Ей надлежало бы скончаться позже: Уместнее была бы эта весть. Бесчисленные "завтра", "завтра", "завтра" Крадутся мелким шагом, день за днем, К последней букве вписанного срока; И все "вчера" безумцам освещали Путь к пыльной смерти. Истлевай, огарок! Жизнь - ускользающая тень, фигляр, Который час кривляется на сцене И навсегда смолкает; это - повесть, Рассказанная дураком, где много И шума и страстей, но смысла нет. - Шекспир, Макбет (Акт V, сцена V)
Открыв глаза, Кёнсу тут же вновь зажмурился от ослепляющего белого света. Он лежал на чем-то твердом и гладком – пальцы легонько пробежались по теплой поверхности, а в ушах тихим урчанием отдавался знакомый с детства рокот мотора. Кёнсу очень медленно открыл глаза и осторожно приподнялся на локтях, стараясь привыкнуть к яркому свету вокруг. Он явно находился в вагоне какого-то поезда. По крайней мере, ему так казалось. Все вокруг буквально сияло и поражало первозданной чистотой – словно в холодное зимнее утро идти по только выпавшему хрустящему снегу и наблюдать за падающими с неба снежинками. Кёнсу зябко поежился; безукоризненная белизна настораживала и отторгала. Все было будто соткано из воздуха: вон там, неподалеку, были видны неясные очертания поручней, свисающих с латунных балок и раскачивающихся взад-вперед в такт движению, а здесь угадывались пластиковые сидения и тяжелые оконные рамы. И все белым-бело. Начиная со стен, пола и потолка вагона, и заканчивая мерцающим светом, проникающим сквозь хрупкие окна. Где это я? Он аккуратно распрямился, спуская ноги на пол, и тут краем глаза уловил движение сбоку. Кёнсу обернулся, чтобы рассмотреть, что это было, и широко распахнул глаза, испуганно застыв на месте. Через ряд от него сидел мужчина, а если быть точнее – его неясный силуэт. Он был полупрозрачный и еле видный, но Кёнсу, приглядевшись, заметил, что мужчина с упоением читает газету. Он в испуге оглянулся, боясь даже пошевелиться, и завидел вокруг еще больше бесплотных форм, точно таких же прозрачных и бесцветных, как и мужчина с газетой. Их было много, и каждая будто бы находилась на своем собственном месте. Некоторые сидели, другие стояли, прислонившись к стенам, третьи же чуть покачивались, держась за поручни. Незнакомые лица были словно сотканы из теней, отражали свет, смазывая привычные глазу черты. Кёнсу в панике опустил глаза и облегченно выдохнул, заметив, что он все еще был из плоти и крови. Хоть одна приятная новость за сегодня, если забыть про тот факт, что он совершенно не знал, где и почему он находится. Кёнсу осторожно приподнялся с места и прильнул к стеклянной двери вагона, пытаясь вглядеться вдаль поезда. Везде, насколько хватало взгляда, виднелись одни и те же полупрозрачные силуэты, сверкавшие крошечными черными точками в самых дальних вагонах. Кёнсу прикусил губу и оглянулся на тени, которые, казалось, совершенно не обращали на него никакого внимания, блуждая в своем собственном мире. Он тяжело вздохнул и упрямо толкнул дверь. Он шел, шел, шел, но вагоны словно не желали кончаться, а лишь прибавлялись и прибавлялись. И каждый раз, когда Кёнсу выглядывал в окно, стараясь хотя бы примерно определить свое местоположение, он видел одну и ту же картину – яркий свет везде и всюду, словно подсвечивающий сам поезд снаружи. Пройдя дальше, он почувствовал, как внутренности предательски сжимаются внутри. Да, это Чонин сидит на пластиковой скамейке, прислонившись затылком к одной из стен вагона: руки, как обычно, в карманах, глаза устало прикрыты. Чонин, который пропал пять лет назад одним туманным субботним днем. Чонин, у которого была ужасная привычка буквально топить всю свою еду в кетчупе. Чонин, который вечно приносил дурные вести и смеялся, как идиот. Чонин, который был просто обычным юным парнем. Кёнсу инстинктивно отпрянул и развернулся, чтобы убежать куда подальше, все равно куда, лишь бы не быть здесь. Но подошва кроссовок слишком громко прошлась по полу, и