Учебные деньки в академии

Это был наш выпускной год в академии. Что сказать, долгое время обучения с заваливанием заданиями по самые антенны уже каждому прилично надоели. Все мечтали, чтобы поскорее закончилось время обучения и мы смогли перейти на следующую ступень, изучая уже конкретно то, что нам светило в будущем по выбранной профессии. Но не только эта замотанность нам морочила процессор. Сдача конечных экзаменов, подготовкой к которым мы уже начали заниматься почти что сразу после сдачи зачётов по переходу на высшую ступень среднего образования, начала проедать нам все схемы. Учителя-предметники только и талдычили нам об этом, напоминая каждый праймусов день. Нервы начинали скакать, а непрекращающиеся разговоры, упрёки и наставления — понемногу бесить так, что иногда с таким наслаждением хотелось послать всех к Юникрону, выговориться и сбросить пар. Хотя бы критикующим обсуждением всего нам сказанного и пересказанного, недовольством и возмущением мы могли освободить себя от напряжения. Особенно суетились преподаватели, чьи предметы были обязательными для сдачи, и те, чьи нам приходилось выбирать дополнительно. И если бы всё касалось только учёбы как нашей главной цели — так ведь на нас, как на выпускников академии, на которых равняется вся молодёжь учебного заведения, свалилась куча дополнительных дел, общественных мероприятий плюс повседневные обязанности каждого ученика и всего класса. Хоть взять, к примеру, ежедневную необходимость прибирать выделенное нам помещение после окончания занятий. Мало того, что оно было непомерно большим для группы из девяти курсантов, так ведь хотелось бы, чтобы откуда-то взялось это самое время на уборку после долгих и многочисленных учебных часов, притом надо учесть, что мы там почти не занимаемся, а шатаемся по совсем другим отсекам учебного корпуса, да и живут не все около академии. Вот мы с Арси проживаем далековато от нее, зато буквально в двух шагах друг от друга. Всё же одним из немногочисленных плюсов выделенного нам класса было то, что находился он на прилично отдалённом расстоянии от соседних учебных комнат. Мы были расположены буквально на перешейке между западным и восточным крылом верхнего этажа, и то, что это был специальный класс с оборудованием для занятий физическими опытами и хрупкой техникой, прибавляло ещё несколько процентов вероятности того, что он будет более-менее в сохранности. Но грязи от этого там не уменьшалось, что причиняло нам большие неудобства во время утренних общеакадемических проверок дежурным отрядом на чистоту, в связи с чем высоких баллов у нас за этот пункт особо-то и не было. Ох, и если бы ещё не эта предвзятость! Преподаватели, с которыми у нас очень свободное общение, всегда говорили, что с нами никогда не было особых проблем, не то, что с другими классами. Наш учитель по химической теории даже рассказывал случай, когда он шёл к нам на лекцию, а уборщица его спросила, куда он идёт. Педагог ответил, что к выпускному классу на урок. — Так там же никого нет, — совершенно уверенно произнесла собеседница, на что учитель с улыбкой ответил: — А они пришли, тихонько сидят и учат. Вот такие мы — ни слуху, ни духу, не то, что младшие. Ещё в бэтских начальных группах одна половина была озорной, другая же, в которой как раз состоял я, была тихой и смирной. Скорее всего, нашей этой тихости способствовало воспитательное влияние Ультра Магнуса, который в данное время является вторым по статусу в академии, занимая пост завуча. Безусловно, определение: «У него пунктик на уставе: устав — его пунктик» полностью соответствует его поведению и критериям требований. Он «строит» буквально всех. От него слышны только постоянные придирки и требования. Взять хоть, к примеру, требование вставать каждый раз, когда в кабинет входит педагог, неважно — урок это или перерыв между занятиями. В любом случае мы всегда здороваемся так с входящими учителями, но на перемене-то зачем? И ещё эта