Пролог
16 января 2014 г. в 23:50
Чернила выплёскивались, заливая бледно-жёлтую бумагу заката. Клякса темноты расползалась жадным до небесного пространства спрутом. Опускалась первая беззвёздная ночь мира под названием Звёздная Даль.
Диа́болис осмотрелся. Недавно руины под подошвами его сапог были королевским дворцом: шёлком и бархатом, лепниной и яшмой, настенными фресками и смехом маленьких принцесс. Бледнолицый молодой человек преодолел обломок, взобравшись по диагонали вверх и перепрыгнув на соседний. Ветер слабо трепетал фалды фрака и выбившиеся из хвоста чёрные пряди. Диаболис гулял один.
Где-то далеко, возле кладбищенского забора, двое мужчин пытались отвести седую старуху — она просила поговорить с сыном ещё, указывая на его могилу. Безымянную и, верно, братскую. Не то время, чтобы тесать сотне погибших надгробные камни и высекать на каждом эпитафии. Сейчас бы найти крышу над головой, а если придётся, то смастерить её самим.
Диаболис переступил на следующий мраморный скол. Он смотрел на людей издалека. Властью, данной ему Высшими, он мог слышать каждое слово — и каждую мысль любого из смертных.
Выжившие собирались в кучи, разводили костры и думали, где добыть для ночлега мешковину или тюк шерсти. Кто-то обходился подпалёнными перинами. Кто-то рыскал по оставшимся лавкам, ещё не зная, что большая часть товара в них успела сгореть. За день все успели привыкнуть к дыму. Дыму, что уже не клубился чёрным столбом из каждого дома, но до сих пор сквозил в воздухе, въевшись в одежду и волосы.
«Тоска? У тебя нет на неё права».
Высшие Силы не имели голоса. Каждый человек слышал в голове собственный. Но Диаболис служил господам этого мира слишком долго, чтобы не различить их обращение.
«Показать? Чтобы вспомнил».
Он оценил насмешку. Вспомнить? Слуге Высших, подчиняющему себе пространство и время, надлежит помнить даже то, чему он не был свидетелем.
Первым звеном цепи, приведшей к восстанию, стала библиотека. Обширная, с высокими сводчатыми потолками. Сквозь густой индиговый мрак прорезался огонёк — свеча плакала белыми слезами, и те огибали бронзовый подсвечник. Женщина в ночной сорочке и халате поверх быстро перебирала босыми ногами, держа подсвечник в одной руке и толстую книгу с шершавым переплётом в другой.
— Ничего, ничего, — бормотала она себе под нос, тяжело дыша. — Ещё чуть-чуть. — она встала прямо и водрузила книгу на пюпитр. Запах старых страниц, зажатых меж тонкими пальцами, отдавал лёгкой, едва уловимой сладостью. После произнесённого восьмистишия в пространстве возник один из двух Высших. Не человек то был и не животное, а лишь безликое — и бездушное — пятно света. Сияние легло на корешки фолиантов, дотянулось до высоких окон и выстрелило лучами в ночь.
— Приветствую, Господин Высший, — сказала женщина. Или совсем ещё девица?.. — Я прошу вас о помощи. Мой супруг отравлен, лекари твердят, ему остались часы.
«Смерть уже подступила к нему. Хочешь оспорить наше решение?»
Это был не голос человека. Это было оглушительное, жуткое многоголосье, отдававшееся эхом. Если бы у Высшего имелись глаза, они смотрели бы в упор, разъедая плоть.
— Не мне спорить с вашей волей, — сказала она, утратив прежнюю решимость, — но его жизнь будет благом.
«Откуда ты знаешь, что есть благо?»
Женщина сглотнула застрявший в горле ком. Она шла сюда, готовая спорить и бороться, а сейчас стояла, желая лишь убежать. То и дело она закусывала губу и переминалась с носков на пятки. И снова. И снова.
Однако убежит она лишь затем, чтобы увидеть остывающее тело своего мужа.
Наконец она подняла на Высшего смятенные глаза.
— Что ж, я слаба, и мне ведомо лишь моё собственное благо. Но вы… вы всегда милосердны, вы прощаете грехи и спасаете тех, кто их совершает. Отчего же мы недостойны спасения сейчас? Ваша милость может избавить человека от смерти с помощью Божественного Исцеления. Вы можете наделить им моего супруга, пока он ещё жив.
«Божественное Исцеление залечивает раны и уничтожает любой попавший в тело яд. Твой супруг будет обладать Божественным Исцелением целый век. Век бессмертия. Он переживёт тебя и даже дитя, что ты носишь сейчас в чреве».
Она имела несчастье обладать не только горячим упрямством, но и рассудком, предупреждающим об опасности. Склонившись на пюпитром, она тихо заплакала.
— Быть может, я безумна, но если он умрёт, я обезумею ещё пуще. Наше счастье вряд ли причинит кому-нибудь вред.
«Для Высших любой исход одинаков. Это смертным пристало оценивать».
Женщина ещё долго стояла, не чувствуя ни горячего воска на пальцах, ни холодного пола под босыми ногами. Этой же ночью её супруг обрёл Божественное Исцеление. Отныне и на век смерть не могла настигнуть его ни ядом, ни клинком, ни болезнью.
Разумеется, Диаболис это помнил. Он не присутствовал в момент договора, но обязывался знать.
Шаг, прыжок. То был последний обломок королевского дворца. Дальше простиралась земля, сожжённая Звёздная Даль.
Высшие спасли одну жизнь и взамен взяли сотни.
Диаболис смотрел на мать неизвестного: всё-таки она вырвалась и побежала на могилу. Пусть поговорит с сыном. Может быть, тот ответит. Но лучше бы ей не слышать: тех, кто ответит мёртвому, кличут блаженными. Только она не обратит внимания на жалостливые взгляды и качания головой. Лишь заправит за ухо прядь иссушённой рукой, улыбнётся и скажет: ну, хулиган эдакий, к вечеру вернётся.
Так она будет говорить каждый вечер. Отпирать дверь ровно в семь, рядом со своей тарелкой на ужин ставить вторую.
Диаболис снова взглянул на небо — красный ореол растаял за горами, окончательно уступив первой беззвёздной ночи.