Моя история

Полный игнор. Разве можно не замечать такого сексуального и красивого ученика, как он? Блииин… девчонки неделю с тех пор, как Сеймей прекратил изображать ботана, верещат и требуют к себе внимания, а этот надменный эгоист продолжает смотреть будто сквозь него: не разговаривает, не вызывает к доске, даже не ворчит по поводу невыполненной домашки. Сеймей же не пропустил ни одного урока истории. Пока Николас начитывал лекции, сидел и часами наблюдал за каждым его действием, впитывая тембр хрипловатого голоса, пытаясь поймать взгляд, который тот упрямо отводил, немного хмуря брови. Сегодня на учителе был строгий черный костюм в тонкую белую полоску, который хотелось сорвать, чтобы стереть с лица холодную надменность и ещё раз увидеть, как розовеют скулы, расширяются зрачки, делая глаза почти бездонными, а в их глубине — знакомый отблеск ответной похоти, запретного обоюдного желания и ни йоты нежности. Сеймею не нужна была ласка. Просто хотелось хоть на мгновение забыться в сильных объятиях, вновь почувствовать себя по-настоящему живым, а не механической куклой, выполняющей минимальный набор движений. С того злополучного дня прошла неделя. Историк больше не приходил к Сеймею домой. Роль репетитора закончена? Глупое чувство обиды, основанное на том, что над ним надругались и бросили, притупилось, уступив место раскаянию. Николас ему нравился, и чувства, вызванные нечаянной близостью, напугали Сеймея, заставили защищаться, показав не самую свою лучшую сторону. И надо было ещё вскользь упомянуть о… Сволоооочь! Гааад! Педофил проклятый! Думает, что может и дальше так поступать? Да с хера ли? Гр-р-р… Сеймей усмехнулся и подмигнул крашеной блондинке, которая второй день поедала его алчным взглядом, как бомж горячую сосиску. Реакция после недоуменного хлопанья ресниц последовала незамедлительно. Хищная улыбка ярко накрашенных губ больше походила на оскал. Сеймею нравились доступные и охочие на сентиментальную чушь девчонки. Когда-то он непринужденно пользовался ими, а сейчас в ужасе наблюдал, как блондинка наклоняется вперед, демонстрируя большую красивую грудь. Кончиком языка, будто приглашая к дальнейшему тесному сотрудничеству, скользит по полной нижней губе. Горячая штучка. Вот только жадный взгляд Сеймея скользит мимо, чтобы пересечься с охровой сталью, исчезнувшей в блике очков. Губы учителя поджаты в суровую линию. Посмотри же на меня, Николас. Почему отводишь взгляд, избегаешь и делаешь все, чтобы не остаться наедине? Боишься, но чего? Разницы в возрасте? Осуждающих взглядов? Наплюй. Прозвенел долгожданный звонок. Сеймей наблюдал, как быстро собрав документы, историк покидает аудиторию. Появилось желание рвануть следом, но когтистые пальчики блондинки, вцепившиеся в руку повыше локтя, остановили. — Будешь моим парнем? Ну ничего себе заява. Какая неприкрытая доступность. Голубые глазищи, подведенные черным карандашом, смотрят призывно. Ожидает согласия? — Отвали, — рявкнул он, срывая накопившуюся злость и встречаясь с ошеломленным взглядом. Неужто совсем не ожидала? Красивая внешность ещё не отражение души. Она лишь оболочка, которую можно в любой момент стереть и подрисовать новую. Вырвав руку, Сеймей рванул из аудитории. Оглядел коридор, но среди снующих туда-сюда учеников историка не было. – Вот урод! Удар кулаком в косяк облегчения не принёс, лишь привлек ненужное внимание и оставил ссадины на разбитых костяшках. Сеймей первым делом направился в учительскую. Громко протарабанив в дверь, распахнул её и, шагнув внутрь, оглядел помещение. Несколько письменных столов с ворохом различных бумаг, папок и тетрадей. И всего два учителя, удивленно поднявших головы на нагло ворвавшегося в их священную обитель ученика. Историк отсутствовал. — И-извините! – шагнув назад, Сеймей захлопнул дверь. Где же ты? Куда мог пойти? Возможно, в столовую? Через пару минут Сеймей убедился, что и там его нет. Почему он убегает? Неужели нельзя просто сказать: всё, Сей. Ты мне надоел. Давай расстанемся. Смешно. Они