жизни за пределами дворца. Этим и воспользовалась затаившаяся гадюка — окружила его отца лестью, затуманила разум, заставила уверить, что маги отбились от рук и их следует проучить, поставить на место. Несмотря на холодность и отчужденность, которую король показывал при других, он был довольно раним и сентиментален, глубоко внутри переживая малейшие промахи и проблемы. Ариан видел, как отец любил малышку Ирен, он оберегал ее, желал для дочери самого лучшего будущего и желательно на троне соседней страны, но, к сожалению, не умел правильно проявить свою заботу. Дочь сбежала, и предательство самого дорогого и любимого человека что-то сломило в короле — он стал везде видеть врагов и слава Великой, Ариан еще был у него в категории союзника.       Стефан как-то нашел подход к его отцу, смог возвысится и обрести влияние за столь короткий срок и это пугало, заставляло нервничать наследника трона. Он чувствовал от нелепого мага опасность, словно тот был затаившейся гадюкой, только ждавшей, чтобы выпустить свои ядовитые клыки. Вдруг советник решит избавиться от него руками короля? Убедит того, что принц задумал заговор против монарха? Ариан хорошо помнил те чувства, когда его вели на плаху, и ему совершенно не хотелось испытывать их вновь. Это, конечно, было маловероятно, но все же надо было просчитать даже самые невероятные сценарии событий.       В официальную версию событий с участием его сестры и Никеалом Ленге юноша не поверил сразу, но открыто критиковать ее не стал — все же «история» одобрена королем, а выступать против него и дарить такую легкую победу одной подколодной змее, он был не намерен. Да, Ариан посмаковал с аристократами «коварство злобных колдунов», опечалился незавидной судьбой сестры, поругал медлительный Совет, что до сих пор не удосужился вызволить принцессу… А сам тайком договорился с Председателем Совета магов о сотрудничестве. Нет, пускай непутевая сестрица побудет в тепле и безопасности с Никериалом Ленге, пока он во дворце не перетравит всех опасных вредителей, а уж потом можно будет и вернуть принцессу, провести публичную амнистию магистра Ленге и наградить его за особые заслуги перед королевством. Отец будет не против — Ариан тоже умел убеждать, просто для этого потребовалось бы время.       Да, принц проиграл одно сражение, когда Стефан вернул во дворец Ирен, вот только негласная война лишь набрала оборот, и до ее конца еще было очень далеко. Ариан легонько усмехнулся, представив, какой ждет сюрприз советника короля, когда тот узнает, что его личный враг жив и здоров. Но еще было не время, совсем не время ставить на доску своего нового ферзя, поэтому наследник трона обязательно позаботится о том, чтобы ни магистр, ни отец не узнали этот маленький секрет.       А потом одна гадюка захлебнется собственным ядом, а если нет, то он обязательно ей поможет отправиться в иной мир. Хороший советник — это мертвый советник. Ведь так?

***

      Ирен       Если раньше дворец напоминал больше болото со своими кикиморами, жабами и цаплями, то после появления Ларсика что-то неуловимо изменилось. Мир стал ярче и дружелюбнее, а злобные шепотки, которые я слышала в коридорах со всех сторон стали столь смешны и незначимы, что и обращать на них внимания не следовало. Ларсик привнес в мою жизнь свежую струю и стал отдушиной, которой я могла выговориться и полностью довериться. Нет, брату я тоже доверяла, но в меру, ведь у каждого должны быть секреты, даже если за этим секретиком охотятся вся жрецы королевства во главе с противным Преосвященством. Да и Ариан поступил как-то странно, разболтал придворным, что подарил мне кота новой породы, которую разработал департамент магической науки специально для меня. Эту породу даже в мою честь назвали — иренскими. Вот только столь щедрый «подарок» ни один придворный не оценил, потому что новый представитель семейства кошачьих сумел за пару дней настроить против себя почти половину знатных семейств королевства.       А все почему? Потому что Ларсик хотел проявить заботу, хотя, конечно, его методы можно было растолковать двояко. Еще когда я жила в замке Ника каждое утро кот оставлял на моей подушке свой подарок — дохлую крысу, коих обитало в подземелье довольно много. К крысам я притерпелась и стала равнодушна, только вот постельное белье приходилось постоянно менять, да и терпеть противные шуточки мага на тему того, что мой кот пытался меня подкормить. Да только придворные дамы явно не были готовы к таким экстравагантным «сюрпризам». Мой питомец не изменил себе — обследовал свои новые охотничьи угодья и стал методично подсовывать всем дохлых крыс. Дамы визжали, падали в обмороки, и верещали об извращенце, который оказывает им ужасные знаки внимания. Мужчины вздрагивали, когда «знаки внимания» оказывали и им. О коте, естественно, подумали в последнюю очередь и только тогда, когда он попался с поличным, но в защиту своего питомца скажу, что он мастерски скрывал свою партизанскую деятельность целых две недели! А до этого времени неведомого извращенца с упоением искала дворцовая стража. Я вот только понять не могла, как Ларсик умудрялся подсовывать крыс в закрытые комнаты? Или же стража была беспечна, или же мой кот настолько умен, что сумел всех перехитрить…       Когда его поймали за неблаговидным делом, то с позором, то есть, за шкирку, доставили к хозяйке, наказав больше не спускать с этого «чудовища» глаз. Я, естественно, похвалив Ларсика за правильную инициативу и «натравив» на Стефана, отпустила его на новые подвиги и они не заставили себя ждать. Все же мой кот был удивительно умен, сообразителен и горазд на разные выдумки. Вскоре королевского кота возненавидели все придворные дамы и один мерзкий советник короля.       Среди знатных дам в последнее время было модно заводить себе маленьких ручных собачек с большой непропорциональной к остальному телу головой, пучеглазыми голодными глазами, вислоухими ушами и крысиным хвостом. Леди души не чаяли в этих порождениях безумного мага, и я никогда не понимала, за что можно в них любить. Не понимал и Ларсик, особенно то, что они собаки, а не необычные крысы. Этот герой постоянно с шипением и утробным рычанием за ними гонялся, пугал до дрожи и те, естественно от страха испражнялись на своих хозяек — дамы всегда держали карликовых собачек на руках. Кота костерили, тихо ненавидели, но не смели даже и тронуть пальцем — питомец принцессы, за пинок в ненавистную морду могут и в темницу посадить.       Дошло до того, что на моего кота пожаловались Ариану! Брат, конечно, проигнорировал проблемы знати, заявив, что ему нет дела до пушистых диверсантов, и сказав, что они, кстати, должны порадоваться, что на них обратил внимание королевский любимец. Придворные, поняв прозрачный намек, замолчали — быть недовольным тому, что их выделил из толпы «почти член королевской семьи» было глупо. Но поизводив неделю придворных дам и их собачек, Ларсик затих. Установилось шаткое равновесие, которое с грохотами, криками и проклятиями оборвалось через пару дней, когда во дворец заявился магистр Стефан. Советник отца еще не знал, что его поджидал пушистый мститель, ибо все это время не появлялся во дворце, занятый своими темными делишками.       