Кёнсу спиной почувствовал упершийся в него до дрожи знакомый взгляд родных глаз. - Кёнсу…? Он до боли в суставах сжал прохладный поручень. Как же давно Кёнсу не слышал свое имя, произнесенное этим голосом, этой интонацией. Которой мог говорить лишь один человек на всем белом свете. Голос Чонина словно ударил его под дых, впиваясь холостой пулей в мягкие ткани. Горькая радость оловом разлилась внутри, заново поднимая наружу с таким трудом забытые страхи и недосказанные слова. - Кёнсу. Сейчас это звучало скорее как утверждение, нежели вопрос. Кёнсу резко обернулся, все еще с силой сжимая металлический поручень в попытке удержаться на внезапно ставших ватными ногах. Чонин уже стоял напротив, пристально вглядываясь в его лицо. А Кёнсу не мог себя заставить поднять взгляд и посмотреть в знакомые темные глаза, в которых когда-то так безмерно тонул.* * *
- Они не слепые, если ты не в курсе. Кёнсу перевел взгляд на Чонина, который без интереса разглядывал потолок. - Даже и не думал их разглядывать, - вспыхнул Кёнсу. Напряжение между ними возросло, и последние несколько минут он и вправду разглядывал их бесшумных попутчиков, корча рожицы в попытке понять, замечают они хоть что-нибудь или нет. - Они видят тебя точно так же, как ты видишь их – неясной тенью, - объяснил ему Чонин, и Кёнсу отвел взгляд прежде чем тот успел поднять на него глаза. Интересно, заметил ли Чонин его странное поведение? - Что это за место? И почему ты здесь со мной? - Лимб, - просто ответил Чонин. - Я… умер? – удивленно распахнул глаза Кёнсу, и Чонин мягко рассмеялся, чуть склонив голову набок. Банальные бабочки в животе ласково защекотали Кёнсу своими крылышками. - Думаю, можно и так сказать. - Думаешь? - Как считаешь, словом "жив" обозначают состояние, когда ты не мертв? - Ну да. - С практической точки зрения – скорее всего. Но мне как-то всегда казалось, что есть разница между понятиями жить и существовать. - И в чем же она заключается? – спросил Кёнсу и поднял руку, осторожно касаясь кончиками пальцев того места, где должно стучать сердце. Чонин тихонько фыркнул позади него. - Можешь даже не проверять. Сердцебиение – не показатель того, что ты все еще жив. - А что же тогда показатель? - Сдается мне, ты сам должен это понять, - пожал плечами Чонин. - А у тебя… у тебя бьется сердце? После этих слов лицо Чонина смягчилось, он осторожно взял ладонь Кёнсу в свою – чуть мозолистую, но все такую же теплую – и приложил к своей груди, прямо туда, где должно было биться сердце. Должно было, но не билось. Кёнсу не почувствовал ничего и прикусил губу, стараясь не показать, насколько он шокирован. Чонин выпустил его кисть и быстро отвел взгляд. - Так ты… действительно умер? - Было дело. Лет пять уже прошло, если не больше. Их глаза встретились, и у Кёнсу больно закололо в груди от воспоминаний о том времени, когда они оба были живы. Чонин забрал себе его сердце много лет назад и затем ушел, словно оторвав его часть вместе с собой. И с тех пор никто так и не смог залатать кровоточащие раны. - Ты помнишь, как это случилось? - Не думаю, что здесь найдется хоть один человек, кто бы помнил хоть что-либо, - пробормотал он, кивая на остальных пассажиров. - Получается… мы едем в Рай, что ли? Чонин выдавил из себя мягкий смешок. Звук ножом полоснул Кёнсу – столько боли и отчаяния в нем было. Младший потянулся и откинул голову на спинку сидения, прикрывая глаза. А Кёнсу еще долго сидел, вслушиваясь в тихий рокот колес.* * *
Он мертв. Он мертв. Кто-нибудь знает, что он мертв? Скучают ли по нему? А хочет ли он сам, чтобы по нему скучали?* * *
