Между "я" и "я"

Говорят, что глаза это отражение души. Мне не дано знать ответ, в конце то концов, тот «Я» от которого пойдет повествование имеет два разных взгляда на этот мир. Один из них, видел слишком много, чтобы пройти через ненависть и равнодушие, другой же продолжает цепляться за человеческие чувства, ненавидя всем своим сердцем, но и хоть это и странно еще рассчитывая на спасение. Признаться откровенно, было довольно занимательно жить иной личностью рядом с этим человеком. Наблюдать за его масками, выдаваемыми за истинное «я». Зачем я вообще задал ему тот вопрос? Да, черт его знает…. -В невозможности покинуть эту комнату, есть что-то привлекательное, ты не находишь? -Почему бы и нет? Тихо шуршит под ногами крошка от попранной белизны комнаты и хочется тихо посмеяться от нелепой ассоциации с временем кинутым в грязь, так как будто бы оно было не сокровищем, а нелепой игрушкой. Но лишь для того, чтобы многим позднее осознать, сколь ошибался. И желание разрядки смехом все нарастает, когда в глазах пленившего видятся те же чувства. -Оя, оя, неужели и здесь побывал Арахнид? – звучит чуть насмешливый, но со скрытой сталью голос иллюзиониста, а в глазах противника мелькает тень понимания и на не прекращающиеся улыбаться губы ложиться понимающая улыбка. -Самый большой страх иллюзиониста да? – и смех уже не сдержать, он звучит, набирая силу вовлекая в свое звучание еще один тон от того, кто стал ныне боле понятен. -Да, тут вы правы, но неужели и небо теряется в этих сетях? -Туман оседает каплями, небо скрывается за шелком оков. И уже не играет роли время года или погодные условия, коль ты попал в раздражающую паутину нелепых чувств. -Можно протянуть руку и ухватить за краешек, можно поверить и обрести желаемое, но чертова паутина порвется, если не приложить силы с обеих сторон. Как вы смотрите на то, чтобы сыграть на одной шахматной доске? -Сколь ни кажется мне странным твое предложение, но думаю, будет поздно отступать. -Думаю, вы правы, кто-то уже достал чашу Элохима, выливая в нее смесь из ядов и противоядий. -Радугой, этой проклятой радугой и не ясно, какой из слоев активируется раньше. Выбор судьбы. -Слепой выбор. + Я есть, я существую, молвил Бог, приводя в движения окаменевшую воду, что являла собой мир. Я сотворил сам себя из вод мира и подарю миру равновесие, но молчанием отвечало несотворенное и застывшее. И первый рожденный воспарил к небесам, что не носили названного нами имени, как и не существовали в нашем понимании. Бог сделал вздох и выдохнул такого же, как и он бога названного Шу, что означало воздух, и выплюнул ту, что стала первой влагой Тефнут. Но его дети потерялись в кромешной тьме, и Бог не знал, где они и что с ними. Тогда Бог вырвал свой глаз сотворяя волею своей яркое Солнце, что оградит и поможет. И солнце странствовало, пока не нашло детей Бога. По их возвращенью Божеством был сотворен змей, что разил врагов своей силой, будучи в отдалении. Время шло, и были рождены Небо и Земля. Бежали мгновения, и Бог научился гневаться, насылая молнии и пугающие ураганы. Но не бывает гнева без прощения, видя боль в глазах тех, кого он породил, он стал посылать спасительный дождь. Мир и покой… не дано длиться им вечно даже в первой семье, и приходит боль и предательство. Туман скрывать от родительского гнева детей, облака, в нелепой ревности скрывают небо от глаз жаждущих… Мир и покой да? А над ухом раздается насмешливое: -Шо-тян, пара закончилась – этот голос часто нарушает мерное течение мыслей, голос человека, что рассказал ему эту историю. Единственного друга, которого он не согласен делить не с материнской готовкой, не с нарциссизмом сестрички, что столь откровенно напрашивается на внимание лишь стоит ему пригласить друга на каникулы к себе домой. -Ран, успокойся – чуть хрипло после сна отвечает юноша, проглатывая первые буквы имени, рука привычно тянется к очкам, что еще в начале пары посвященной никому не нужным основам медицинских знаний. Ну, действительно, зачем вслушиваться в текст, если отлично известно, что за неправильно оказанную помощь срок будет больше, чем, если