Ларсик накинулся на убийцу своего создателя, как герой из древней баллады и, по словам очевидцев, попытался снять с плешивой головы скальп. Советник орал, пытался отцепить от себя пушистое чудовище, кидался направо и налево заклятьями — разворотил целый коридор и ранил аристократов, что стали свидетелями этой сцены, но так и не задел когтистого нападающего. Прибежала стража, еле как скрутила обезумевшего от боли мага, отцепила от него шипящего кота и отправила советника в темницу за нападение на аристократов и порчу королевского имущества. После всей катавасии, Ларсика торжественно вручил мне Ариан, улыбаясь, как начищенный до блеска золотой и посоветовал не выпускать «героя» из комнаты, пока все не уляжется.       В свое русло все вернулось почти в тот же день. Король, естественно, почти сразу освободил своего потрепанного фаворита и все как будто забыли о недавнем инциденте — даже те, кто пострадал в той суматохе, делали вид, что ничего не случилось. Стефана со всеми почестями препроводили в лазарет, а отец мне поставил ультиматум: если я не могу уследить за своим питомцем, то его у меня не будет. Его Величеству нужнее был убийца и подлая крыса, чем родная дочь. Ничего удивительного. Так и закончилась несравненная эпопея приключений бравого героя и рыцаря сэра Лоренса вей фрай Франсуа. Он оставил после себя нерушимую славу, и я уверена, про него будут слагать легенды многие поколения придворных…       Вскоре прибыла делегация из страны Родрика. Помпезная церемония встречи почетных гостей прошла для меня как-то… отстраненно. Я, конечно, приветствовала вместе со всеми холеных послов, фальшиво улыбалась и говорила комплименты, словом, вела себя как благовоспитанная принцесса, никоим образом не показывая, что мне плохо, скучно и неинтересно. А как иначе, если рядом со мной всю церемонию стоял брат и неусыпно следил, чтоб его сестрица не выкинула какой-нибудь фортель. Он даже шептал мне на ушко и тыкал пальцем в спину, призывая поприветствовать и мило побеседовать вон с тем почетным господином с козлиной бородкой, который приходился двоюродным дядей наследного принца Родрика, или же занять разговором вон ту страшную леди с лошадиным лицом, которая была его троюродной сестрой по материнской линии. Все они прибыли, чтобы оценить будущую родственницу и сказать в мою сторону свое «фи», если я им не понравлюсь. А все из-за чего? Из-за того, что я подпортила себе репутацию побегом и «заточением у темного колдуна». Они, не стесняясь, даже потребовали заключение целителя, что я до сих пор девица. Неслыханная дерзость, которую пропустил мимо ушей мой отец! Ради этих договоров он был готов продать меня этому Родрику даже в качестве рабыни, если они побрезгуют меня забрать, как невесту наследного принца! Какое унижение!       Ариан из-за этого сильно волновался и, естественно, одергивал меня по любому поводу — будь то неосторожное слово или неправильный жест. В его представлении, я должна была быть идеальна — мне же хотелось подавиться закуской и умереть, чтобы не участвовать в этом фарсе. Вести себя как элитный товар, пытаться быть одновременно таинственной, элегантной, чувственной и невинной, уметь поддержать разговор, но в меру, чтобы не сконфузить собеседника своими слишком умными ответами — все это мне претило. К концу вечера я была уверена, что на моей спине от заботы брата образовался огромный синяк, а язык онемел от льстивых и лживых речей.       «Неусыпное око» перестало за мной следить только через пару дней, когда началась вторая часть переговоров: закончились балы и приемы, король и послы отпустили друг другу кучу лестных эпитетов, удовлетворив друг друга, так что теперь можно было поговорить о делах. Я, естественно, в этом процессе не участвовала, да и мне было не интересно знать «как упала цена на подержанный товар по имени Ирен».       Как я не старалась себя убедить, мне было не все равно, чем могли закончиться переговоры с соседним королевством. Я волновалась, не находила себе места и постоянно думала о предстоящей свадьбе. Меня передергивало от омерзения, когда я представляла себя в объятиях Родрика, хотелось ударить его по самодовольному лицу, уязвить его завышенное самолюбие и сказать, как он мне противен! Но что я могла? Только сыпать проклятья бездушному портрету, ибо мою судьбу решали без меня за закрытыми дверями. Одна надежда была на Ариана…       Но кроме свадьбы, с которой, возможно, я могла смириться, меня волновал еще один вопрос — Стефан. Да, я обещала брату вести себя тихо и даже не глядеть в сторону этого мерзкого колдунишки, но душу жгло от праведной мести. Я не могла усидеть на месте, зная, что этот подхалим, лживый изувер и убийца безнаказанно ходит по дворцу и купается в лучах славы, но ничего не могла с этим поделать и от этого было больнее. Если же переговоры пройдут хорошо и меня с эскортом решат отправить в соседнюю страну, то я больше не смогу добраться до этой мерзости. Мне хотелось лично его уничтожить: втоптать в грязь, заставить страдать и молить о смерти, а для этого нужно было либо скорее с ним покончить, либо постараться остаться дома. Но как? Пойти против воли отца, подставив брата? Отец очень доходчиво мне объяснил, какая плата последует за необдуманные поступки. Притвориться смертельно больной? Раскусят. Может, что-нибудь сделать с собой? Глупо, тогда я сама не смогу отомстить Стефану, а к Нику в обитель Великой можно было всегда успеть.       Стефан после того случая с Ларсиком во дворце старался не появляться — зализывал раны или же отбыл по своим темным делишкам, и подловить его в коридоре не получалось. Из меня выходила никудышная мстительница, и я всерьез стала задумываться о том, чтобы зажать его в темном уголке и задушить шнуром от гардин, даже нашла подходящий инструмент и манекен для отработки смертельного захвата… но, к сожалению, меня за этим занятием застал брат и отнял шнур. Предатель. Хотела вновь натравить на него кота, но вовремя одумалась. Вдруг мое солнышко пострадает? Нет, я знала, что мой котик может превратиться в зубастое и клыкастое нечто и постоять за себя, но все равно за жизнь питомца было боязно.       На улице стоял конец весны, и нежные дуновения лета уже пронизывали проснувшуюся ото сна природу. В дворцовом саду, конечно, еще не распустились цветы, посаженные садовниками, но земля покрылась ярким зеленым ковром, деревья накинули листву, а воздух наполнился терпким ароматом трав и свежести. Пели трели птицы, вернувшиеся с южных краев, жужжали пчелы, собирая первый урожай с солнечных одуванчиков, слышен был звук секатора — садовники стригли кусты. Солнце еще не вошло в полную силу и не припекало, дул легкий ветерок, принося с собой соблазнительные запахи из дворцовой кухни. Мне всегда лучше думалось на природе, она дарила умиротворение и свободу мысли. Да и я, если честно, в такие моменты чувствовала себя намного свободнее — не думала о клетке, в которую меня посадил отец, моя душа словно путешествовала по неведомым краям: бесконечным полям, лесам и устремлялась к замку Ника. Как же я сильно хотела увидеть его сад, укрытый зеленью, узреть самого мага, читающего книгу, сидя на скамейке, узнать, что те ужасные события были лишь кошмарным сном, дотянуться до него рукой, почувствовать тепло…. Но сейчас я полностью сосредоточилась на одном — на мести.       