«Дамы и господа, поезд прибывает на третью станцию этого круга. Пожалуйста, покиньте вагоны в порядке очереди. Хорошего вам дня». Дружелюбный голос звонким ручейком прошелестел по всему вагону, и поезд начал замедлять ход, прежде чем совсем замереть. Двери с мерным шипением разъехались в разные стороны, и Кёнсу в панике оглянулся, уже готовый бежать сломя голову, если понадобится. - Погоди, это не наша станция, - тихо окликнул его Чонин, не открывая глаз. - Откуда ты знаешь? Наша станция? - Просто знаю, - пожал плечами Чонин. – Не знаю, как и почему, но… я всегда чувствую, что еще не время. Еще не пора. - Ну… ладно, - кивнул Кёнсу, присаживаясь обратно на скамью. Двери сомкнулись с тихим шуршанием, и поезд лениво двинулся вперед. - Слушай, Чонин… - Что? - Так ты был здесь все это время? – задумчиво спросил Кёнсу, разглядывая потолок. - Да. На этом самом месте. - Тебе не скучно тут? Ты скучал по мне? - Иногда бывало. Зато есть время поспать, так что грех жаловаться. - Понятно. А я очень скучал. - Как думаешь, когда тебе выходить? Мы ведь выйдем вместе, правда? - Сколько лет, говоришь, прошло, с тех пор, как ты видел меня в последний раз, Кёнсу? - Пять. Улыбка, теплом озарившая лицо Чонина, резала больнее ножа. Кёнсу видел ее в зеркале на протяжении этих страшных пяти лет: просто маска, чтобы скрыть все следы, что оставило на нем отсутствие родного человека. - Я ждал целых пять лет, Кёнсу. Думаю, если бы мне пришло время выходить, я бы давным-давно нашел свою станцию. Мы просто будем ждать ее вместе.* * *
Их отношения всегда были далеки от идеала. Когда они познакомились, еще учась в университете, Чонин был упрямым бездельником, искрящимся для Кёнсу всеми цветами радуги. Сам же Кёнсу был из того типа студентов, что зубрили лекции и вечно писали под диктовку все, что только можно было записать. Их познакомил общий знакомый – Бэкхён, однако именно Чонин предложил им снимать квартиру вместе, раз уж они оба были в поисках жилья. И месяц за месяцем Кёнсу начал тонуть, все глубже и глубже проваливаться в свои чувства. С Чонином было так легко и просто, словно они были знакомы всю жизнь; и с каждым новым днем они становились все ближе, хотя Кёнсу казалось, что ближе и роднее уже невозможно. И где-то между строк, на самых кончиках пальцев, к тонкой грани между дружбой и чем-то большим, неумолимо подкралась любовь. Для Кёнсу все закрутилось порочным кругом, из которого не было спасения, а Чонин стал другим. Быть может, все произошло более чем последовательно, но все же слишком быстро для самого Кёнсу, который пытался как можно сильнее оттягивать момент возвращения домой. И каждую ночь находить на их диване все новых и новых незнакомцев рядом с Чонином. Его Чонином. Было больно, так больно, что хотелось кричать. Но что хуже всего – Кёнсу никак не мог заставить себя отпустить, как бы сильно не пытался. Просто иногда Чонин, в которого Кёнсу когда-то влюбился, возвращался: ухаживал за ним, когда он болел, даже готовил ему куриный суп, когда он сам был не в состоянии. Эти моменты были так коротки, но они были, и невероятно согревали даже в самые страшные времена, заставляя Кёнсу продолжать верить. Хоть все друзья и твердили ему, что стоит забыть эти глупости, Кёнсу не мог не надеяться на то, что все еще может быть хорошо. А настоящий Чонин сейчас лежал, свернувшись клубочком, на скамеечке через проход от него. Свет, струящийся сквозь окна, который Кёнсу раньше считал слишком резким, сейчас сгладил черты лица Чонина, подчеркивая все их волшебство. Он казался таким спокойным и таким юным, что у Кёнсу защемило сердце от нежности. Как же ему хотелось понять, знал ли Чонин о его любви, пока они были живы.* * *
Несмотря на протесты Чонина, Кёнсу в один из дней решил-таки добраться до кабины машиниста. Чонин однако быстро сдался и снова откинулся на спинку сиденья, пробормотав напоследок, что от разговоров с Чанёлем, как, видимо, звали машиниста, толку не будет никакого. Сквозь большую стеклянную дверь Кёнсу увидел, что Чанёль был одет в форму, которая, как ему всегда казалось, устарела полвека назад, если не больше. Он прикусил губу и поднял кулак, чтобы постучать в дверь. - Заходи, - раздался внезапно голос Чанёля, и Кёнсу подпрыгнул от неожиданности. Дверь перед ним распахнулась