Твоя расплата неизбежна

- Ты боишься? Смотря в темные глаза, ты испытываешь почти потусторонний, животный страх, тот самый первобытный, казалось бы, давно позабытый ужас, который заставлял наших предков держаться поближе к костру и опасаться темных, не освещенных лунным светом мест. - Нет. Смотря в почти черные глаза, практически невозможно ответить иначе. Улыбка кривит губы - и все лицо искажается в отвратительной гримасе. Шрам, пересекающий его почти надвое, тянется от левой брови и до правого уха, но вот только ты бы, наверное, не признался самому себе, что это отталкивающее зрелище привлекает тебя куда больше, нежели лик чистой красоты Юноны или Афродиты. Что это демоническое лицо вызывает у тебя большее благоговение и трепет, чем преосвященные лица старинных икон. Ты всю жизнь боролся с дьяволом. С темными силами извне, снаружи. Ты выжигал их огнем и нанизывал на тонкое, обитое серебром лезвие своего меча, раз за разом окропляя его нечистой кровью. И сейчас ты одержим им же. Вот только выжечь или изгнать его уже не в силах, поскольку он уже сумел пустить в тебе корни, тонкие змеящиеся щупальца его ты чувствуешь под кожей, не твоя – его кровь гонит кислород по венам. Казалось, что своим гниющим дыханием Он проник в каждую клеточку твоего тела. Кажется, что ты уже не сможешь с этим совладать. И дело даже не в том, что твоей воли уже недостаточно - просто она, как и твоя сила, как и твоя Вера, за которую ты сотни раз бился нещадно и готов был умереть без минуты раздумья и единого душевного колебания - что все это уже всецело принадлежит Ему. Только Ему. Ты бился за любовь. За ту, о которой говорится в Библии, за ту, которая, как ты был уверен, подарит тебе кроткую и милую жену, полный дом ребятишек – панацею от одиночества. Ты прозябал в ней, разочаровавшийся, а от этой любви вязало в горле и было просто физически сложно дышать, она переполняла легкие напополам со скукой и чувством обреченности, она была правильной. Ты окунулся с головой в любовь, что отравляла тебя ежесекундно, но ты дышишь ей, жадно, не смея оторваться, поскольку она для тебя желаннее воздуха, вкуснее амброзии, пьянит получше французских вин. Ты всегда твердо ведал отличие между любовью и желанием. Ты никогда не переходил ни эту, ни одну из других установленных тобой граней. Сейчас ты даже не можешь понять, что это: желание настолько велико, что захватывает тебя полностью, накрывает, подобно валу, с головой, так сильно и обуревающе, что становиться больше этого заезженного чувства-слова. Тебе кажется, что это уже нечто за гранью любви, поскольку недоступно простому человеческому пониманию. Некромант пьет тебя, твои жизненные силы, так же, как и ты - его любовь: ежесекундно. Вы представляете почти идеальный симбиоз, ты отдаешь Ему все - но не чувствуешь себя обделенным. Просто тот экстаз, который дарит Он, ничто человеческое дать не в силах. Ты подозреваешь, что для Него в этом тоже заключается определенная прелесть - испортить нечто святое, станцевать на чужом алтаре. Все, что является для тебя вечным позором и актом полного грехопадения – для Него предмет особой гордости, приносящий немыслимое удовлетворение. Ты пытался убить Его сотни раз. Эта борьба была для тебя фактически вечной, Он мерещился тебе в отблесках луны и огня, Он являлся к тебе во снах, когда ты был полностью беззащитен, Он был твоей тенью, неотступно следующей по пятам, следящей, выжидающей. Первый раз тебе удалось Его убить почти случайно. Тебе было страшно, ты не испытал почти никого морального удовлетворения. Маленький глупый мальчишка, пятнадцатилетний отрок, вызвавший на бой нечто, что сильнее его в тысячу раз, во столько же старше, и, как оказалось после, умнее. Дрожащие руки, сжимающие кривоватый, самостоятельно и трудолюбиво выточенный кол, помнишь, ты тогда в первый раз увидел хоть и не человеческую, но все же живую кровь? Сколько раз твой меч был напоен черной, гниющей и источающей сладкое зловоние жидкостью? Этот шрам, пересекающий лицо – он тоже дело твоих рук. С самого детства Он преследовал тебя. Возможно, вы были даже предназначены друг другу самой Матерью – ты верил в Мать, даже читая Святые Писания, быть может, именно поэтому твои молитвы были бессильны против Него. Вот только ты уже не поднимаешь меч. И давно, уходя в леса, снимаешь крестик с груди. Тебе жутко признаваться себе самому, что он, как и стены костёлов, как и блестящие латы, уже давит на тебя почти непреодолимой тяжестью. Ты не смог снести свой, даденый Богом крест. Твоя расплата неизбежна. Ты знаешь это, вот только тебя это не волнует. В какой-то мере ты даже ждешь этого. Смиренно. О да, чему тебя научил твой Бог – так это смирению, желая лишь одного: чтобы эта сладострастная пытка длилась все дольше. Ты бы просил, чтобы она была бесконечной – вот только Вечность человеческое сердце выдержать не способно. Ты уже и так изрядно грешен. Он пьет не кровь – Он пьет тебя. Твою энергию, твою всеэссенцию – упивается каждым преступленным догматом, каждым нарушенным заветом, каждым движением почти принадлежащей ему души. Твоя душа – вместилище его. В ней поет квартетом боль и страх, скалят зубы страсть и порок, твой храм давно разрушен и полыхает, а ты пляшешь на его руинах. На собственной могиле. Ты отдан Ему. Предан Ему и предан самим собой. Эта поистине богохульственная связь убивает тебя, не разово, как ты Его, – постоянно. Когда твои губы накрывают его – сухие, горячие и потрескавшиеся, ты не чувствуешь привкуса крови. Ты не видишь, как за спиной Некроманта раскрываются темные, блестящие крылья и закрывают тебя, ты не чувствуешь, как острые стальные перья пронзают твое тело насквозь, как толчками хлещет кровь из множества ран на теле. Ты не имеешь понятия, что где-то там, за деревьями, догорают остатки твоего города, что твой единственный сын и жена уже стали пеплом, так же, как в адском пламени безумно долго горела твоя собственная жизнь. Ты не знаешь, что с тех пор, как пару месяцев назад ты, порезавшись, перебинтовывал себе руку, твоя кровь приобрела совершенно другой оттенок. Ты даже не можешь предположить, что ждал этого момента с самого начала, что подсознательно знал об этом с Вашей самой первой встречи. Смотря в темные, почти черные глаза, ты уже не испытываешь страха.