И вот, прогуливаясь по саду и размышляя, как мне лучше сжить со свету фаворита отца, внезапно я увидела Ларсика. Мой наглый кот, наплевав на свою безопасность, открыто прошел мимо, даже не взглянув на свою хозяйку. Я удивленно проводила его взглядом, пока пушистый хвост не скрылся за кустом сирени. Стефан вмиг забылся, полностью замененный новой напастью. Я все никак не могла понять, как Ларсик выбрался из запертой комнаты, ведь не меньше получаса назад я ее запирала лично и наказывала питомцу не балагурить!       Может, служанка выпустила? Но ей тоже было сказано, чем для нее могла закончиться ее безалаберность по отношению к безопасности кота принцессы…       Пылая невиданной ранее решимостью, я направилась прямиком за этим негодником, намереваясь поймать и отнести обратно в безопасное место! А потом оторвать голову этой дуре-служанке! Тоже мне удумала, ослушаться приказа госпожи! Совсем распоясались! И эти фрейлины, и служанки, и кот, и этот недосоветник!!!       Я залезла вслед за Ларсиком в раскидистый куст сирени и намеревалась вытащить из него негодного кота. Пробравшись довольно глубоко, я вдруг услышала:       — Пшел прочь от меня, паршивец!       Мимо меня как ошпаренный пронесся Ларсик, а я замерла, навострив уши. Сердце пропустило удар, а по спине прошелся холодок, ибо я узнала голос говорившего, а дальнейшая фраза его собеседника только подтвердила догадку.       — И чем же вам не угодил обычный кот, магистр Стефан?       — Это не кот, — прошипел не хуже гадюки советник отца, — а отродье Настерревиля! Эта дура натравила его на меня, и теперь он меня постоянно преследует!       — Кот? Преследует? — в бархатистом голосе собеседника Стефана послышались насмешливые нотки. — Стефан, милый, у тебя паранойя? И даже, если тебе не угодил кот, не легче от него избавиться? Не вижу проблем.       — Чтобы вместо кота за мной следила эта полоумная девка? Все равно я скоро избавлюсь и от нее, и от кота, осталось лишь немного потерпеть.       — А как же ее брат?       Стефан хохотнул:       — Посмотрим, как он пойдет против воли монарха. Этот щенок слишком правильный, послушный, чтобы огорчать своего папку. — последовала небольшая пауза. — Но ты же сюда заявился не для того, чтобы слушать мое ворчание? Чего тебе надо?       — Да так, — уклонился от ответа он, — пришел на тебя посмотреть, а то, боюсь, скоро забуду твой прекрасный лик, мой милый.       Послышалось странное копошение и что-то похожее на воркование голубков. Я покраснела, конечно, из кустов было не очень слышно, что они там шептали друг другу, но все было ясно и без слов. Я уж было хотела оставить наедине эту странную парочку, как … эм… любовник Стефана вновь стал говорить.       — Ты так исхудал, — в его голосе послышались заботливые нотки, — осунулся. Брось ты этот артефакт, я тебе достану другой и намного лучше.       — Это же слезы Элисень! — в шепоте Стефана послышались благоговейные нотки, словно он преклонялся даже от самого название святыни. — Божественный артефакт! Представляешь, какую мощь мне даст артефакт с таким рангом силы? Я его искал больше двадцати лет, а ты говоришь бросить. Тьфу!       Советник сплюнул.       — Говорят, он проклят…       — Ты опять об этом? — заворчал маг. — Это все глупые предрассудки.       — Но все, кто им владели, умерли… Даже этот Никериал пал жерт… — и, видно, что-то увидев в лице советника, сразу стал оправдываться. — Ну хорошо-хорошо, я не буду больше упоминать имя этого… мм… недоразумения. Может, у него и вправду не было артефакта, и он умер из-за своей глупости.       — Вот именно, глупости! — злорадно подтвердил Стефан. — А если бы пошел сразу на сотрудничество, то остался бы живым! Все ж, несмотря на то, как я не выношу и его, и этого подонка Гарриуса, он был полезней живым.       — Даже так? — усмехнулся его собеседник и с обидой в голосе, проворковал. — Ты смотри, милый, еще одно слово про Никериала, и я начну ревновать. А то в последнее время постоянно от тебя слышу: «Никериал то, Никериал се».       — А сам-то? Крутился возле него как влюбленная девчонка, тошно было на это смотреть!       Послышался смешок и второй мужчина промурлыкал:       — Ну я же старался ради тебя, мой сладкий, — от этого обращения меня передернуло. — Ты же знаешь, информация правит миром.       — Я не знаю, на чьей ты стороне, — прошипел магистр, — скажи, — его слова опустились до еле слышного шепота, — ты верен мне?       Стефан замолчал, послышался шорох и звуки… поцелуев? Щеки предательски заалели, стало жарко, а воображение уже рисовала непристойные картинки, от которых мне было как никогда стыдно. Меня всю трясло от страха, волнения и… я даже не могла полностью понять свои эмоции, так было неожиданно слышать этот разговор. Я закрыла ладонями свой рот, чтобы не приведи Великая, услышали мои стучащие зубы, и старалась не шевелиться, чтобы случайно не задеть ветку, которая мигом сможет раскрыть мое убежище в кустах сирени.       — Мне пора, — неохотно оторвался от своего собеседника Стефан и недовольно добавил. — Надо идти на переговоры и продать подороже эту блудную девку соседнему королевству.       — Я буду скучать, — протянул его любовник и куда-то смачно чмокнул его на прощание.       Послышался шелест мантии, и я словно почувствовала кожей, как Стефан прошел мимо моего куста. Сердце пропустило удар, руки затряслись с новой силой. Я была уверена, что если меня заметят, то мне не жить, слишком многое я случайно узнала, а невольных свидетелей редко оставляют в живых, даже если они королевской крови. Здесь веяло опасностью. Я замерла, моля все святых, чтобы и собеседник советника также быстро ушел, как и он сам.       Мужчина немного постоял на месте, видно провожая взглядом своего возлюбленного, сокрушительно вздохнул, и я услышала его тихие шаги, словно он шел неспешна, вразвалочку. Подождав, когда звук шагов стихнет, и плюс пару минут для верности, я решила выбираться из своего импровизированного убежища.        Резко раздвинув ветки с обильной зеленью, я отшатнулась, увидев радостное лицо незнакомца.       — Ку-ку, — широко улыбаясь, произнес он. Мое сердце рухнуло вниз, я на негнущихся ногах попятилась назад, уверенная, что сейчас меня будут убивать. Я даже открыла рот, чтобы закричать, но его ладонь резко перекрыла мне дыхательные пути. Мужчина рывком затащил меня в кусты, крепко сжав в своих объятьях.       — Как же нехорошо подслушивать, — все также насмешливо произнес он, игнорируя мои вялые попытки вырваться. Он был силен, а я словно ослабнув от страха, никак не могла заставить себя бороться.       