самостоятельно, словно по волшебству. Хотя почему словно? Кёнсу тяжко вздохнул, понимая, что в этом месте привычные ему законы логики были совершенно бессильны. Чанёль нажал какую-то незаметную кнопочку на огромной панели управления перед собой и, широко улыбнувшись, повернулся к Кёнсу. Тот не без удивления отметил, что его улыбка сияла точно такой же белизной, как и весь поезд. Чанёль чуть склонил голову набок, разглядывая его, и кивнул на кособокий стул грязно-сливового цвета рядом с сиденьем машиниста. - Ты, должно быть, Кёнсу, - сказал Чанёль, когда Кёнсу опустился на стул. - Ну… да. Но как? – он дернулся, когда дверь с глухим стуком захлопнулась позади него сама по себе. Чанёль мягко рассмеялся. - Давай представим, что это магия. Но по правде говоря, Чонин просто очень много о тебе рассказывал. - Правда? – удивлённо переспросил Кёнсу. Внутри что-то предательски сжалось от непонятного чувства тревоги. - Он обожает тебя, отвечаю. Как жаль, что он такой тугодум, - покачал головой Чанёль, и Кёнсу мягко фыркнул. Он не мог не согласиться. - Люди такие необычные существа, - задумчиво пробормотал Чанёль себе под нос. - Ты сам не человек? - А сам-то как думаешь? – ухмыльнулся он. – Я ангел. Кёнсу уже хотел было фыркнуть или, чего хуже, рассмеяться, но вдруг понял, что, в принципе, толика истины в словах все же была. Да и вообще, почему бы и нет? Он широко распахнул глаза и взглянул на Чанёля, будто стараясь разглядеть у него на голове нимб, но тот лишь громко хохотнул и перевел взгляд на дорогу. - Да он был прав, у тебя реально огромные глаза. - Что он тебе еще рассказал? – спросил Кёнсу, густо краснея. - Ой, дружочек, сдается мне, ты сюда не за сплетнями явился. Тебе нужны ответы, разве не так? Кёнсу тяжело вздохнул, рьяно кивая. - Слушай, я постараюсь тебе помочь, но некоторые ответы тебе могут не понравиться. - Почему это? - Понимаешь, смерть, в большинстве своем, совершенно не изучена и непонятна. Тебе, наверное, кажется, что, как ангел, я должен понимать в этом хоть немного, но ни фига! Я даже не знаю, что делает этот рычажок. Или этот. А про вон тот я и подумать боюсь, - доверительно сообщил Чанёль, демонстрируя разнообразные кнопочки и рычаги на панели управления перед собой. Кёнсу даже задумался, не стоит ли ему начинать переживать. Он задумчиво прикусил губу, не зная, с чего бы начать. - Ну, хорошо… что случится, если выйти не на нужной станции? - Это невозможно, следующий вопрос! Кёнсу поджал губы – все ведь так хорошо начиналось! - Ну конечно… тогда… Я должен знать, как я умер? - Ну да, это было бы не лишним. - А Чонин случайно не знает? - Случайно, нет, - ухмыльнулся Чанёль, и Кёнсу нахмурился. - Так, дальше… Почему у меня до сих пор бьется сердце? - Отличный вопрос! – возопил Чанёль так громко, что Кёнсу невольно подпрыгнул, чуть не навернувшись со стула. - На который я… как бы это сказать… к сожалению, не знаю ответа.* * *
Кёнсу вернулся обратно в облюбованный ими с Чонином вагон несколькими часами позже. Чанёль умудрился оставить после разговора с собой вопросов в два раза больше, чем Кёнсу смог придумать, и тот никак не мог понять, как вообще ангелу это удалось. Он плюхнулся на сиденье рядом с Чонином, и тот, приоткрыв один глаз, насмешливо поглядел на него. - Я же сказал, что это бесполезно. - Он старался, как мог, - заявил Кёнсу, чуть хмурясь. Чонин снисходительно улыбнулся и умостил голову на его плече. Жест был таким невинным, но сердце Кёнсу, отчего-то, забилось чуточку быстрее, а голову повело от ощущения непослушных волос на щеке и родного запаха перечной мяты, ванили и Чонина, Чонина, Чонина. Так мог пахнуть только он один на целом свете. Ты рад, что мы здесь вместе? Вдвоем? - Мне нравится здесь, - мягко прошептал Чонин, словно прочитав его мысли, и чуть приподнял голову, чтобы заглянуть ему в глаза. А Кёнсу будто бы и забыл, как дышать, когда понял, как близко сейчас лицо Чонина, какими мягкими кажутся его пухлые