Рукопись

«Эльфийская сталь острее, чем слух у эльфов (в подавляющем большинстве, ещё и музыкальный). Слухи, разумеется: никто не спешил резать себе вены эльфийским клинком (а те, кому пресловутые вены вспороли насильно, уже никому не рассказывали об этом)…». – Бред сивого мерина, – хмыкнул человек и задумчиво почесал золотисто-рыжеватую аккуратную бороду. – Хотя, писатель, проставивший примечания в скобках, достоин плетей в дыму ремесленного квартала. Капля воска медленно вытекла за края вязкого озерца и неспешно прочертила путь на тусклом канделябре. Человек недовольно сдул с лица локон и раздражённо собрал волосы тонким ремешком в пучок на затылке. Высокий ровный лоб приглушённо отразил дрожащее пламя трёх свечей и камина. Расслабившись, человек отточенным движением поднял бокал и едва коснулся губами тёмно-янтарной глади напитка. Глаза слегка слезились, ресницы слиплись, но спать читатель идти не спешил. «С остротой мечей сравнится, безусловно, лишь заточенность трёхгранных наконечников – тонких, словно кончик лунного луча, и обладающих немаловажным качеством: беззвучность полёта (если по пять штук в гнилое орочье сердце – букетиком из колосьев и прочей… травки покажется)…». – Травки? – вопросительно поднял брови человек, еле заметно раскачивая бокал. – Эльфы – мастера скрытых намёков, мне долгие годы казалось, будто я уже разгадал все их уловки и хитрости, способные ввести читателя в недоумение, но тут я, признаюсь, бессилен. Угол тёплого пледа бесшумно и мягко соскользнул с круглых красивых колен, собираясь в смазанные, безвольные складки у носка домашних туфель с вышивкой. Человек хмуро потёр кулаком глаза: эльфийская рунная вязь плыла в слабых мечущихся отсветах свечей, а перевод давался с трудом. «Если что и есть в Арде острее наконечника стрелы, то это, воистину, страшное и, в то же время, кроткое оружие, которое может как сразить врага, так и обернуться против носителя сей тайны, если осталась в противнике хоть капля человека (эльфа, гнома – подпольные лаборатории Мордора всегда выполняли пятилетку по селекции за год)…». – Се-лек-ци-и? – удивлённо скривив уголок рта, неизвестно кого спросил человек. – Чушь какая-то… вечно у этих эльфов описки в важных преданиях. Слова-то такого нет в их синдарине проклятом. А тут ещё и лабор… лабры… трории (эреборские гномы – помнится, правил у них давным-давно Трор?) – слышал бы это почивший король Элессар! Или всё дело в троллях? Пишут об оружии – так доступно писать надо, дабы достойные люди могли воспользоваться никому не нужными знаниями! Гадайте, смертные, до конца Пятой Эпохи, а там уж, может, и мы соизволим вернуться да перевод подсказать! Мы любим загадки, вам тоже стоит их полюбить, ведь мы оставили столько бесценных рукописей, а простой слог – удел ремесленников! Выдохнув накопившийся от усталости гнев, человек рассеянно потёр виски, отставив заметно опустевший бокал. До конца пергамента было ещё много строк, но почерк изменился, неторопливо текущая вязь сменилась быстрыми завитками и лихими взмахами вольного пера. Приглядевшись, читатель с неприязнью заметил, что подлинник начал дописывать тот самый выдумщик, который снабдил бесценный образец эльфийской прозы едкими дополнениями. «Эльфийские уши – вот что прекрасней музыки эльфов, острее эльфийской стали и смертоноснее стрелы! Леголас, зачем ты испещрил мою рукопись искромётными поправками?». – Ничего не понимаю! – раздражённым вскриком признался человек после минутного молчания. – Бред пьяного орка и накурившегося высокогорных маков гоблина! Леголас? Тот самый образчик вырождающейся эльфийской расы, который был так дорог покойному государю (да будет путь его коротким)? Опять почерк меняется с этого «Леголас», да что за происки Саурона? Абзацы становились всё короче, предложения занимали всего по строке, и начальник стражи Гондора – а это был именно он – с недобрым предчувствием поднёс рукопись ближе к глазам и сощурился. «Сухая подделка под эльфийский слог, Элессар. Удивляюсь, что ты допустил столько ошибок… и мы не любим хвастаться