оставить пострадавшего одного? Если отлично известно, что ни черта ты не поможешь человеку с порванным горлом, разбитой головой и далее по списку. Черт, да в такой ситуации ему самому придется помощь оказывать, въевшаяся еще с детского возраста психологическая защита на манер психосоматической алгии вряд ли упустит случай свернуть его в биологический бублик. -Ран? Хм… забавно, мне нравиться – смеется друг, подхватывая зевающего парня и помогая выпутать очки из рыжих прядей, где те запутались на манер кокона. От Бьякурана раздражающе пахнет медикаментами, вот уж кто точно законспектировал все лекции о фармакологической составляющей лечения. И хочется стукнуть дурака, что, скорее всего опять просидел всю ночь, попивая зеленый чай, да закусывая кофеин-бензоат натрия, только ничего не поможет. Он все так же покивает, улыбнется, как умеет делать только он один и закупит себе еще пару пачек глюкозы с аскорбинкой. Но недовольство все же рождается на лице, и столь же быстро считывается другом, но тот не оправдывается, а с гордым видом надевает очки на нос Ирие и тянет из аудитории. – Знаешь, мне сегодня пришла в голову интересная мысль. -Хм? – звучит в ответ, но не для того, чтобы показать, что его слушают, тот и так знает, что его не оставят без внимания. Нет, лишь по той причине, чтобы подтолкнуть, все же лучший друг безумно любит различного рода игры, забывая изначальную цель и будто бы рождая в процессе диалога новую. Это привлекало, это бесило до чертиков, это дарило остроту. Ведь даже в настольной игре этот чертов Бьякуран умудрялся простроить стратегию с выигрышем и поражением, но так, чтобы при любом исходе у противника было стойкое желание взять реванш. -Много веков назад, ну это если верить мифам, жило три женщины носивших одно, и тоже имя. У каждой была своя судьба и две из них никогда не встретились, но знаешь, что Шо-тян? – Он зовет его так с лета, с тех пор, как познакомился с родными, дорогая сестра не могла отказать «этому очаровательному юноше» в показе старых фотографий, впрочем, как и мама, что присоединилась в процессе выбалтывая многие из «страшных тайн нашего Шо-тяна». А друг продолжает и тем, кто не знаком с ними обоими может показаться, что тот рассказывает сам себе, что его игнорируют или, что столь же глупое, но,…но всегда будет но. Такое как, например. Возможность услышать его везде, где бы, он не был, уловить этот беспокоящий запах, опознать фигуру. – Всю свою жизнь они шли одним путем. И Ирие застывает смотря в глаза Джессо ставшими на миг холодными глазами, тот же застывает и приобняв того за плечи тихо шепчет: -Еще рано Шо-тян, спи… - и едва ли не сразу же продолжает свою речь – Так вот, только представь себе, будто бы Хронос не был бы сослан и представь, что миров бесконечное множество, а где-то там уже есть мы с тобой. Как думаешь, мы и там вместе? – и Ирие Шоичи на мгновение задумавшись, мягко отвечает проводя по щеке друга: -Независимо от того, кем и как бы мы встретились, я не смог бы отвести от тебя взгляда – и, смотря в глаза, юноша не видит, как впиваются в ладонь ногти, образуя кровавые полукружия. Многим позже придет понимание вопроса, многим позже осознается и откуда на ладони бывшего друга маленькие шрамы в форме, так и не рожденной луны. + Если представить вечность, то пред глазами родиться пустыня, бесконечная, прекрасная, безмолвная и безразличная. Она была водой, была и пустошами. Моя душа похожа на эту вечность. Ей не дано стоять на месте. Кто-то сказал, что истина это неподвижное знание. Следственно истины не существует. Я давно не прислушиваюсь к подобным суждениям, совсем не такую правду ищу я на страницах книг или же историй. Там, я ищу самого себя. Былые возрождения, иные миры, что способны стать, как спасением, так и кошмаром. Раньше мне казалось, что моя пустыня окружена бесконечной стеной. Я не скажу, что был неправ. Совсем нет…просто считая так, я забыл, что у подобных стен часто нет купола и их покровом становиться небо. Мое небо. Победившее, принявшее, простившее, благодарившее… . Суровое, справедливое, благородное для позволивших