даже не начинали встречаться. И откуда такие мысли? Почему-то стало мерзко внутри, захотелось побыть одному. Не замечая чужих любопытных взглядов, Сеймей, шаркая ногами, как столетний старик, поднялся по лестнице и, толкнув железную дверь, шагнул на крышу. Резкий порыв ветра подхватил его волосы и швырнул в лицо. Зябко поёжившись, он отпустил дверь, и она с ужасающим лязгом захлопнулась. — Долго же ты соображал, — насмешливый голос принадлежал пропаже, — впрочем, как и всегда. Сеймей резко обернулся. Он что, издевается? Неясная злость взвинтилась в душе и рванулась наружу. Сеймей хотел было высказать всё, что о нем думает, но не смог. Прислонившись спиной к стене, историк смотрел так пристально, будто хотел прочесть мысли. В его глазах не было тепла. Николас спрятался за маской надменной и эгоистичной сволочи. — Надо поговорить, — оттолкнувшись от стены и пройдя мимо Сеймея, историк подошел к решетке у края крыши и засунул руки в карманы брюк. С виду очень спокойный и серьезный. Ветер трепал его темные волосы, полы расстёгнутого пиджака. — Почему вы меня избегаете? – начал нетерпеливо Сеймей. А чего тянуть, раз представлена такая возможность. – Я сделал что-то не так? — А ты не догадываешься?- вкрадчиво переспросил тот, медленно обернувшись. О чем это он? Сеймей напряженно вспоминал тот вечер, но ничего сверхъестественного не было. Каждый повел себя так, как считал нужным, ну или, возможно, правильным. — Нет. — Забудь, — историк смотрел прямо, не отводя взгляда, — забудь всё, что произошло в тот вечер. Было больно слышать, как его отвергают, даже не дав понять, что он сделал не так. — Забыть? – не истерить, не истерить, уговаривал он себя, всё крепче сжимая кулаки. — А ты желаешь продолжения? — Да, — впрочем, довольно честный ответ. Сеймей не хотел, чтобы его снова бросал человек, который ему теперь небезразличен. — Не выйдет. Я не готов менять тебе памперсы, предпочитаю партнёров поопытнее. Первый весомый аргумент. — Вы имели возможность оценить мой опыт. Николас на миг отвёл взгляд – всё он помнил. Аргумент отвергнут. — Я твой учитель, а ты мой ученик. Второй весомый аргумент. — Да. Обещаю делать все уроки, чесслово. И снова аргумент отвергнут. — Ты готов прославиться на всю школу как открытый гей? Пфф! А это уже смешно. Кому какое дело, кто и с кем спит? Двадцать первый век на дворе. — Мне всё равно, – гнул свою линию Сеймей, начиная основательно злиться. Третий весомый аргумент тоже отвергнут. Будут ещё идеи? — А мне не всё равно, мальчик, — раздраженно ответил историк, убирая с лица растрепанные ветром волосы. — Мне дорога моя работа и моя свобода, представь себе. Ты несовершеннолетний, тебе даже пиво не продают, а ты замахнулся создать дружную голубую пару? Мне не к лицу будет тюремная роба. Найди друга по возрасту, пейте вместе колу и играйте в приставку. — Вы уже всё решили, да? Обидно. Так обидно, когда тебя не слышат. — Так будет лучше. — Лучше? – горькая усмешка искривила губы Сеймея. – Возможно, для вас так и лучше. На самом деле просто я вам не нужен, да? Проблемный ученик с нехорошими воспоминаниями. Сеймея начинало потряхивать, и холод здесь был ни при чём. Смотреть на историка и видеть в его глазах отчуждение – больно. А осознание, что с тобой наигрались и выбрасывают, напоминало прошлое. Только тогда зашло намного дальше, и учитель не был столь лоялен. В груди стало так больно, противные слезы начали против воли наворачиваться на глаза. — Это не так, — историк, шагнув ближе, хотел дотронуться до него, когда они оба услышали хриплый злой голос: — Убери от него руки! Сеймей, вздрогнув, обернулся и увидел выходящего из-за угла Сая. Вид у соседа-одноклассника был воинственный: глаза сверкали злостью, губы поджаты, а взгляд синих глаз, направленный на историка, не предвещал ничего хорошего. Приблизившись, он встал между ними и, взяв Сеймея за руку, угрюмо произнес, обращаясь к историку: — Я не вмешивался, потому что видел, что вы ему нравитесь, — голос звучал уверенно, Сай смотрел в глаза