манера обращаться ко всем отдельно на «Вы». Шлак его поймёт, кого он имеет в виду — тебя, тебя, тебя или всех сразу. Уж кто-кто, а он не сравнится ни с кем в своей строгости и придирчивости. К нему проступает лишь холод сухого уважения, некая неприязнь и даже неловкое чувство чего-то устрашающего. Одним словом, чувство высшего, по сравнению с нами, положения у этой персоны зашкаливает. Это Ультра Магнус. Но вот возникает совершенно другое чувство от общения с директором. Альфа Трион по сравнению с ним намного мягче и приятнее, нежели его жёсткий заместитель. С ним мы разбирали историю Кибертрона, его создание, развитие, разбиралась также теория Великого Добра и Великого Зла вместе с появлением тринадцати Праймов и Золотого Века планеты. От слов переходим к делу: если учесть, что сейчас нашей главной и основной задачей стоит цель добросовестно подготовиться и как можно лучше сдать финальные экзамены, в этой области, без сомнений, первые места в гонке занимают такие предметы, как вычислительная наука вместе с родным кибертронским языком. Если обсуждать учителя-математика, то это просто неповторимый, непревзойдённый и просто поражающий всех и вся — не только учащихся, но и самих коллег — персонаж. Мы сотрудничаем уже два года, но привыкнуть к её странностям просто невозможно, а она, как сама говорит, не смогла нас перевоспитать, как ни старалась это сделать. Выносу процессора способствуют не только каждодневное капанье на нейронную сеть в связи с приближением сдачи экзаменов, но и просто её «чудные выражения». Только мы заслышим гул её шагов, как в голову не может не прийти мыслишка: «Сейчас будет очередной заскок Эрахнии». И ведь верно, стоит ей только войти в класс, как тут же с порога мы слышим какую-то поучительную ерунду. — Как только учитель вошёл, вы сразу забываете обо всём. Всё внимание только на меня. Ловите каждое моё слово. И ладно бы, если б это было редко, так нет. О, эти вечные высказывания, въевшиеся в мою материнскую плату: «Ребята, я не учу вас вычислительной науке, я учу вас думать.» «Сегодня искала на работе справедливость, завтра ищу новую работу» (пословица). «Меня всё время спрашивали мои ученики: «Что вы нас так ругаете, словно мы преступники?» А я им говорила: «Вы не преступники. Вы самоубийцы!», «Бывает не только трёхэтажная ругань, но и трёхэтажная дробь.» И так часто она повторяла, что нельзя сокращать не упрощённую дробь, что эта фраза тоже приелась как её личная цитата: — Что будет делать глупый ученик? Сокращать. А мы знаем, что нельзя. И ладно бы были вот такие простые заскоки, так ведь она нас ещё и жизни учит, при этом в её речи при разговоре с нами мелькает столько… непристойного и интимного. Как, например, поучение: — Сейчас все ищут себе в пару красивых, умных, богатых. На что из класса после пары кликов гробовой тишины донеслось: — …В общем, не найти нам пары. Или же: — Мы с вами уже взрослые. Знаем, очень хочется, но нельзя. Потом бэта появляется. — Это сочетательный закон. Вы одного бота делите на двоих. И, наверное, её коронное высказывание: «Я ваш опытный капитан». Как бы это ни просто и банально звучало, но это действительно всех заводило. И ведь это ещё не конец. Ладно — поучения, но вот разговоры о том, что мы провалимся и ничего не добьёмся, не внушали особого оптимизма и не способствовали поднятия духа. — И останетесь вы на обочине жизни… И пойдёте вы солнцем палимые, ветром гонимые, прибитые градом и политые дождём… У неё, конечно же, тоже были свои претензии и требования. Основной и ГЛАВНЫЙ был закон «обязательного присутствия» на каждом занятии. Как она любит часто повторять: «Один пропущенный урок — минус балл на экзамене». Конечно же, выполнять этот преподавательский закон мы, так или иначе, по всяким возникающим причинам не могли. Но, какие бы то ни были объяснения — от случая болезни до вынужденного отъезда по делам, академическим или личным, капитальная чистка черепных коробок с тотальным