На руинах привычного мира

      А Сэм все время улыбается. Тепло. Искренне. Как могут улыбаться, разве что дети. А он и есть ребенок — призрак ребенка. Ему было всего тринадцать.       Чëртово проклятье, чëртова Элис.       Перо кусает губы и поспешно отворачивается. Она опять не скажет. Это выше её сил — сказать этому веселому, непосредственному существу о том, что он давно мертв. Девушка протягивает младшему Фоллу призрачную железную дорогу, стараясь не смотреть на мальчика, чтобы не разрыдаться от жалости. На доли секунды пальцев касается теплая детская ладошка, когда Сэм забирает из её рук игрушку.       Ребенок смеется, что-то радостно щебечет, но Перо уже не слушает. В голове крутится единственная мысль — прикосновения призраков не бывают теплыми. В сердце загорается луч надежды, что его можно оживить. Глупо. Наивно. Невозможно.       А Сэм все так же улыбается. Радостно. Задорно.       Машет рукой и растворяется в тумане вместе с призрачной железной дорогой.       Перо обессиленно опускается на пол, пропускает сквозь пальцы последние колочки тумана, рассеянно глядя перед собой, где еще недавно был силуэт ребенка. Так и не сказала. Опять.       Перо бродит по дому, сжимая в руках листья призрачного дуба. Ей просто необходимо попасть на Ту сторону, но мысль о том, что она снова может столкнуться с Сэмом, вызывает дрожь. Девушка глубоко вздыхает и бросает на пол призрачные листья. В ту же секунду по комнате расползается туман, меняя очертания, предметы, место, время… — Ты пришла со мной поиграть? — звонкий голос за спиной заставляет вздрогнуть.       А Сэм снова улыбается. Загадочно. Лукаво.       Перо кивает и заставляет себя улыбнуться в ответ. Получается лишь жалкое подобие улыбки, но, кажется, Сэм не заметил этого. — Во что будем играть? — Давай сделаем свой марионеточный театр? — предлагает мальчик, — Я видел в детской картон и краски.       Неповоротливый картонный медведь тяжело шагает, повинуясь движениям пальцев. Перо и сама не знает, где научилась управлять марионетками.       А Сэм снова смеется. Заливисто. Звонко.       Девушка тоже улыбается, слушая беспечную болтовню своего маленького призрачного друга о бабочках, о школе, о пирогах Нэн.       В прихожей по полу расползается огненная бездна. Самый настоящий ад. Перо вжимается спиной в заколоченную дверь, с ужасом смотря на дымящиеся перила. — Не бойся, оно тебя не обидит — Сэм грозит бездне пальцем, качает головой.       Улыбается. Безмятежно. Ободряюще.       Дженни даже не пытается сдержать слез при виде Сэма. Он такой же, каким она его помнит. Взлохмаченные волосы, нос-картошкой и улыбка до ушей.       Сэм все так же улыбается. Широко. Беспечно. Как раньше.       Мальчик обнимает плачущую Джейн и удивленно интересуется: — Дженни, ты чего? Тебе не нравится моя новая майка? Джейн всхлипывает и отрицательно качает головой: — Нет, что ты, она замечательная. Перо виновато разводит руками, поймав полный надежды взгляд подруги. Нет, его не оживить, кажется, она уже с этим смирилась. Дженни отворачивается, пытаясь скрыть слезы.       И только Сэм улыбается. Недоуменно. Настороженно.       Ему не ясно, почему все вокруг такие грустные. Он ничего не знает о своей смерти.       Джон опускается на колени, тянется дотронуться до брата, но пальцы проходят насквозь. Старший Фолл в отчаяние сжимает кулаки, до крови впиваясь ногтями в ладонь. — Эй, не расстраивайся, я же давно умер, — Сэм опускается рядом с братом, пытаясь заглянуть ему в глаза. Перо вздрагивает от неожиданности. Оказывается, он все знает.       А Сэм улыбается. Грустно. Тепло. Искренне.