губы. Он изо всех сил старался не дрожать, как осиновый лист, под теплым дыханием на своей коже. - И мне тоже… нравится, - еле слышно признался Кёнсу. Он не знал, кто из них двинулся первым, но в следующую же секунду их губы уже соприкоснулись в сладком поцелуе, а пальцы ласково запутались в волосах. Поцелуй был долог и не спешен – спокойный, мягкий, томительный. Таким поцелуем залечивают раны, извиняются, отдают все самое сокровенное. Кёнсу растворился в нем и словно заново воскрес, снова и снова собирая свое крохотное сердце по кусочкам. Ему казалось, что сожми он руки чуть сильнее, и Чонин пойдет мелкими трещинками – таким хрупким, словно хрустальным, он казался. Они оторвались друг от друга только когда стало не хватать воздуха, а на губах начала засыхать соль. Кёнсу поспешно вытер непрошеные слезы и отпрянул, когда Чонин потянулся к нему, чтобы обнять. - Я… я просто… - Кёнсу запнулся, так и не в силах продолжить. Чонин ласково убрал выбившуюся на лоб челку и мягко прижался к чистой коже губами, перед тем как сорваться с места и двинуться прочь. Кёнсу его не остановил.* * *
- Тебе не кажется забавным, что поезд все продолжает двигаться вперед, несмотря на то, что мы все умерли? Кёнсу и словом не обмолвился о поцелуе с Чонином, но чувствовал, что ангел все уже прекрасно знает, и именно поэтому старается завести разговор обо всем, кроме этого. - Будучи людьми… мы все думаем, что смерть – это конец. Конец всему. Но ты только взгляни на это, - проговорил Чанёль, обводя рукой всю кабинку. И впервые, вместо вечно белых стен и яркого света, Кёнсу заметил картину, прекраснее которой он не видал ранее. Яркая зелень и бирюзовая гладь сияли вокруг, смешиваясь в причудливом водовороте пышущих красок, и словно не было им ни конца, ни края. - Ты… ты был человеком раньше? Чанёль торжественно кивнул. - А что произошло? Если это не секрет, конечно. - Я умер за любовь. За человека, которого любил, - мягко сказал Чанёль и улыбнулся сам себе, не отрывая взгляда от дороги. - Тот человек… любил тебя? - Наверное, - он неопределенно пожал плечами. – А что вообще есть любовь? Я знал людей, которые к сорока годам трижды побывали под венцом. Мне было совершенно не важно, любил ли он меня или же нет. Мне, скорее, хотелось, чтобы он знал, что я люблю его и буду рядом, что бы ни произошло. И вот он я. - Ты жалеешь? - Я жалею лишь о том, что не могу больше защищать его, - взглянул на него Чанёль, и Кёнсу впервые не смог прочесть ни единой эмоции в его всегда таком живом и светлом лице. - Это когда-нибудь закончится? - Не думаю. По крайней мере, пока, - улыбнулся ангел. – Мы подбираем людей в самом начале каждого круга. К его концу все пассажиры покидают поезд и переходят на тот свет. - Все до единого? - Все до единого, - кивнул Чанёль. - Сколько же тогда станций в одном круге? - А тут нет какого-то особого предела. Все зависит от людей и того, как скоро они найдут свой смысл. - Так ты здесь уже пять лет тухнешь? – удивился Кёнсу, прикрывая рот ладонями. - Поверь мне, гораздо дольше, - рассмеялся Чанёль. – Я не устаю, так что не переживай почем зря. - Тебе не бывает одиноко? - Нет, что ты! Всегда найдется тот, с кем можно поболтать. Вот как ты, например. Кёнсу вдруг вспомнил, каким же огромным показался ему поезд, когда он впервые решил прогуляться по вагонам, оставляя позади один за другим. Конечно же, здесь найдется немало собеседников для Чанёля, который тихо добавил, словно невзначай: - А вот Чонину, видно, бывало одиноко. Кёнсу тут же поднял глаза, услышав его имя, и встретился с широкой улыбкой Чанёля, могущей дать фору любому Чеширскому коту. - Чего смотришь? - Ты краснеешь. - Жарковато тут у тебя просто, - слишком быстро ответил Кёнсу, отмахнувшись. – Так что насчет Чонина? Ему действительно было одиноко? - Я знаю лишь то, что ты ему небезразличен, как ты сам привык считать, - мягко отозвался Чанёль, вглядываясь вглубь поезда. Кёнсу проследил за его взглядом и испуганно понял, что не разговаривал с Чонином с тех пор, как они поцеловались. Они и не виделись толком после этого… - Он все еще здесь, не переживай. - Ты мои мысли, что ли, читаешь? – приподнял бровь Кёнсу. - Упс! Ого, ты посмотри-ка, сколько времечка натикало! Тебе пора, дружочек! – заторопил его Чанёль, буквально выпихивая его из вагона. - Но у тебя ведь даже часов нет… - тихо пробормотал Кёнсу, когда прямо перед его носом захлопнулась тяжелая дверь.* * *