Я смогла рассмотреть его лицо. Любовник советника был красив, да так, что у меня на мгновение перехватило дыхание. У него были округлые женские черты лица, бездонные темные глаза и рыжеватые локоны, волной ниспадающие ему на плечи. И пахло от него приятно — какими-то цветочными духами.       Он отпустил меня и приложил к моим губам указательный палец, призывая к молчанию. Я подчинилась, потому что в этот момент образ красавца поблек и словно растворился, а передо мной появился знакомый человек: длинные синие волосы, зеленые глаза, нелепый яркий макияж… Я ахнула — это был магистр Микио!       — Как… — с возмущением начала говорить я, но меня грубо перебили, вновь закрыв ладонью рот.       — Я же просил помолчать, — с укоризной прошептал Микио и пригладил свободной рукой мои растрепанные волосы. — А помните, мы также стояли: вы угрожали меня убить, прижимая к горлу нож, я не понимал за что… Забавно, но сейчас мы поменялись ролями. Я рад, а вы?       — Убьете? — лишь смогла выдохнуть я, когда он вновь позволил мне говорить. Все мое возмущение, весь страх куда-то подевались, оставив за собой лишь обреченность. Я чувствовала себя преданной и оплеванной. Как я могла поверить этому человеку, как Ники мог ему поверить, если при первой же возможности он ушел к Стефану! Нет, он шпионил на него, был подлой крысой, которая затесалась в компанию к магу!       — Да нет, — пожал плечами иллюзионист, — отпущу. Скажу лишь одно — не вся та правда, что видится.       — Что?       — Пока-а, — он помахал мне рукой и резко вылез и кустов, на ходу накидывая на себя личину того паренька. Миг — и от него и след простыл.       Я шокировано замерла.       Что это сейчас было?!       Сердце стучало как заведенное, я чувствовала, что еще миг — и упаду в спасительный обморок. Слишком много было потрясений за этот день, слишком много знаний… Искать кота резко расхотелось, Стефана — тем более, я желала лишь одного — прийти к себе в комнату, лечь на кровать и спрятаться под одеялом от всех сумасшедших интриганов, злобных советников и негодных котов.       Немного успокоившись и начав размышлять здраво, я первым же делом кинулась к страже, что дежурила в саду и поинтересовалась, не видели ли они того красивого парня, в личине которого приходил магистр Микио? Стражники не видели, зато заметили магистра Стефана, который разговаривал с очаровательной аристократкой, которая трогательно прижавшись к плечу советника, кокетливо говорила ему что-то на ушко.       Поняв, что даже если бы «аристократкой» был иллюзионист, от стражи я большего добиться не смогу, я направилась во дворец. Сперва я хотела рассказать обо всем брату, но немного поразмыслив, передумала. Неизвестно, что предпримет Ариан, а время я упущу и вряд ли когда-нибудь мне представиться возможность все выяснить. Микио не стал мне угрожать и мирно отпустил, следовательно, он мне не враг и, возможно, до сих пор находится на стороне Ника. Хотя я, конечно, могла ошибаться, но только сердце подсказывало, что я на правильном пути.       Я глубоко вздохнула, прибавив шагу. События последних дней начали развиваться так стремительно, что я боялась что-нибудь упустить, отстать и быть ведомой, которая ничего не сможет предпринять, лишь подчиниться. Времени было все меньше, вопросов больше и я не знала, кому верить — все преследовали только свою выгоду и явно пытались меня использовать.       Расспрашивая о таинственной незнакомке дворян и слуг, которые мне встречались по пути, я как королевская ищейка из ведомства дознавателей, пошла по ее следу. Конечно, многие ее не видели, другие не предали значения, третьи — отмахнулись, но по крупицам, плутая по закоулкам королевского дворца, я чувствовала, что иду в верном направлении.       Не знаю, может меня привело в то место чутье, а может, мелькнувший в дверях пушистый хвост кота, но я оказалась на пороге Королевской Библиотеки. Интуиция говорила, что еще чуть-чуть и я раскрою одну из важнейших тайн, если найду в себе силы войти внутрь, найти магистра Микио и подробно расспросить его обо всем. Я чувствовала, что от меня скрывали что-то важное, но никак не могла понять, что именно. Я знала, что магистр ведал об этой тайне, но по какой-то причине не смог или не захотел ее мне раскрыть. Но… но я должна была ее узнать, обязательно должна!       В библиотеке было также тихо, спокойно и пахло старыми книгами. Ворсистый ковер под ногами приглушал мои шаги, массивные настенные часы пробили ровно три часа дня, а где-то в глубине рядов дубовых стеллажей раздался еле слышный звук отодвигаемой лестницы на колесиках, с помощью которой можно было достать любой том даже с самой верхней полки.       В читальном зале сегодня оказалось пусто, хотя здесь всегда, даже в ранние часы были посетители и это меня обрадовало — лишние свидетели были ни к чему. Пройдя мимо читального зала, я вступила в царство стеллажей и пыльных фолиантов. Позвать на помощь Хранителя библиотеки или же его помощников я не стала, да и их, если честно, не было поблизости.       Библиотека всегда представлялась мне местом, в котором можно было легко заблудиться. В детстве, бродя между огромных дубовых стеллажей, которые, как мне казалось, касались сводов, я представляла, что иду по темному и страшному лабиринту, полному монстров и тайн. Это небольшое приключение захватывало, погружаясь в надуманные фантазии, я все искала центр лабиринта, чтобы сразиться со страшным Хранителем библиотеки и заполучить у него сокровища и, может быть, прекрасного принца. Признаться, в своем путешествии я нашла только злого Хранителя, который шипя, не хуже монстра, сказал, что священная библиотека не место для игр. Напугал он меня тогда знатно и напрочь отбил желание идти в библиотеку вновь — мне казалось, что этот старикашка меня поймает, утащит вглубь библиотеки и съест!       Да еще Ариан, вместо того, чтобы поддержать сестру, накручивал — говорил, что книги, на самом деле, это пропавшие дети, превращенные в них злобным Хранителем. Книг в библиотеке было очень много, и я тогда сильно боялась, что библиотекарь схватит меня и я стану какой-нибудь книжкой на самой верхней полке, и не Ариан, и отец меня никогда не найдут.       — Вы что-то ищете?       Внезапно из стеллажа, изрядно меня напугав, показался низенький старичок, с огромной кипой книг, которые ему доставали чуть ли не до кончика носа. А вот и первый монстр библиотеки.       — Да нет, — отмахнулась от него я и уже направилась дальше, как уловила шальную мысль — а вдруг он именно тот, кто мне нужен? Я обернулась, внимательно глянув на старичка, и задумчиво проговорила. — А как давно вы служите во дворце? Не могу припомнить вашего лица…       После тех фокусов, что творил магистр, притворяясь то мной, то маленькой девочкой, я была уверена, что магистр решил меня перехитрить, накинув на себя иллюзию старика. Тем более, что этого помощника Хранителя знания я и вправду раньше не видела. Конечно, я могла и не запомнить всех слуг, но все, кто мне раньше встречались в библиотеке, были молоды или же средних лет, а никак не сменили восьмой десяток.       