Чашка.

Подталкиваю чашку немного вперед. Слышно, как его зубы стучат о белоснежную фарфоровую стенку. Дрожит. Боится. Сильнее вдавливаю его ногой в стенку и тихонько смеюсь. Еще чуть дальше. Чашка почти полностью у него во рту, и он мычит, пытаясь что-то сказать. Возразить, наверное. Каков же глупец - свое он уже навозражал. Проталкиваю еще чуть глубже - и мои пальцы скрываются из виду. Моя чудесная фарфоровая чашечка мягко погружается все глубже в его глотку. Нехотя отпускаю красивую выгнутую ручку и вытаскиваю кисть наружу. Теперь немного терпения. Тонкий хруст, глухой вскрик и кровь, стремительно заливающая одежду. Разве я не сказал ему, что такой хрупкий фарфор нельзя слишком сильно сдавливать? Убираю ногу, позволяя бедолаге осесть на пол, хрипя и бессмысленно хватаясь за окровавленную шею. Кое-где из нее наружу торчат осколки. Все еще идеально чистые, белоснежные - я никогда не ошибаюсь в выборе чайных чашек. Разве что питаю слабость к излишне изящным и хрупким. Он наконец затихает, захлебнувшись собственной кровью. Поднимаю с низкого столика заварник и немного печально вздыхаю, поглаживая его по круглому боку. На всякий случай еще раз спрашиваю: - Все же.. Не хотите ли выпить чаю? Было бы невежливо с его стороны отказываться второй раз. Кажется, он все же понял свою ошибку. Вытирая с рук кровь о заботливо протянутое мной полотенце, встает и немного криво улыбается. Разминает шею. Осколки моей любимой чашечки похрустывают в такт его движений. Укоризненно качаю головой.