Кёнсу считал чистым везением то, что ему удалось найти сладко спящего Чонина уже в третьем вагоне. Он тяжело вздохнул и медленно приблизился, опускаясь на сиденье подле его головы. Чонин занял почти всю скамеечку, свернувшись клубочком поперек трех сидений и умильно подложив руки под щеку. Чонин, словно почувствовав на себе пристальный взгляд, начал медленно просыпаться, и сонно потер все еще прикрытые глаза. Он сладко зевнул, присел на сидении и потянулся, обнажив при этом полоску мягкой кожи. Кёнсу густо покраснел и быстро отвел глаза. - Кёнсу? – чуть хрипло спросил Чонин, и Кёнсу всего на одну секундочку, но успел позабыть, что он вообще хотел сказать, и подумал, как же это нечестно, что младшему удается выглядеть так прекрасно даже если он только проснулся. Пока Кёнсу замешкался с ответом, Чонин надул губы, снова улегся на спину, нагло положив при этом голову на его колени. Это невинное, по сути, действие, застигло старшего врасплох, и Кёнсу напрягся, не зная, как реагировать и что вообще делать дальше. Чонин меж тем лежал с прикрытыми глазами и был так расслаблен, что Кёнсу начало казаться, что тот заново уснул. - Из тебя вышла замечательная подушка, - пробормотал Чонин, и Кёнсу не смог удержаться от тихого смеха. - Я снова разговаривал с Чанёлем. - Помогло? - Думаю, да, - ответил Кёнсу себе под нос. Он, не думая, наклонился к Чонину и ласково прижался к его губам своими. Сейчас поцелуй вышел более уверенный, нежели первый, и Чонин был все так же расслаблен. Кёнсу казалось, что он таял, словно железо вплавляясь в саму плоть Чонина. - Я люблю тебя, - прошептал он, нехотя разрывая поцелуй. – Люблю все в тебе. Прости, что не сказал тебе об этом раньше, и… мне все равно, даже если ты не любишь меня в ответ. Мне просто нужно, чтобы ты знал правду. Ты всегда говорил, чтобы я перестал жалеть тебя, но я не мог. Я выжил тогда только потому что любил, и здесь я из-за того же. Слова вылетали из него сами по себе, и Кёнсу был почти уверен, что забыл сказать большинство из того, что собирался, а еще так надеялся, что Чонин поймет. Поймет и примет все его слова, потому что то была чистая правда. Как же ему хотелось объяснить все Чонину лучше и понятнее, но слова всегда куда-то пропадали, когда в игру вступали эмоции. - Ты украл мои слова, - промурлыкал Чонин, едва касаясь губ Кёнсу своими. – Украл все мои слова. Перед глазами Кёнсу вдруг легкой вспышкой пронеслись все воспоминания. Его словно тяжелой волной ударило осознание происходящего. И тут все внезапно прекратилось – будто с плеч сняли тяжелый груз, не дававший дышать все это время. Он качнул головой, сбрасывая с себя оцепенение, и прикусил губу. - Кёнсу? - Прости. Не знаю, это было… так странно, - пожал плечами Кёнсу, а Чонин в ответ лишь таинственно улыбнулся понимающей улыбкой. Он взял тонкую кисть Кёнсу в свою ладонь и мягко прижался губами ко лбу старшего. - Я люблю тебя. Всегда любил. Мне так не хотелось причинять тебе боль, я ведь просто… просто думал, что ты не любишь меня… Как того хотелось мне. Я даже и подумать не мог, что ты захочешь быть с кем-то вроде меня. И я просто… господи, Кёнсу, мне так жаль, - сбивчиво пробормотал Чонин, опуская голову. - Я давным-давно простил тебя, идиот, - ласково прошептал ему в ответ Кёнсу и позволил сладкому поцелую рассказать все за него. «Дамы и господа, поезд прибывает на последнюю станцию этого круга. Пожалуйста, покиньте вагоны в порядке очереди. Хорошего вам дня».