Мне, наверное, показалось, но я увидела, как грозно сверкнули в полутьме его очки половинки. Библиотекарь, возмущенно попыхтев, гордо приосанился и заявил:       — Миледи, я прислуживаю в этой обители больше полувека и застал коронацию Его Величества Рафиуса Келионендорского! — он внезапно осенил себя жестом Великой и пробормотал себе под нос. — Покойтесь с миром, мой король.       Я критично его осмотрела и пожала плечами:       — Все равно не помню. — Тебе не обмануть меня, лживый маг! — А ну немедленно говорите, кто вы на самом деле!       А лучше признайтесь, что вы на самом деле магистр Микио!       — Что за невежество, — буркнул «Микио» и попытался обойти меня. Я загородила ему дорогу, не давая сбежать.       — Как вы разговариваете с принцессой! — осадила я этого наглеца. Точно он! Ведь слуги и работники библиотеки всегда разговаривали со мной вежливо, как положено по моему статусу. — Вас не учили манерам? Извинитесь немедленно!       Он исподлобья на меня глянул, развернулся и зашагал в обратном направлении! Нахал!       — Эй! Вы куда направились!       — Подальше от невоспитанной девки, — буркнул тот.       Я задохнулась от возмущения:       — Но я воспитанная! Это вы… вы… — я пошла за ним следом. — Да признайтесь же, что вы не тот, за кого себя выдаете!       Библиотекарь пропустил мимо ушей мое праведное негодование. Я стиснула кулаки, ни на секунду не намереваясь сдаваться и стремясь призвать к ответу, попутно, естественно, раскрыв в нем иллюзиониста. К сожалению, и то, и другое выходило у меня не шибко хорошо — обогнать и перегородить путь старику я не могла, потому что проход был слишком узкий и этот наглец постоянно мешал мне пройти вперед, а мои гневные реплики работник библиотеки пропускал мимо ушей. Конечно, можно было его за рукав или воротник, но это было как-то неудобно… и все же он пожилой человек… то есть, в личине пожилого человека, да и у него в руках тяжелые книги…       Шли мы минут десять, а когда работник библиотеки вышел к столам читательского зала, мой энтузиазм и запал уже поутихли, я стала чувствовать себя неуютно и неловко, а то, что передо мной был Микио, мне уже самой не верилось. Отстав от противного старика, я села за ближайший стул и спрятала лицо в ладонях, не зная, что делать дальше. Больше идей, где искать Микио у меня не было. По-хорошему, следовало сдаться, но вслух произнести это мне не хватало духа и упрямства… Великая, за что ты со мной так жестоко играешь?       Рядом раздалось чье-то покашливание. Я посмотрела в ту сторону и тяжело вздохнула — это был тот старик, но уже без книг. Смотрел он на меня подчеркнуто вежливо, но уже без неприязни, которая сквозила в его взгляде еще некоторое время назад.       — Ну и что вы здесь сидите? — поинтересовался он.       — Хочу и сижу, — буркнула я. У меня настроения не было, а тут еще он со своим «почему сидите». Нельзя сидеть? Буду стоять.       — Нельзя сидеть без книги, — не унимался старик. — Это библиотека, а не салон.       — Ну так дайте книгу, — вздохнула я, лишь бы от него отвязаться и дальше предаваться своим пессимистичным мыслям.       Я как раз представляла, как пойду под венец за Родрика и при словах: «пока смерть не разлучит вас» от всей души огрела своего мужа канделябром, как вернулся старик и положил перед моим носом большой и тяжелый том. От фолианта так и пахло затхлостью, а сам он, казалось, зарос пылью. Хотя нет, похоже, книгу обтерли, прежде чем предоставить новому читателю, просто обложка из красного бархата потускнела и словно обшарпалась, а золотая тесьма букв стала едва различима. Мне удалось прочитать только одно слово: «История», но даже от него мне стало дурно. Ненавижу историю, а от этого тома я уже чувствую, как впадаю в уныние.       — А можно мне другую книгу? — попросила я, когда на свой страх и риск, открыв ее, попыталась прочитать первое попавшееся слово. О, Пресветлая Элисень, она была на старом языке, а слова были все в закорючках и завитках! Он точно жаждет моей смерти! Вот мстительный старикашка!       — Нет! — рявкнул он и ударил длинной линейкой по моему столу. Я чуть не подпрыгнула на стуле от неожиданности. Он мне вмиг напомнил моего учителя по этикету — тот был тоже противный, крикливый и заставлял учить все до зубового скрежета.       — А тогда я не буду ее читать! — я резко отодвинула от себя тяжелый том и скрестила на груди руки.       Библиотекарь нахмурился, упер руки в бока и грозно проговорил:       — Не желаете учиться? Хотите всю жизнь проходить в невоспитанных девках? Даже королева Элизабет читала день и ночь, упорно трудилась, хотя от рождения была из низших слоев общества и до того, как прибыла во дворец, даже не умела читать! Но зато потом, ее ум, изящество и манеры восхищали каждого, кому доводилось с ней разговаривать… — он оценивающе на меня глянул. — А вы? Ни обаяния королевы, ни ее ума, ни грации… Из всех многочисленных достоинств королевы Элизабет, вам досталась лишь ее красота. Бедно, очень бедно обошлась с вами природа…       Я заинтересованно посмотрела на этого строптивого старика. Неужели он знал мою прабабушку? Многие говорили, что я на нее похожа, и я всегда гордилась этим, а как послушать этого библиотекаря — между мной и королевой Элизабет не было ничего схожего!       Мне бы следовало обидеться, как порядочной даме на оскорбления, которыми осыпал меня старик, но я слишком заинтересовалась его знакомством с прабабушкой, чтобы прервать этот неприятный разговор.       — Вы знали мою прабабушку? — на всякий случай поинтересовалась я, внутренне робея перед положительным ответом.       Он хмыкнул и самодовольно произнес:       — Миледи, королева, еще будучи невестой, часто навещала библиотеку и сидела вон там, — он показал рукой на стол, стоящий возле окна. — Я тогда только прибыл во дворец и был на побегушках у еще тогдашнего Хранителя Нормана. Да… достопочтенный господин был добродушен и не слишком сильно нагружал меня работой, так что у меня было свободное время, и я с удовольствием помогал Ее Величеству Элизабет в освоении наук. Королева располагала к себе своим очаровательным простодушием и безграничной добротой, — он на мгновение замер, словно полностью погрузившись в счастливые воспоминания. На его губах застыла рассеянная улыбка, а глаза смотрели на тот самый столик с неподдельной теплотой. Старик словно помолодел на пару десятков лет, незримо став тем мальчишкой, что помогал будущей королеве. — Я видел, как ей было тяжело во дворце среди совершенно чужих людей, которые, откровенно говоря, ее презирали, но, несмотря на все унижения, которые ей довелось испытать, она не пала духом. Нет! Королева, словно гранитная плита, выстояла перед всеми невзгодами, закалилась в них, будто превосходная сталь и стала еще величественнее и прекраснее! — он грустно улыбнулся, с сожалением посмотрев на пустующее место у окна. — Она стала моим первым и самым