себе мечтать, никчемное для тех, кто смотрит себе под ноги не думающих о собственной жизни, проживая ее на пролинованном листе в распорядке утро, день и ночь. -Если я должен стать таким, я разрушу Вонголу. Зачем были сказаны эти слова? Они лишь выбили последний камень в стене равнодушия. Нет, не разрушая границы, лишь создавая дверь, чтобы у странника в пустыне была возможность встретить других. Дверь чтобы выйти и чтобы вернуться, если таков будет выбор. Небо, разбившее на осколки и собравшее вновь воедино. Небо посмевшее ускользнуть будто бы скрываясь за стеной, но уже облаков. Облако и Туман. Оба лишь только вода и воздух, но лишь одному дано следовать путями небес, другому лишь попытки дотянуться. Но Туман и Облако слишком похожи. Лишь им дано сменять друг друга, лишь им суждено, будучи рядом быть в отдалении. Только они могут постичь ту печаль безответных скитаний. Облако и Туман родственны друг другу, и им трудно без своего неба. Пути иль стремления. + Сталь о сталь. Гордость о гордость. Молчаливая ярость во взглядах и тихий разговор многим позже у гроба их Неба. -Арахнид говоришь? – звучит голос, что, кажется, способен заморозить даже алкоголь. – Знаешь, ты прав. Паутинка растет год, за годом оплетая желаемый дом, руша города, страны, империи. Паутина, прозванная чертовой любовью. -Нет, Слепая любовь Кея. Слепая любовь под руку с безумием. -Пожалуй ты прав… ++ -Вай, кое-кто решил выбраться из своей лаборатории? – смеется друг, откидываясь на кресло и с чуть ленивой улыбкой окидывает взглядом едва ли не зеленеющего сейчас Ирие. – Я как вижу, ты прям, цветешь – но в ответ прекрасный, знакомый абсолютно всем жест, состоящий из оттопыренного среднего пальца и смех теряется под наплывов чувств и хочется самому себе приказать уснуть, но в голове лишь холодное «Да, Бьякуран-сама», да тиканье часов, что отсчитывают дни до пробуждения памяти. Тихо плещет вода в ванной комнате и вновь руки вжимаются в кулаки, хочется ворваться в комнату и поговорить, но нельзя. Каждый раз рождается новый Ирие Шоичи. Он никогда не уступает до конца, он борется, он ломается, он смеется, он меняется. Остается подождать, узнать, кто будет рожден, ведь возможно ничего и не случиться. Но нельзя малодушничать, нельзя уступать. А из ванны слышится плеск и тихое пение. А воображение рисует, как скользят капли воды по обнаженному телу, как устало откидывается голова, подставляя шею потокам воды. Как поцелуи мелькает мысль. Его солнце под поцелуями воды. Небо создали после Солнца. Без солнца никогда не родиться новый бог, потерявшись в изначальной тьме. Но единственное желанное солнце уходит раз за разом, ускользая. А предмет размышлений выходит из ванны, закутываясь в теплый халат с веселеньким рисунком из роботов и Бьякуран готов поставить на кон все что угодно против того, что этот халат подарок Спанера. -Завтра выходной – врывается в рассуждение голос Шоичи, привлекая внимание – пошли, прогуляемся. -Хорошо. Ложись спать, а то несчастный кактус стесняется, что не столь зеленый как ты. А ночью остается лишь закрывать собственное сознание от других «я», ведь завтра будет только твоим. Твоим и твоего Солнца, ведь столь не хочется делить этот день…даже с самим собой. + Стойкий запах машинного масла раздражает и хочется развернуться и уйти, но виноватый голос Ирие удерживает на месте. Черт,…возможно, стоило, и подглядеть за протеканием дня. Ведь даже в этом поломанном «я» удерживается осознание, что никакой романтики на автосборке невозможно, а этот маньяк роботов с упорством, что уже не раз проявлялся в иных мирах, выискивает какие-то запчасти. Но видимо Бог не столь жесток, и нелепая случайность помогает не только спастись, но и получить свою выгоду. -Прости Бъякуран – начинает друг, подбежав ближе и передавая какой-то сверток, что и играет свою специфическую роль, ведь полы данного сервиса, как и лаборатория этих маньяков, буквально завалены проводами о кои столь неудачно и запнется тот, делая попытку сбежать за очередной «очень нужной деталью». А итогом служит масляное пятно на одежде Бьякурана и крайне