Чертовски

Снишься. Я забываю твой голос. Небесные светила сменяют друг друга с космической скоростью, приходится отрывать календарные листочки все быстрей. Мои слова нелепы, руки начинают неестественно холодеть, а ты все не покидаешь моих сновидений. Так удивительно и странно понимать уровень собственной глупости. Когда каждую ночь сам себе обещаешь не отступать, твердо решаешься на отчаянный, смелый и немного сказочный поступок, который тебе бы точно-точно, обязательно бы понравился! А утро вносит серость в души, окатывая бесхарактерного романтика из ведра заурядности, нерешительности и какой-то скребущейся, воющей слабости. Потерял ли тебя? Не знаю. Настолько бессилен, что страшно предстать перед самим собой. Настолько удручен, что телефонный звонок кажется невыносимым испытанием, что дождь в первых числах января, стучащий по бледному лицу, навевает именно наши, такие драгоценные и любимые моей жалкой душе воспоминания. Как ты смеялась над своим бестолковым другом, который полчаса бегал под неожиданной летней грозой, читая вслух вспомнившиеся ему стихи, а потом, вернувшись к тебе, счастливый, мокрый и усталый, осознал, что у него вообще нет одежды на смену. Как ты отказывалась обратить на меня какое-либо внимание, когда мы после долгой разлуки наконец-то встретились, а я опоздал на несколько минут. Ты открыла книгу любимого французского прозаика, и даже речи не могло быть, чтобы до прочтения главы до конца поднять глаза на меня, скачущего вокруг тебя балбеса. Как толкали квадроцикл, застрявший в поле, из-за того, что один придурок, желавший тебя впечатлить, заехал в самую глушь, а его не железный конь не пожелал выбираться. Правда он тут же завелся, стоило нам до толкать его доконца, а подмоге прийти на помощь. Как ты зашла в вагон метро, а я встал на самом-самом краешке платформы, улыбнувшись со всей сохранившейся благодаря тебе нежностью, несвойственной моей скукожившейся сущности. Скажи, неужели тебе было страшно? Как мы отмечали мой день рождения, после которого у тебя стало на один зуб меньше. Как ты просила говорить, когда тебе закрывать глаза ладошкой, чтобы пропустить жуткие моменты любимых мною триллеров. Как встречали рассветы, сидя на подоконнике. Не поверишь, я все-таки посчитал: у меня набралось два часа видеозаписей, где ты смеешься! Ты сразу много человек, понимаешь? Порой бесстрастная и гордая, а чаще очаровательно-милая с пушистым рыжим лордом на коленях. Уравновешенно отстраненная и все же заливисто смеющаяся. Такая искренняя и понимающая, но только для тех, кто мог бы это оценить. До нашего знакомства я ни над чем так не старался. А на часах 2:40 по московскому времени, и я вновь придумал, чем тебя удивить. Интересно ли тебе это? Не знаю, не понимаю, не чувствую. Я неумен, наверное, скушен, и центричен в не том направлении. Не умею я думать вовремя, и ты это знаешь, как никто другой. Неужели я слишком поздно осознал, что теплая ладошка родного мне человека выскальзывает из моей руки? Установлено: виновен. И пусть моим мыслям не удается собраться во что-то понятное для выражения эмоций, терзающих твоего преданного слугу. И пусть ты уверена, что Solum aeterna somnim mundi. Я все так же чертовски люблю тебя.