дорогим другом. И мне очень тяжко осознавать в кого выросла ее единственная правнучка…       Я пораженно промолчала, тронутая его диалогом. Мне даже слегка стало неловко за свое поведение и… необразованность. Он говорил с такой любовью, душевностью, что я с первых же секунд поверила в то, что этот библиотекарь хорошо знал мою прабабушку. Он тосковал по ней, оплакивал, хоть и прошло много времени с ее смерти, но несмотря на это все еще хотел помочь… И если ее нет в живых, то помочь хотя бы мне. Моя прабабушка…. Я всегда слышала о ней только общие фразы, которыми одаривали всех правителей, что отметились на строках истории. О ней говорили, что она была добра, красива, милостива — занималась благотворительностью, помогая простым горожанам: построила несколько школ, помогла отреставрировать и построить один корпус госпиталя Парнаско, жертвовала свои личные деньги на устроительство приютов детям, что лишись родителей. Простой народ ее любил, и она до самой своей смерти старалась сделать их жизнь лучше. Но никто и никогда не говорил о прабабушке Элизабет с такой потаенной теплотой и нежностью, даже мой отец, который ее помнил, не мог ответить на простой вопрос — каким она была человеком. Нет, он говорил эти общие фразы про доброту, красоту и любовь к простому народу, но мне хотелось большего — заглянуть в ее сердце, понять ее личность, мотивы, которые толкали ее помогать бедным — делать то, что по тем временам считалось неприличным. Она смогла подняться так высоко, из простой горожанки став королевой, смогла влюбить в себя короля, смогла победить эпидемию!       Ее знал Ник, как мне по-секрету поведал призрак, но когда я однажды расспросила его о королеве, он посмотрел на меня с такой грустью и болью, что я не стала настаивать на ответе. Ее Величество словно была его запретной темой, той, что причинила ему много страданий.       Тогда мое идеальное виденье королевы дало небольшую трещину, но я погрузила свои крамольные мысли на ее счет поглубже, решив оставить все как есть. Но сейчас мое любопытство проснулось с новой силой.       — А расскажите мне, какой была королева Элизабет? — задала я заветный вопрос.       Старик задумался и присел рядом со мной на соседний стул. Я замерла, в ожидании красочного рассказа.       — Какой была? — повторил он мой вопрос и неожиданно произнес. — Печальной.       Я озадаченно нахмурилась. Печальной?       — Как это печальной?       — Да все из-за этого дурня! — зло ударил он рукой по столу, но, словно опомнившись, виновато дополнил. — Ваше Высочество, вы не подумайте дурного, но старикам трудно сдержать свой язык за зубами…       Я кивнула, говоря, что ничего страшного и все то, что он мне расскажет, не покинет стен Библиотеки, даже если он будет критиковать моего отца и короля Рафиуса. Конечно, библиотекарь еще помялся, что-то побурчал себе под нос, но рассказал мне о делах минувших лет, словно стараясь выговориться и посетовать на давно умерших «дурней».       … Старик давно ушел, оставив меня осмысливать услышанное, я смотрела в строки фолианта, но не могла понять смысл слов, он рассыпался, словно песок, а в голове все звучал и звучал голос старого библиотекаря. Он говорил не много, но каждое его слово стало для меня откровением. А я-то, наивная, думала, что он любил мою прабабушку, благоговел перед ней! Все было совсем не так. Королева Элизабет… она… у нее была тяжелая судьба, и за свои грехи, которые она совершила в молодости, прабабушка расплачивалась всю жизнь.       Между простым библиотекарем и королевой была странная дружба, похожая больше отношения между жрецом и прихожанкой. Она доверяла ему, рассказывала о своих бедах, зная точно, что он не предаст, будет молчать. Да и кто из знати посмотрит в сторону обычного библиотекаря, кажущегося для всех человеком второго сорта? А тем более, заподозрит в тайной связи с королевой? Библиотека всегда была тихим местом, а тайны, что хранили ее стены, раскрыть удавалось лишь избранным.       Он сам признался, что молчать больше не было смысла, когда последний участник той истории канул в лету, а я сама стала жертвой отголосков тех страшных событий. Мне нужно было знать правду, чтобы наконец-то понять, что происходило на самом деле, да и если я попытаюсь все рассказать, кто мне поверит? Мне уже довелось убедиться, что людям все равно, и им интереснее рассматривать грязное белье живых, чем добиться справедливости для мертвых.       Как и говорила Лира, Ник и вправду пытался спасти страну от эпидемии, и совершил настоящее чудо… чудо, которое не было на руку некоторым личностям. Королевству нужен был герой, но еще нужнее был злодей, на которого можно было скинуть все промахи и беды. Соседние страны присматривались к моему королевству, что было ослаблено после эпидемии, им было на руку роптание и возмущение народа, они, с помощью своих агентов, призывали людей к бунту. Говорили, мол, король плохой, он жаждал всем смерти — жег деревни, устраивал балы, когда народ голодал и лишился крова, а на королевские склады с зерном постоянно совершали набеги разбойники, хотя библиотекарь утверждал, что это были диверсии, а бандитов купили шпионы.       Королевский трон качался, грозясь упасть в любое мгновение, а соседи стягивали войска к нашим границам.       Тогда страну могло спасти лишь чудо. Повторное чудо. Смешно сказать, но его предоставил тот же самый человек, и если раньше он предстал в глаза людей как спаситель, то сейчас был главным приспешником Настерревиля. Библиотекарь не рассказывал мне все подробности той давней истории, он, по-правде, и сам знал не так уж много, просто основываясь на словах королевы Элизабет сделал свои собственные выводы. Но… но факт был в том, что моя прабабушка была знакома с Никериалом, даже больше чем знакома… И она совершила такой грех! Пожертвовала одним человеком ради своих интересов и блага страны, пошла на поводу безумной авантюры короля, который цеплялся за любую возможность удержать власть и готов был ради нее жениться на безродной девке, оформив этот союз в красивую обертку.       Элизабет была молода, наивна, в меру эгоистична, добра, но как все бедняки хотела обеспечить себе безбедное существование. Ник казался ей хорошей партией — ведущий целитель госпиталя Парнаско, со связями — идеальное кандидатура для прошлой подавальщицы в трактире. Но когда Ники победил эпидемию, ее закружил водоворот событий: балы, торжественные приемы, красивые наряды, драгоценности, новые богатые подруги, поклонники… Все это вскружило голову бедной девушке, а красивый король, который стал оказывать ей знаки внимания, видно пытаясь больше вызнать о «спасителе», сломал последнюю преграду и прежняя Элиза-подавальщица бесславно погибла. Король Рафиус предложил ей подставить всенародного героя, помочь сделать из него злодея, обещая исполнение любых желаний, и она согласилась. Нет, прадедушка, конечно, говорил про интересы страны, но юная девушка заботилась лишь о своих интересах, мысленно примеряя корону.       