недовольное выражение лица Джессо, что подхватив Шоичи под мышки вытягивает того из столь неприятного здания. – Прости Ран – звучит очередное извинение. -Зато теперь нам известно, куда мы идем дальше – смеется юноша, таща за собой друга и подумывая, куда бы выкинуть столь нужную детальку, чтобы этого действа не заметил суетившийся рядом Ирие. -И куда? – спрашивает тот, отбирая запчасть и заталкивая ее в рюкзак -За новой одеждой, я не горю желанием гулять по городу пропахший машинным маслом. -Хорошо. Только покупать ее буду я сам, в конце концов, ты испачкался из-за меня – и Бьякурану хочется отказаться, но он отлично знает, что не сумеет отказать себе в слабости принять подарок от своего Солнца. И тот выбирает кипейно-белый свет. Выбирает, не зная других миров, не помня того, что когда-либо видели его глаза. Просто вручает со словами: -Белый цвет, это вся палитра радуги – и чуть краснеет, а болью приходит воспоминание о том, что Бог сотворил радугу, как договор с человеческим родом, что больше не будет Великого потока. Радуга, как символ надежды на новую жизнь. А рука ложиться на рыжие вихры лохмача их все сильнее, и хочется поступить, как другой «я» с другим «тобой», приковать к себе сломав волю, но он остался лишь с иллюзией своего солнца, с тем же успехом можно было отпустить, пользуя любого другого человека. Но нет…у того «я» гордости больше, чем чувства. Я подожду и приму решение самостоятельно. А до тех пор я буду носить белоснежные брюки и рубашки, столь похожие на те, что подарил мне он. Вечер подобно котенку вцепляется в краешек неба, натягивая, как покрывало на чистейший лазурит синеву ночи, а фонари освещают дорогу и холодом отсчитываются часы. А Ирие непонятно зачем убежал в аптеку. -Бьякуран – звучит спустя долгое время из-за спины, и оборачиваться не хочется, ведь для этого нужно отодвинуться от фонаря, а усталость уже укутывает своим одеялом, преднося лень и странноватую расслабленность. -Ммм? -Держи – в руку юноши вкладывают пакет, а губ касается что-то мягкое и чуть теплое, а уставший разум надеется, а губы приоткрываются, чтобы впустить нечто мягкое и… сладкое. -Шоичи, что это за гадость? – вскрикивает Бьякуран, смотря на посмеивающегося друга. -маршмеллоу и чтобы больше не ел таблетки. -Что? – непонимание в глазах и взгляд на упаковку в собственной ладони – Зефир? -Да – улыбается парень, подхватывая друга под свободную руку – в нем содержится много сахара, и у тебя не будет болеть голова. Следственно никаких таблеток. -Хм… ну предположим, сосудистую систему ты напитал, а как же ночи? -С таблетированным кофеином мы тоже что-нибудь придумаем – отмахивается парень, так и не осознав подоплеки вопроса. И уже в комнате, засыпая, он попросит друга рассказать какую-нибудь историю и тот, чуть грустно улыбаясь, что не видно в темноте комнаты начнет повесть мягким голосом. -Много лет назад, человеческие чувства решили поиграть в прядки. Они долго спорили, кто же будет водить, пока на эту роль не вызвалось Безумие. И их игра началась, но Безумие верно носило свое имя. Ему удалось найти все чувства и слегка исказить их, и лишь Любовь не могло оно найти. Безумие странствовало, пока не набрело на розовый сад, уже там Безумие услышало дыхание Любви. Оно забралось в цветочный куст и, раздвигая ветви, услышало вскрик. То и была любовь. Ветви поранили ее глаза и с тех пор Любовь стала Слепой, но Безумие не оставило ту, что разыскивало так долго. С тех пор и путешествуют Слепая любовь вместе с Безумием. -Ран? А где они странствуют? И где был тот сад? -Я не знаю Шо-тян – произносит Бьякуран, обещая самому себе, что он обязательно найдет ответ на этот чуть странноватый вопрос. - мне кажется, – раздастся спустя долгие минуты тихий голос Ирие - что странствуют они из сердца в сердце, а тот розовый куст был сомнениями и предрассудками. Но в ответ было лишь молчание и тихое дыхание погружающегося в объятья Морфея юноши. + Строить жизнь в границах иллюзорного восприятия интересно лишь в самом начале. После же нужно цепляться за каждый отблеск себя настоящего и каждый раз, новые цели будь то спрятать