промыванием нам была обеспечена. Хоть аудиодатчики руками перекрывай! И вот что действительно заставляет подсмеиваться, так это то, что она чётко выделяет некоторых учеников из нашего коллектива. Смоукскрин — «самый главный ученик». Всё время причитает об его отсутствии, о важности каждого её занятия, о том, как она сильно беспокоится, что он может не сдать заключительный экзамен — впрочем, это факт грозит всем нам без исключения. Вот войдёт в помещение, сразу замечает, что его нет, и давай причитать: — А где Смоукскрин? Опять он отсутствует. А ведь такая важная тема… — и наплевать, что ещё кого-то не хватает, она даже не заметила, лишь бы только Смоук был на месте. И еще она частенько любила подмечать тот факт, что у нас очень неправильная группа и обстановка в ней. Мы, так сказать, пофигисты и тихони — и это относительно почти всех. Уткнёмся в свои учебные детапады и слова из нас не вытянешь, диалога на уроке не получается, нет сотрудничества. Особое внимание педагоги уделяли мне. Ну, как уделяли — скорее, ставили галочку напротив утверждения, что я нахожусь в группе риска и в первых рядах на вылет. И почему-то именно я! Но это неудивительно. Буквально в прошлом семестре разлучили наших близнецов. Из-за неуспеваемости Скайквейку пришлось покинуть учебное заведение, да и Уилджек тоже был вынужден сменить место обучения. Ещё несколько ребят решили покинуть академию сами, понимая, что это слишком тяжело. Я сам чуть не вылетел. Учителя всё давили на меня и шпыняли, напоминая, что я одной ногой здесь, другой почти за пределами класса. По прошествии полугода обучения состоялся педсовет, на следующий день после которого меня вызвал к себе на ковёр Ультра Магнус. Не буду скрывать, поджилки дрожали, а Искра в груди скакала словно бешеная — такое волнение я испытывал. В голове вертелись тревожные мысли по поводу этого вызова, да ещё и говорил он так размеренно и подозрительно, словно готовился сообщить очень печальную и неприятную новость, что я чуть там не отключился. Но когда он огласил, что всё прошло хорошо и в глазах учителей я стал более ответственным (что было странно) и более серьёзно отношусь к учёбе, такое блаженное чувство разлилось по всему корпусу, а напряжённое ощущение стянутости отпустило, и я прямо млел от этого. «Но, шлак подери, зачем так пугать!!!». Но, как бы то ни было, всё равно я получал по голове — и за дело, и просто по ошибке, от предвзятости некоторых личностей по поводу моего разгильдяйства, «ничегонезнания» и «ничегонехотения». Меня всё время поучали, ставя в пример моего старшего брата, который уже как около пяти астроциклов окончил академию и учился на специализированного медика: «Клиффджампер, твой брат это, Клиффджампер, твой брат то». Мне это не нравилось. А в особенности выслушивать заезженную историю, ставшую уже легендой, о том, как он, несмотря на все трудности, добирался до академии своим ходом, чтобы проконсультироваться с преподавателями, а нам даже просто спросить о чём-либо лень. Частенько талдычили, что мы должны с благодарностью пользоваться предоставленными нам бесплатными услугами, а также заниматься дополнительно с репетиторами, но наши опи и дани не хотят тратить на нас свои уники. Вы, конечно, извините, но альф наших трогать не надо! Это были заскоки учителя вычислительных наук. К ней мы относились с чувством юмора. Но вот от кого-кого, а по-настоящему у меня дрожь пробегала по корпусу только лишь от одного вида нашего учителя кибертронского. Я даже дал ему прозвище — Зверь. И действительно, в гневе он был страшен, одно слово — монстр: просто рвал и метал, срывая на нас свой голосовой модуль (в особенности на меня; выделял ещё парочку учащихся, но в основном все тумаки доставались именно мне). Хотя приходил он в такое состояние от наших результатов. Все коннектили нам процессор, как бы мы не опозорили училище. И, в принципе, его поведение было объяснимо, за исключением случаев, когда он ни за