Я раньше думала, что из человека, которого еще вчера превозносили, невозможно за одно мгновение сделать злодеем. Но народная любовь так переменчива… Они были готовы разорвать на месте Ника, которого стали считать источником своих бед: будь то голод, разруха, смерть, болезнь… Я не могла представить какую боль довелось испытать целителю, то, как он пытался отстоять свое имя и сражался, подобно молодой березке, которая пыталась не быть сломленной порывами ураганного ветра. В один миг от него отвернулись все, хоть раньше клялись в вечной дружбе. И, главное, предала Элизабет. На его месте я бы разорвала всех! А он просто взял и ушел, словно… признавая свое поражение! Вскоре Элизабет примерила корону, став вместо Ника новым кумиром народа, а маг… как говорила Милена, он искал смерти, истребляя разных чудовищ. Постепенно королева Элизабет стала осознавать, что натворила. Нет, не сразу, а через несколько лет. Красивые слова про долг, спасение страны и жертвенности во благо народа, больше не грели ее душу как раньше, она стала ощущать, что своей ложью совершила не подвиг, а гнусный поступок. Роскошь, балы, беззаботная жизнь о которой она мечтала с детства постепенно приелась, ей хотелось домашнего уюта, любви, верных подруг и друзей, которые встанут за ней каменной стеной, воспитывать детей, говорить и делать все, что хотелось, не считаясь с мнением других. Но огромные комнаты дворца, несмотря на свое богатое убранство, были холодны и пусты, король быстро охладел к своей королеве и посещал ее опочивальню довольно редко, лишь чтобы исполнить свой супружеский долг, вокруг нее собрались только сплетницы и соперницы, которые рядом с ней восхищенно лепетали, а сами мечтали занять ее место. А дети… единственного сына у нее отняли чуть ли не с пеленок, позволяя с ним видеться лишь в отведенные часы. Король сказал, что сам займется его воспитанием, оградив от дурного влияния «простолюдинки».       Ей оставалось лишь украдкой смахивать слезы, обворожительно улыбаясь всем вокруг, закрывать глаза на любовниц монарха, называя их своими верными подругами, и терпеть. Терпеть сплетни, невежество некоторых аристократов, холодность короля, отчужденность сына и такую огромную, но пустую опочивальню. Но сдаться? Элизабет, еще будучи простой подавальщицей, всегда славилась своим упрямым нравом, помогавший ей добиваться своего, железной волей и хваткой. Она мысленно похоронила себя, как женщину, решив, что женское счастье стало ее расплатой за совершенные грехи, и выдвинула на передовую роль королеву.       У королевы было много власти, даже больше, чем у ее супруга, если знать, как ею правильно распорядиться. Но Элизабет не была глупа, она много читала, слушала, подмечая малейшие детали, принимала у себя жен послов, купцов, ученых, не обходя стороной даже Совет магов. Законы изменившие привычный уклад общества, сделав его лучше, именно ее заслуга, не говоря о законах о бесплатном начальном образовании, о позволении обучаться в высших учебных заведениях простолюдинам на стипендиальной основе, которая образовалась из собственного фонда королевы. А что говорить о целительской сфере? Она взяла за основу наработки Никериала по этому поводу и совершила настоящий прорыв!       Королева поддерживала почти все сферы жизни людей, много жертвовала, помогала простому народу, прочно укрепив свое место в лице королевы и обрубив дорогу к трону своим соперницам. С ней стали считаться, даже король относился к ней с почтением, народ любил, Совет магов тайно поддерживал, с ней мечтали встретиться светила разных королевств, наслышанные о ее блестящем уме и красоте. Даже сейчас, если говорить о годах правления короля Рафиуса, все почему-то вспоминали его супругу, королеву Элизабет.       Рафиус скоропостижно скончался после неизвестной болезни и Элизабет стала регентом при своем малолетнем сыне. Годы ее правления в качестве регента можно было назвать поистине золотыми: страна разбогатела, завоевала новые земли, королевство заключило множество договоров, народ стал образован, к нам стекались люди из разных уголков, в поисках лучшей доли. У моего дедушки, короле Визарии, было самое беззаботное и легкое правление, он, если честно ничем не прославился, всю жизнь пребывая в тени своей величественной матушки, которая руководила страной от его лица. Даже моему отцу досталось ее поистине великое наследие, помогавшее умело править страной в юные годы, прежде чем он набрался опыта.       «Железная миледи», «золотая роза Келионендора», «посланница Элисень» — как только ее не называли, но это была лишь видимая сторона. Никто не знал, как королева Элизабет страдала, никто и никогда не видел ее слез, не слышал жалоб, раскаяний в некоторых поступках… никто, кроме одного библиотекаря.       К концу своей жизни, несмотря на активную деятельность, она смертельно от всего устала… В ней вновь проснулась та, которая желала женского счастья, она хотела позволить себе хоть небольшую слабость: наконец-то ощутить себя слабой женщиной, получить хоть немного любви и тепла не к ее титулу, а к ее личности. Она хотела отойти от государственных дел, уйти далеко-далеко… к порогу замка Никериала Ленге, попросить прощения, и встретить свой конец рядом с ним… с тем, кто полюбил ее такой, какая она есть, ничего не прося взамен.       Но ей было суждено умереть от стрел заговорщиков, обрести свой последний приют в королевском склепе, так не высказав и не получив все то, что она так страстно желала. Ее тяжелая судьба была нескончаемой морозной мглой без проблеска солнца, она всю жизнь старалась дотянуться до холодного неба, расчистить небесную гладь от снежных туч, получить заветное тепло, но чем выше она забиралась, тем все дальше отдалялась от своей заветной мечты.       Ее солнце было совсем рядом, но она его отвергла ради богатства, власти, и в итоге осталась ни с чем.       От тайны, что я узнала, у меня захватывало дух, сердце сжималось от горечи и боли, по щекам катились невольные слезы, а пожелтевшее письмо королевы, которое она так и не успела отправить, жгло руки словно огнем. Мне его передал старик, сказав, что тот, кому оно предназначалось, недавно отправился в чертоги Элисень вслед за королевой. На пожелтевшем конверте выцветшими чернилами, красивым женским почерком было написано — «Никериалу Ленге».       Та эпидемия жестко искалечила столько судеб, заставила невыносимо страдать Ника, Элизабет…       Я вздохнула, вытерев ладонью слезы и снова попыталась вчитаться в витиеватые предложения. А ведь я раньше особо не задумывалась, что в обычных строках древних талмудов по истории заключены целые судьбы, разыграны трагедии государств.       «Королева Элизабет Келионендорская, милостью Пресветлой, достопочтенно правила двадцать шесть лет, оставив после себя процветающее королевство своему сыну, королю Визарию… Славилась состраданием к бедным, покровительствовала ученым, магам, жрецам… О любви, достойной Пресветлой Богини, между ней и королем… »       Чушь! Я резко захлопнула книгу не дочитав до конца ни одного предложения про мою прабабушку. После красочного рассказа библиотекаря упоминания о королеве Элизабет в книгах только… раздражали. Мне все казалось ложью. Никто не писал о ее чувствах, о том, что она предала целителя, чтобы стать королевой, о том, что она разрушила человеку жизнь…       — Вот ты где! — раздался над головой слегка раздраженный голос брата. — Ты где пропадала?       