истину поглубже, или же наоборот вспомнить себя изначального. Иллюзионист это тот, кто верить в собственные творенья, иллюзионист это тот, кто четко знает, каков он и живет с этой истиной. Им нельзя сомневаться, в ином же случае мир может рухнуть. Эгоизм? Нет, не знаю. Ведь мир не более, чем творение разума. А разум это инструмент иллюзиониста. Но порой, как в старой, забытой и искаженной человеческими словами сказке, древняя чаша созданная спящим и проклятым богом заблуждающихся умов, оказывается наполнена мечтами и надеждами. А после? Когда это происходит уже не важно, кем и когда ты был, ведь жидкость в чаше выливают на доску, где подобно шахматной партии ведется игра, где цена уже давно не свободный разум. + -Странная жизнь. Ты не находишь Мукуро-кун? -Не менее чудные слова Джессо Бьякуран. -Ты веришь в сказки? -Я верю в то, что история повторяется. + Смотреть на потерянное и вновь обретенное столь же больно и радостно, как видеть радугу после очередной угрозы гибели всего мира, и не нужна ветка Мирры, ведь в карих глазах отражается столько эмоций и чувств, но главное это доброта и принятие, обещание следующего дня. А в разуме возникает гнев на мириады сотворённых иллюзий и хочется настоящего счастья, для себя одного и хочется отдаться на волю чувств, когда приходит осознание «Ошибку совершенную ранее можно обойти», а где-то там, далеко память вернется и к тому, кто стал виною и болью. К тому, кто ничего не совершал, но уже осужден. К тому, что сам себе обещает, что теперь не понадобиться не один из «я», ведь теперь оно лишь одно и с тихим смешком отправив в рот белоснежную пастилу, тихо оформит заказ на свои любимые цветы, что будут отправлены не менее любимому человеку. Что касается мальчишки, что вдохнет сладковатый запах цветов, то тот тихо рассмеется зная, что на этот раз пазл лег на свое место, что теперь можно будет ответить на ласковый поцелуй у дверей снежно-белого здания, где работает лучший друг, а не застыть вспоминая, едва увидев маленькую девочку выходящую из машины. Не отшатнуться, пряча глаза от застывшего соляным столбом предводителя погребальных венков и не проговорить запинающимся голосом, что слово за словом будет набирать силу, наполняясь гневом и холодом, скрывая боль: -Не нужно… Я никогда и так никогда не отведу от вас взгляда Бьякуран-сама. А у будущего диктатора, на мгновение мелькнет мысль о том, чтобы хоть силой, пусть на время, но подчинить себе этого человека, ведь ему не дано будет слова услышать, чуть хриплого со сна Ран, не прижать к себе расслабленного и смеющегося мальчишку после пар, не сыграть с ним в игру, не обмануть… + Гнев, ярость, спокойствие и тихий смех. Это не этапы осознание, не принятие, не…Да, черт возьми это лишь эмоции. Лишь только мысли о том, что игра еще возможна, что можно подчинить не ломая. Что можно…можно вернуть всю палитру чувств на его лице только для себя одного. Дать шанс? Предать? Схватиться в партии с другими игроками? Что ж….все возможно. Ведь приз даже не этот бесполезный мир, а мягкий смех и прижимающееся в истоме тело, легкие вскрики удовольствия в ответ на даримые ласки… . И что многим дороже тихое «люблю» от того, кто важнее всего. + Мягкий морской бриз плавно колыхал занавески скользя ласковыми потоками, по обнаженному телу, лежащему на мягком хлопке простыней, а на лице спящего была улыбка. Ведь даже во сне, он отлично слышал, как звучат клавиши под руками молодого человека сидящего рядом и обонял его запах. Многим позже, когда он проснется, будет задан вопрос, что уже не единый год тревожил сознание всех его «Я»: -Почему ты стираешь себе память? -Но ведь иначе наша игра заканчивалась бы слишком быстро? Но молодой человек слышит совсем другой ответ «Только солнце может сделать небо недосягаемым для других, скрыв его просторы от незащищенных глаз. А где-то далеко, в тени небольшого кафе, под тихий плачь виолончели, прозвучит тот же ответ, но услышавшие его прочитают сквозь строки «Туман и Облако слишком похожи, а Небо,…Небо не может без них, ведь лишь им дано уберечь от ошибок людей порожденных древним отцом».