что ни про что срывался на меня. Хуже всего было то, что перед занятиями с нами кто-то ещё мог его взбесить, и приходил он к нам тогда весь раздражённый, нервный и просто-напросто психованный, и тогда — держись, выпускной курс, сейчас будет жарко. Но, несмотря на весь страх, у него был исчерпывающий плюс — его подготовка к занятиям была просто идеальна. Ведя у нас не только язык, но и искусство поэзии, он умудрялся выдавать столько материала и интересных фактов за один урок, что, по сути дела, читать дополнительно ничего не приходилось, но всё равно домашнее задание было огромным. Буквально в последний декацикл он стал мягче и спокойнее, что было весьма удивительно и непривычно, зато тихо. Забегавшийся с документами, он приходил к нам на урок, хваля нас за хорошую работу с материалом. — Это хорошо, что вы с этими пособиями уже не расстаётесь. Даже потихоньку стал проступать юмор: — Ученики мешают работать учителям. Завалили меня документной работой. Я и бухгалтер, я и секретарь, и всё. Что же касается старо-кибертронского, то здесь мы все с треском пролетаем. Может быть, если бы у нас был бы постоянный учитель с самого начала обучения и уроки были бы действительно достойны их предмета, мы бы и знали больше, а так — с минимальными знаниями и, честно сказать, наплевательским отношением, куда уж нам… тем более, что можно не напрягаться, вдумываясь и скрипя процессором, как переводится данное предложение, если можно просто-напросто воспользоваться помощью современных технологий. Отдельный разговор заходил о дополнительных занятиях, включавших в себя полноценные и обязательные предметы. Здесь наш класс делился на две группы, выбирая для себя два предмета из четырёх предложенных. На выбор предлагались две категории: биологический модуль и социологический. Мне была ближе социология, чем заумная биология — или, скорее, я просто плохо её понимал, а в сотрудничестве с обществом я мог до чего-то допереть. В любом случае я ходил на занятия вместе с Орионом, Дредвингом и ещё несколькими одногруппниками, в то время как Арси, Бамблби и другие занимались параллельно. Что же касается нашего питания, то вроде бы это был тот же самый энергон, но из-за добавления излишних примесей и неправильной перегонки у него был такой специфический привкус, что прямо Искру воротило. А ведь кто-то за это платит! У меня же, Арси и Дредвинга были бесплатные жетоны, дававшие нам некоторое преимущество из-за нашего положения, но всё равно, как и полагалось, нам следовало выстоять очередь в отведённое для нашей группы время. Для нас это был перерыв после четвёртого занятия. И как же меня раздражало, когда какая-то малолитражка эрадиконская лезла вперёд напролом без малейшего уважения к старшим. Так и хотелось вдарить ему по фэйсу! А ещё что-то говорили о том, что надо подавать пример младшим. Да какой тут может быть пример, когда это уже давным-давно вышло из понятия? До нашего выпуска, когда учился ещё мой брат и до него, мы знали, что такое уважение и не рыпались — не то что перечить или оскорбить. Эти бэтсадовцы способны только указывать на старших. Хоть взять, к примеру, лекцию о правильном уходе за бронёй. Им говорят, каким должен быть внешний вид ученика, а те наперебой галдят: «А как же выпускники?! Что вы им этого не говорите?!». Ох, сплошная головная боль, да и только. Ну как ты тут успеешь привести себя в порядок, когда времени на сборы в обрез, а как начнёшь «прихорашиваться» в академии перед занятиями, то сразу слышишь от какого-нибудь препода (коим чаще всего является Эрахния): «Ребята, вы не марафет должны наводить, а обсуждать примеры». Тьфу, шлак бы всё побрал! Да и задают на отпускные дни выше крыши, и ещё с такой уверенностью, что мы всё выполним и перевыполним. Ага. Как же. Как обычно, сделаем всё в последний день, да ещё и перепишем друг у дружки чего недостаёт. Как говорится: «Праймус даёт нам по способностям». А кто нам даёт способности? Правильно. Праймус!