оружием. Арагорн. Мне казалось, что с прошлым покончено, а обрывки его уже разносят чайки. Отпусти Арагорна, как ты отпустил хоббитов, распахни врата перед Элессаром – он достоин того. Мудрее было бы сказать мне это, когда ты в последний раз был в Минас-Анор. К чему эти письма без гонцов? Я не каждый день пропадаю в библиотеке, и, тем более, не каждый день перебираю все мои рукописи». – Элессар? – благоговейно выдохнул человек, нервно срывая кожаный ремешок с головы. – Это – рукопись Элессара? Но… это уже переписка… я всегда знал, что смогу узнать стиль и слог нашего великого короля, – стражник выдержал паузу, прикрыв глаза, – и его великого друга! Разумеется, они так разговаривали, почерк меняется каждую строку, наш государь всегда был… необычен в общении с друзьями. В смятении он, сам не заметив содеянного, смахнул бокал на пол, тот закатился под кресло, но сейчас самое важное таилось в строках. «Это… другое, Элессар Арагорн. Мой народ весьма искусен в речах, но подобное мне не изложить, ни прозой, ни стихами. Это просто нелепо. Ты приходишь не так часто, каждое появление твоё – праздник души, и таким странным способом мы закончим разговор не раньше, чем к концу Эпохи. Я буду приходить чаще. Я не вправе отвлекать тебя от дел и радостей твоих ради праздных разговоров. Здесь я – не король тебе». – Королевская дружба! – назидательно поднял палец человек, адресуя высказывание то ли бусинкам глаз крысы, то ли подсвечнику. – Подумать только: он приходил и писал ему строчку! Тьфу ты, ерунда какая, – вполголоса добавил стражник, кривя губы. – Я-то думал, что об оружии, а тут – пустопорожняя болтовня остроухого с нашим государем (да не потревожат ветра его сон)… Дверь за спиной читающего бесшумно открылась, он опомнился, подскочил в кресле и обернулся только когда, когда по рукописи заметались багровые отблески факельного пламени. – Что ты изрёк только что о королевской дружбе? – тихо и скорбно спросил Леголас. Факел, который он держал, резко очерчивал чуть впалые скулы и прозрачную бледность лица. От огня щёки и лоб казались залитыми живым светом. – Она была столь же крепка, сколь ворота Минас-Анор, – нагло ответил человек, рассеянно почёсывая бородку и вновь опускаясь в кресло спиной к эльфу. – Я ухожу, – просто ответил он. – Не бойся, о достойный хранитель государевой библиотеки, – горько усмехнулся Леголас, – я не потревожу твой хмельной покой. Мне нужна всего одна рукопись. – Не дам, – чётко обозначил стражник. – Наследие. Ускачешь куда-нибудь за море, да и прощай, литературный памятник, пузыри со дна не забудь пустить… – Откуда такое слово выучил? Не из этого ли свитка? – резко спросил Леголас, цепко вырывая из дрожащих пальцев собеседника нужную ему рукопись. Быстро просмотрев её, эльф как-то странно, надрывно вздохнул и повернулся на каблуках, собираясь уходить. – Э, нет, остроухий приятель, постой… – медленно поднялся человек. – Ты жаден и высокомерен. А, может, просто ценитель. Все эти шутки… – Леголас рвано выдохнул. – Пометки, исправления мне ни к чему. Забирай. Будешь читать вместо сказок наследнику. Но кое-что я всё же возьму. Быстро отогнув тонкими пальцами нижний край рукописи, эльф бесстрастно оторвал полосу длиной в три дюйма и, бережно положив пергамент на стол, вышел. – Безумец, – то ли любопытной крысе, то ли нагретому подсвечнику заявил стражник и рассеянно прочитал последние строки до оборванного края. «Ты скоро уйдёшь, Леголас, и я скоро уйду. Я могу пожелать лишь короткого и прямого пути, ибо иней уже окутал твои волосы, и старость отметила твоё славное чело резцом. Забудь о высокопарном слоге, Леголас. Хоть сейчас я дождусь простых и коротких слов?». …Леголас аккуратно вставил факел в скобу и, прислонившись к стене, медленно прочитал то, что всегда желал унести с собой. «Мы встретимся. Нет. Встретимся, государь. Друг. Встретимся, друг». Ответить Элессар так и не успел. Написать неровным почерком строчку в ответ не успел и Арагорн. Но то, что слово «государь» никогда не заменит собой слово «друг», Арагорн, безусловно, знал.