Я посмотрела на него, не совсем понимая в чем провинилась.       — Мне уже нельзя почитать?       Ариан вздохнул, покосившись на закрытую книгу:       — Не в этом дело… Вставай, нам нужно срочно поговорить!       — Что-то случилось? — обеспокоенно произнесла я, вставая из-за стола.       Брат лишь отмахнулся, торопливо взял меня под ручку и повел на выход. В дверях мы столкнулись с магистром Стефаном. По его гадливой улыбке, которая появилась на губах, когда он увидел меня и то, как напрягся Ари, можно было предположить, что брат явно хотел избежать этой неприятной встречи.       — А-а-а-а, — сладко протянул магистр, окинув меня довольным взглядом. По моей спине невольно пробежали мурашки. — Я вижу, что Ее Королевское Высочество нашлась и… — он посмотрел на моего брата, — Вы успели поведать принцессе о той великой чести, что она удостоилась?       Брат как-то резко посмурнел и его пальцы, которые держали мою ладонь, невольно сжались крепче.       — Нет, — тихо, но ясно, произнес он.       Я недоуменно глянула на принца. Какой еще чести? Неужели, переговоры с послами уже подошли к концу и мне пора собираться к отъезду?       — Тогда позвольте объявить сию новость мне?       — Нет, — еще резче ответил брат и бесцеремонно оттолкнув с прохода магистра, потянул меня в коридор.       Я услышала, как позади нас подавил смешок Стефан и иронично поинтересовался у принца:       — Его Высочество думает, что если утаит правду, то убережет принцессу? Брат остановился и гордо обернулся, смерив мага уничижительным взглядом, словно магистр был надоедливой букашкой. От Ариана веяло властью, но только я знала, что за этой бравадой скрывался страх… страх перед тем, что я могу узнать. Но почему он так волновался? Я же давно смирилась с отъездом на родину Родрика и больше не испытывала никаких чувств по этому поводу.        — Это не ваше дело, магистр Стефан, — обворожительно улыбнулся брат. — Или же совать свой нос в любую щель у вас вошло в привычку? Не вам ли напоминать, что излишнее любопытство не доводит до добра.       Я крепче сжала ладонь Ари, пытаясь одернуть, не допустить начало скандала. Может, брат и был уравновешен, обходителен даже с врагами, но сейчас… он не был похож на себя. Его что-то выбило из колеи, заставило на мгновение показать свои истинные эмоции. Я чувствовала, что внутри у него все клокотало от гнева, ощущала кожей бурю эмоций, что рождалась в его душе и… слезы Элисень, которые висели у меня на шее, раскалились, я почувствовала их, даже сквозь кожаный мешочек. Я резко отдернула руку, не в силах больше терпеть обижающую боль. В тот же момент реликвия «успокоилась», а чувства брата, которые я так ярко ощущала, исчезли.       Почему реликвия внезапно взбесилась? Этого никогда раньше не было!       Стефан и Ариан странно покосились на меня.       — Я… не надо ссор, Ариан, — тихо произнесла я. Нельзя, чтобы они поняли, что произошло на самом деле. — Я знаю, ты хочешь уберечь меня, но… Я уже все знаю. Трудно не знать, когда отец уже столько месяцев лелеет планы выдать меня замуж за Родрика, а сегодня были переговоры по этому поводу.       — Знаешь? — тихо переспросил брат. Стефан лишь раздраженно цокнул, видно слегка раздосадованный тем, что не он сообщил мне эту «прекрасную» новость. — И ты… — Со мной все порядке, — успокаивающе улыбнулась я, дотронувшись до его руки.       Реликвия больше себя никак не проявила и это меня слегка порадовало. — Я знала, что рано или поздно это произойдет. И, честно сказать, смирилась с неизбежным.       Стефан неожиданно захлопал в ладоши.       — Браво, миледи, — гадливо улыбнулся он, — из вас выйдет превосходная монахиня!       По моей спине невольно пробежались мурашки. Причем здесь это?       — Магистр Стефан, — спокойно произнес брат, слишком доброжелательно посмотрев на советника. — Вам лучше уйти.       — Ваше Высочество, — все также улыбался мерзкий маг. — Я, право, всего лишь хотел поздравить миледи! Ей ведь была оказана такая великая часть — отправиться в монастырь!       Сердце внезапно рухнуло вниз, в коридоре стало невыносимо душно. У меня внутри все сжалось в комок, стало больно, горько, гадко. Отец решил отдать меня в монастырь?! В эту обитель старых дев, чтобы я там заживо гнила всю свою жизнь и умерла в рассвете сил от какой-нибудь чахотки в холодной келье?!       — Я благодарна вам за… соучастие, — через силу улыбнулась я, давя в себе все эмоции. Только бы не заплакать, только не заплакать… Эта новость была совсем не той, что я ожидала, но показывать мерзкому советнику свой шок? Дать ему повод торжествовать? Ну уж нет!       Стефан, кивнув на прощание, ушел и я с братом осталась наедине. Говорить совсем не хотелось, было такое чувство, что меня словно предали, плюнули в душу, потоптались там грязными сапогами. За что? Я мало страдала? Отцу недостаточно было меня морально унизить, он захотел меня уничтожить? Стать монахиней… это… это словно приговор на медленную мучительную смерть! Хотя свадьба с Родриком была не лучше и по-сравнению с ней, монастырь привлекал меня больше.       — Прости… — прошептал Ари, приобняв меня за плечи. — Я пытался…       — Ничего страшного, — горько улыбнулась я. Мой голос дрожал, в горле застрял ком непрошенных слез, но мне хотелось казаться сильной, не показать своих истинных эмоций.       — Послы… они сказали, что им не нужна «подержанная принцесса», пытались этим сбить цену, хотели получить больше приданного — часть земель Аэрльенского герцогства, но отец… Я пытался его убедить, но он был непреклонен и… я совершенно не понимаю, что на него нашло…       — Я ведь сказала, что ничего страшного! — с нажимом проговорила я, скинув со своего плеча руку брата. Как он не понимает, что я не хочу этого слышать!        — Я тебя вытащу оттуда, обещаю, — неожиданно обнял меня со спины брат и прошептал. — Ты только не сдавайся. Хорошо?        Говорить, что я уже давно сдалась, еще тогда, стоя на пороге кабинета отца, я не смогла. Он… он так надеялся, верил, что все будет хорошо, да только давным-давно минули светлые дни, а небо скрылось под тяжелыми свинцовыми тучами.       А ведь моя судьба чем-то схожа с судьбой королевы Элизабет… Следовало рассказать брату, что я про нее узнала, но… но вместо этого я протянула ему письмо прабабушки:       — Ари, можно попросить тебя об услуге? Передай это письмо магистру Филгусу Гоннери.       Ариан недоуменно посмотрел на старый пожелтевший конверт.       — Но…       — Обещаешь?       Он, немного поколебавшись, уверенно кивнул, приняв конверт и спрятав его в одежде. Я искренне улыбнулась.       Я не имею права его читать, но ведь Филгус Гоннери это… иное. Ведь так?