учителю неотрывно. — Сейчас я забираю его и больше не позволю причинять лю-би-мо-му боль. И больше ничего не добавив, он направился к двери, крепко сжимая пальцами запястье Сеймея, которому ничего не оставалось, как покорно последовать за Саем, пряча от историка за опущенной головой свою слабость. Среди хаоса мыслей лихорадочно прокручивалось только одно слово: «любимому». Они спустились по лестнице, прошли по опустевшим коридорам, и только тогда Сеймей вновь ощутил промозглый осенний холод. Будто очнувшись, он поежился и хотел вырвать руку из захвата, но не тут-то было. Вцепился сосед знатно. — Отпусти! – и вновь попытка освободиться. Бесполезно. Сай продолжил тащить его практически на буксире к выходу, упрямо не обращая внимания на сопротивление. – Сай! Куда ты меня тащишь?! Резко остановившись, Сай обернулся, и не ожидающий такого винта Сеймей споткнулся, затем, по инерции падая вперед, врезался с размаху плечом в его грудь. — Твою же, — возмущенно начал Сеймей, резко выпрямившись. — Ты охренел, придурок?! — А ты бы хотел разреветься прямо там? – вопросом на вопрос ответил Сай, заставив Сеймея растерянно выдохнуть: — Н-нет. — Вот и я не хотел. Сай потащил его дальше. Чего он не хотел? Реветь не хотел? А ему-то зачем слезы лить? Свооолочь… Сеймей запутался. Они направились к стоянке. — Куда ты меня тащишь, Сай? Подойдя к своей машине, Сай убрал сигнализацию и ответил: — Ко мне. Тебе нужно успокоиться, а то похож на привидение, – он открыл дверь: — Садись. Сил спорить не осталось, поэтому, сбросив рюкзак на коврик, Сеймей забрался внутрь и пристегнулся, устало откидываясь на сидении и прикрывая рукой глаза. Сердце билось, как ненормальное, а ему в такт вторил внутренний голос, повторяющий, как зажеванный: "Это не так… это… не… так… не так…" Что не так? Что он хотел этим сказать? Ему не безразлично? Черт! Сеймей готов был взвыть в голос от противоречивых чувств, что нахлынули потоком. Сай вырулил со стоянки, но резко затормозил, когда впереди выскочил мотоциклист. - Водить научись! Резкий толчок вывел Сеймея из заторможенного состояния. Что-то было неправильно, что-то не так. Возможно, его глаза? Ведь человек не смотрит в глаза, когда лжет или скрывает правду? А если он знал о присутствии Сая и намеренно разыграл эту сцену? - Стой! Сай, собравшийся выезжать на проезжую часть, от окрика Сеймея снова затормозил и недоуменно обернулся к нему. - Прости, - Сеймей не знал, как подобрать нужные слова для человека, которому он не безразличен. - Но я не могу оставить всё так. Он ожидал чего угодно, только не того, что, склонившись, Сай нежно поцелует его и, отстранившись, непринужденно улыбнется, шуткой прикрыв истинные чувства: - Скажи мне, если он тебя бросит. Сеймей не помнил, как выходил из машины и, сорвавшись на сумасшедший бег, где порой приходилось наталкиваться на учеников, вбежал по лестнице и, распахнув дверь, остановился. Никого. Сердце пропустило удар, а по щекам потекли беззвучные слезы. Неужели он ошибся и историк говорил правду? Его что, снова бросили? - И всё таки ты тормоз. Он хотел обернуться, но историк, прижавшийся со спины, не позволил. Обессиленно откинувшись ему на грудь, Сеймей закрыл глаза. По телу волнами разливалось благодарное тепло. - Не понимаю, - он хотел спросить, зачем тот его оттолкнул, но историк резко оборвал вопрос, так и не слетевший с губ. - И не нужно, - объятья стали крепче, и промозглый вечерний ветер уже не казался таким холодным, - но хочу предупредить. - М? - До окончания школы – никакого секса. - Чего? – дернувшись в его руках, Сеймей хотел вырваться, но не тут-то было, - да я сдохну от передоза! - Я помогу, - рука историка скользнула вниз и уверенно сжала его пах, от чего Сеймея так нехило тряхануло. - Но дальше мы не зайдем. Сеймей усмехнулся. Ну-ну. Посмотрим, как долго ты продержишься. - Тогда я хочу сделать это сейчас, - и, вскинув руку, Сеймей зарылся пальцами в его волосы, притягивая и целуя эти твердые на вид, а на самом деле мягкие и очень теплые губы.